Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали - Николай Петраков

В этом ракурсе совсем по новому звучат слова умудренной в перипетиях светской жизни Долли Фикельмон: «В это время Пушкин совершал большую ошибку, предоставив своей молодой и слишком красивой жене одной выезжать в общество. Она рассказывала ему все. большое, ужасное неблагоразумие». Пересказывать мужу уничижительные реплики императора в его адрес – занятие двусмысленное. С одной стороны, жена выступает в роли добросовестного осведомителя собственного мужа. С другой стороны – осведомителем манипулируют: ему говорят ровно столько, сколько должен узнать Пушкин, и даже подчеркивают: «Покорите его». Двойным агентом не всегда становятся по собственной воле; иногда в двойного агента превращают сознательно.

Вообще говоря, в функции двойного агента входит передача информации (или дезинформации) в обе стороны. И здесь ничего нет противоестественного. Например, сидя за ужином после танцев в Аничковом рядом с Натальей Николаевной, Николай Павлович спрашивает: «А что ваш супруг пишет вам, как его настроение, чем он сейчас обеспокоен». Трудно представить себе, что Н.Н. будет молчать как рыба или на ходу придумывать нечто несусветное, выкручиваться и врать, врать, врать. Тем более ей не понятно, а что собственно врать, а где можно говорить все как есть. Скорее всего Натали, как любой человек (и не только женщина), оказавшийся на ее месте, более или менее чистосердечно перескажет последнее письмо от супруга. Уверен, что многие пушкинисты твердо заявят: этого не может быть, потому что не может быть никогда. Тогда объясните непредвзятым читателям следующие факты.

10 мая 1834 г. Пушкин записывает в дневнике: «Несколько дней тому назад получил я от Жуковского записочку из Царского Села. Он уведомил меня, что какое-то письмо мое ходит по городу и что государь об нем ему говорил. Г. неугодно было, что о своем камер-юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностью. Но я могу быть подданным, даже рабом, – но холопом и шутом не буду и у Царя Небесного. Однако, какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать к царю (человеку благовоспитанному и честному), и царь не стыдится в том признаться – и давать ход интриге, достойной Видока и Булгарина! Что не говори, мудрено быть самодержавным!»

Как видим, Пушкин просто кипит от возмущения. Его унизили. Причем унизили вдвойне: вскрывают не вообще всю переписку, а именно его письма к жене, вторгаются в интимную жизнь. Какие, в конце концов, антигосударственные мысли могут быть в семейной переписке? Максимум что может быть сказано о личной приязни или неприязни к сильным мира сего. Очевидно, именно это и интересует царя. Отсюда и пушкинский гнев на него. 10 мая 1834 г. Пушкин уверен безоговорочно, что его письма вскрываются полицией. Но что-то происходит между 10 и 18 мая 1834 г. У Пушкина появляется какая-то информация, обескураживающая его до шокового состояния. Иначе чем объяснить содержание его письма, отправленного жене 18 мая: «Я тебе не писал, потому что был зол – не на тебя, на других. Одно из моих писем попалось полиции и так далее. Смотри, женка: надеюсь, что ты моих писем списывать никому не дашь: если почта распечатала письмо мужа к жене, так это ее дело, и тут одно неприятно: тайна семейственных отношений, проникнутая скверным и бесчестным образом; но если ты виновата, так это мне было бы больно. Никто не должен знать, что может происходить между нами; никто не должен быть принят в нашу спальню. Без тайны нет семейственной жизни. Я пишу тебе не для печати; а тебе нечего публику принимать в наперсники. Но знаю, что этого быть не может; а свинство уже давно меня ни в ком не удивляет».

Монолог потрясающ по своему психологическому накалу. Он обрамлен заверениями, что автор «не зол» на свою жену, что он не верит в возможность неблаговидных поступков с ее стороны. Но сердцевина текста – прямое обвинение жены в передаче подробностей переписки с мужем и вообще различных сторон семейной жизни третьим лицам (лицу). Пушкин пытается сдерживаться, быть непременно ласковым к дорогой женушке. Но слова «виновата», «мне больно», «публика – твои наперсники» прорываются и говорят о серьезности подозрений поэта. И, похоже, эти подозрения не связаны только с письмами, содержание которых странным образом становится известным царю (ведь Н.Н. в это время находилась в Москве и в Полотняном заводе), а с более широким кругом сведений, дошедших до Пушкина.

Скорее всего, мы никогда не узнаем, каким образом Пушкину стало известно, что его жену используют как источник информации. Но факт, что у него возникла версия о втягивании Натали, конечно помимо ее воли, в придворную интригу, где она может быть использована в качестве слепого орудия в руках людей, поднаторевших в светских играх.

Первая естественная реакция Пушкина на сложившуюся обстановку – вырваться из Петербурга, оставив и царя и двор с носом: нет человека – нет предмета для интриги. Уже цитированное выше письмо от 18 мая Пушкин заканчивает словами: «Дай Бог тебя мне увидеть здоровою, детей целых и живых! Да плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да удрать в Болдино, да жить барином! Неприятна зависимость; особенно, когда лет 20 человек был независим. Это не упрек тебе, а ропот на самого себя».

Пушкин понимает, что дело приняло серьезный оборот и надо действовать незамедлительно, пока «коготок еще не увяз» окончательно. И уже 25 июня 1834 г. подает официальное прошение об отставке на имя графа Бенкендорфа: «Семейные дела требуют моего присутствия то в Москве, то в провинции, и я вынужден оставить службу, и прошу Ваше Превосходительство получить для меня на это разрешение. В виде последней милости я просил бы, чтобы данное мне его величеством право посещать архивы не было от меня отнято».

Позиция Пушкина вполне логична: отпустите, но дайте работать. Если человек провел столько лет в ссылке принудительной, то почему ему не разрешить ссылку добровольную? Ну пришелся не ко двору, ну раздражаю, злые эпиграммы пишу, – давайте расстанемся как цивилизованные люди. Тем более это в порядке вещей: чуть кто зашалит или просто не приглянется – в деревню или на Кавказ (тогда еще до «философских пароходов» не додумались). А тут сам напрашиваюсь. Теперь давайте подумаем, почему царь поступает против всякой логики и не просто отказывает Пушкину в отставке, но заставляет его забрать прошение с извинениями? Официальная версия властей: царь был возмущен неблагодарностью Пушкина. Но если попался такой неблагодарный камер-юнкер, то, казалось бы, гони его в три шеи, чтоб духу его при дворе не было. Например, когда Николай Павлович одарил Сергея Безобразова своей любовницей княжной Хилковой, а тот, «неблагодарный», стал поколачивать свою новоиспеченную супругу, суд был скор и суров: Безобразова арестовали, лишили чина флигель-адъютанта, а затем сослали в действующую армию на Кавказ. Вся эта история произошла как раз в начале 1834 г. Место Любы Хилковой в спальне императора оказалось вакантным.