Как хорошо быть генералом - Сергей Абрамов

Но Истомин знал, что ни Сименона, ни Семенова он тут не найдет: не вчера родился. Он сразу порулил к полке с букинистическими книгами, потому что не раз случалось: отыскивал он на таких полках какой-нибудь милый поэтический сборничек, пропущенный им в столичной суете, или потрепанный журнал с хорошей повестухой, или непроданную книжку брата-писателя, что немало способствует подъему настроения. Вот и сейчас рылся он в пропыленных изданиях и вдруг напоролся на собственный сборник рассказов и очерков, изданный в прошлом году под броским названием «Днем с огнем». Название это было навеяно анекдотом про Диогена, который ходил среди бела дня с зажженным фонарем, искал человека. Истомин, значит, тоже, как древний философ, искал человека среди людей, определял его нравственные параметры, вовсю проверял моральным кодексом.

Тот грустный факт, что сборник кто-то прочел и поспешил сдать, несколько расстроил Истомина, хотя в отличие от многих собратьев по перу он не шибко обольщался собственной якобы вселенской популярностью, не очень верил всяким рецензиям, не считал, будто его книги поклонники рвут на части. И все же, и все же…

Под пронзительными взглядами продавщиц — что это так завлекло варяжского гостя? — он перелистал книгу и обнаружил в ней массу пометок, сделанных на полях толстым синим фломастером. Пометки читались буквально так: «Ха-ха!», «Вот те раз!», «Чушь собачья!», «Брэд» — через «э» оборотное. Но имелись и более гуманные: «Здраво!», «Ничего…», «Умеет думать!» Были и непонятные: «Козел!», «Прачечная», «Лена. 17-23-11». А в самом конце, на чистой последней странице была нарисована веселая хохочущая рожица — с носиком-пятачком, с чернильными точками веснушек, с двумя бантиками на макушке. К рожице были приделаны длинные тонкие ножки в больших ботинках с загнутыми носами, и все это венчала игривая надпись: «Финдиляка». Возможно, это был портрет автора пометок. А возможно, он так представлял себе автора книги. Но, с другой стороны, Финдилякой могла оказаться любимая женщина обладателя синего фломастера.

Гадать было бессмысленно, требовался поступок.

— Платить вам? — спросил Истомин любознательных продавщиц, протягивая им книгу и кровный металлический рубль.

— Нам, — сказали продавщицы хором, одна взяла рубль, а другая книгу, обе внимательно рассмотрели ее, ничем своих чувств не выдали, одна отсчитала Истомину сдачи двадцать копеек, а другая завернула книгу в бумагу и протянула с вежливыми словами:

— Спасибо за покупку, приходите еще.

— Это вряд ли, — сказал Истомин, взял книгу и вышел.

Честно говоря, он толком не знал, зачем ее купил. Вот разве что из-за пометок, чтобы на досуге изучить каждую, понять, к какой именно строчке она относится, увидеть за пометками неведомого читателя… Не исключено… Но настроение Истомина — и так неважное с самого начала, да еще подпорченное встречей с трактористом Валерой — совсем скатилось в минусовую область, замерзло там и съежилось.

По ритуалу полагалось прошерстить магазины «Обувь», «Галантерея — трикотаж», «Детский мир» и «Хозтовары»; но Истомину не хотелось толкаться у прилавков, бездарно тратить деньги, а решил он пройтись прогуляться, прошвырнутся по местному Бродвею, являющему собой часть магистрали Москва.

— Ярославль. Тем более что малость в стороне виднелся некий худосочный скверик, со скамейками, в этот дневной час не занятыми любителями народной игры в домино.

Истомин шел к скверику, ни о чем не думал, загребал мокасинами переславль-залесскую пыль, вот уже добрался наконец до липово-кленово-тополиной аллеи, как вдруг что-то выпало у него из-под мышки, где зажата была ценная для автора, но уцененная до восьмидесяти копеек книга. Выпало что-то и покатилось впереди, подымая облачко пыли.

Никак сдача, подумалось Истомину, никак двугривенный.

Но то был никакой не двугривенный, а нечто вроде апельсина, только синего цвета, — круглая голова на тонких длинных ножках в огромных ботинках с загнутыми носами. Голова приплясывала на ножках, кривлялась, радостно улыбалась и покачивала синими бантиками.

Автор полагает, что умный читатель уже догадался, что это был не кто иной, как вышеупомянутая Финдиляка. Истомин сразу решил, что она похожа на героиню какого-то мультфильма, на весьма добрую и конечно же положительную героиню: такая она была веселая, непоседливая, озорная на вид.

— Привет, Финдиляка, — сказал он.

— Здрасьте, дяденька, — пропищала Финдиляка. — Что это вы такой грустный?

— Заметно?

— Еще как!

Истомин плюхнулся на облезлую садовую скамейку, а Финдиляка устроилась верхом у него на коленке — этакий синий апельсинчик с ногами, существо фантастическое, не исключено — инопланетянин, загадочный обитатель неопознанного летающего объекта, незримо присевшего в окрестностях Переславля-Залесского.

Истомин, помнится, будучи в городе Париже в творческой командировке, смотрел нашумевший фильм про несчастного инопланетянина, гонимого взрослыми и обогретого лаской ребенка. Так тот, из фильма, вполне мог назваться дальним родственником Финдиляки: что-то у них общее было…

А что, собственно, общее? Только одно: никого из них в природе, в реальности, не существовало. Так, мираж, зыбь, пустая игра прихотливого воображения…

— Ты инопланетянка? — глупо спросил Истомин.

— Хорошо бы! — погрустнела Финдиляка. — Тогда бы я прославилась… Нет, дяденька, я просто рисунок. Смешной, верно? — И она опять заулыбалась в полрожицы: настроение у нее менялось мгновенно.

— Смешной. Кто нарисовал?

— Одна тетенька.

Вот тебе и раз! Значит, автор пометок на полях — женщина… Истомин еще больше расстроился: ладно бы мужик изгалялся — чего с него взять? — но женщина… Пренебрежение женщин Истомин переносил куда болезненней.

— Молодая?

— Что считать молодостью? — философски заметила Финдиляка. — Вот ты, например, молодой?

— Средних лет симпатичный мужчина, — похвастался Истомин.

— Ой-ой-ой, симпати-ичный… — иронически протянула Финдиляка, задрала ногу и почесала ею голову в районе банта. — Хвастунишка… А тетенька помоложе. Красивая-а-а!..

У Истомина появилось жгучее подспудное желание познакомиться с красивой молодой тетенькой.

— А она местная? — вроде бы невзначай поинтересовался он.

— Была местная. А потом уехала работать на остров Шикотан.

— А-а-а, — малость разочарованно пропел Истомин. — Чего ж она с книгами так обращается?

— Как так?

— Рисует на них. Слова всякие пишет.

— Не знаю, — помотала головой Финдиляка. — Понравилась, наверно. Или не понравилась… Да нет, скорее она о книге вовсе не думала, иначе бы меня не нарисовала.