Участники рынка - Pen Name

Входная дверь еще закрывалась, плыла к металлическому щелчку, шмотки веером летели по комнате, а Стас уже вставил рыжей, и каштановая, разгадав его жест, мигом приникла лицом к заднице и засунула язык в анус. О таком можно только мечтать. Такое редко случается и нет большего кайфа, чем осваивать одну невесту и ощущать язык другой у себя в заднице. Все трое двигались легко и слаженно, словно были давно и близко знакомы, и с детства, со школьной, мастурбирующей скамьи, привыкли угадывать желания друг друга. Ему даже не хотелось кончать, потому что нельзя было прерывать эту идиллию, мешать этому чуду. Он жил в них, над и под ними, и девчата своими животными ангельскими порханиями дополняли его мясистую, пахнущую духами и потом витальность…

Приятно было и то, что ничего не надо было им платить. Ему было не жалко денег, но девчонки запали на него по случаю, как это всегда и бывает, посмотрев на его тачку, костюм, лицо, манеры. То ли они были любовницами старичья, то ли сами зарабатывали на жизнь в модельном бизнесе, а может просто учились на родительские деньги – не важно. Чтобы получить женщину (двух) готовую отдаться без денег, надо эти самые деньги актуально иметь. Надо, чтобы это было написано у тебя на лице (а где ж еще это может быть написано?). А такая же херня за наличные или по кредитной карте была бы унизительна, факт выплаты вознаграждения свел бы все к банальному акту предоставления услуги, рыночному дерьму и лицемерию…

Они уже лежали по-другому, он зарылся носом в кисло-сладкие лепестки, держал в руках вздрагивающие ягодицы, его член был где-то далеко, с той стороны Луны, он рос там в кратере Венеры, колыхался в Море Влажности…

Выдохнув спермой в рот рыжей он отвалился на спину, поднес к губам чью-то ступню, закусил длинные пальцы. Как еще? Как? Все логически мыслимые варианты он уже попробовал. Ему лениво вспомнился сочнозадый трансик с взглядом испуганного олененка и длинной, расслабленной дудочкой – его первый… Что еще можно было присовокупить? Сдать собственную задницу в аренду детям гор или лоснящимся культуристам? Но его к этому не тянуло физиологически. Других мотивов тут быть не могло, только да или нет, хочу или не хочу, нравится и не нравится. У рожденных для счастья людей иных драйверов не было.

Девицы уже засыпали, по-детски посапывая, переплетя ноги, улыбаясь. Их волосы легкой неизвестной физике субстанцией рассыпались по подушкам – густой, источающей запах дорогой косметики, паутиной.

Он дошел до холодильника, кафельный пол холодил ступни, луна любопытным глазом лезла в окно, хотя самое интересное уже кончилось, идеально круглая, четким контуром вырезанная на безоблачном ночном небе. Холодный сок обжег горло, медленно сполз в желудок. Он сидел в кресле, поджав к груди ноги. Теплые девчонки спали в соседней комнате, но возвращаться туда пока не хотелось. Завтра утром он соберет вещички и освободит дом, в котором прожил почти семь лет. Ребята из агентства недвижимости начнут водить сюда потенциальных покупателей и гораздо удобнее, передав им ключи, пожить месяц-другой на съемной хате, чем сталкиваться нос к носу с алчным пришлым людом. Так и для дела лучше – купить незаселенное, без залежей грязных носков и измочаленных зубных щеток, помещение психологически гораздо проще.

Он сидел неподвижно, пауза была и в движении, и в мыслях, некоторое время он не думал вообще ни о чем, а потом, постепенно, стало возникать ощущение пустоты, словно внутри у него ничего не было. Поначалу это ощущение было даже приятным, оно словно опосредовало его от мира, освобождало, уводило во вселенную чистого разума… Опосредовало, в первую очередь, от собственного тела. Снаружи которого была кожа, под ней – мышцы и, наверное, кости, а еще глубже должны были быть так называемые внутренние органы, желудок, селезенка, сердце, в конце концов. Но там, похоже, ничего не было. По ощущениям, так сказать…

Его лицо (которое снаружи) было обращено к висящей на стене картине – репродукции Кандинского, или еще какого-то бессмысленного хуеплета. Стена была оклеена обоями или покрашена краской, бог весть, во всяком случае, она была приятного розового цвета и слегка топорщилась какими-то разводами, имела объемную фактуру. Это все было снаружи, как и холодильник, стакан с соком, кресло и пол, на котором оно стояло. Потом… и с этим «потом» было уже сложнее, потому что теперь он не зависел от времени, оно словно остановилось, и непонятно было, сколько обычного времени отделяет его «сейчас» от того момента, когда все началось, сколько времени длится это «потом»? Потом ощущения стали менее приятными, помимо нутра ощущение пустоты заняло мозг. Теперь он чувствовал себя перекати-полем, существом без роду, без племени, чем-то, что может говорить какие-то слова, может даже улыбнуться или встать, задрав ногу, и стоять так целую вечность, но ничего при этом не почувствует – ни в том, ни в другом, ни в третьем случае, потому что – нечем. Люди представлялись ему надувными куклами, манекенами, никчемно говорящими слова. Он ничего от них не хотел, и они не были ему нужны. Из него вылилась сперма и он был сыт, а раз так, то чего можно хотеть от людей, не разговоров же? Людям ведь нечего сказать друг другу, их слова просто средство получить от вас то, чего они хотят когда голодны и пока из них не вылилась сперма.

Конец ознакомительного фрагмента.