Юрий Коваль. Проза не по-детски - Ольга Ерёмина

Почему же протоку, ведущую от озера к озеру, местные жители называют не словом «протока», а иначе? Гидроним «Сухая Макарка» встречается в Астраханской области. Там он обозначает ёрик, один из рукавов в дельте Волги. Возможно, слово это понравилось автору, столь чуткому к языку, и он решил его использовать для обозначения протоки, которая не вполне протока.

Почему же она не вполне протока? И почему по ней много лет никто не плавал?

Сиверское озеро является частью Северо-Двинской водной системы. Внутри системы выделяется Северо-Двинский канал, соединяющий Шексну (часть Волго-Балтийского водного пути) и Сухону, приток Северной Двины. Замысел такого канала принадлежал Петру I, осуществлён он был в царствование Николая I.

Озёра Сиверской группы составляют часть Северо-Двинского канала, сложной системы шлюзов и каналов, ради постройки которых проводились различные работы по выравниванию и углублению дна. С середины XX века значение канала потеряно. Возможно, протоки, соединявшие когда-то различные озёра, Юрий Коваль и придумал именовать «макарками».

Итак, Сиверское озеро – реальность. Рядом с ним есть Покровское (Бабье) озеро, речка Поздышка и озеро Зауломское. Но таких название мы у автора повести уже не встречаем. Возможно, и Сиверское может не указывать на реальность, а просто отсылать нас к диалектному слово сиверко – «северный ветер».

Куда Макар телят не гонял

Глава IV. «Пашка и Папашка»

Встреча рассказчика у Коровьего моста с Пашкой, сыном монтёра Натолия, равна встрече с волшебным помощником, которых в сказке может быть несколько. Он ребёнок, и посему может непосредственно, свободно рассказать о том, что для взрослых – тема табуированная. Он рассказывает, как выглядит Папашка с Илистого озера: у него три головы: одна щучья, другая медвежья, третья человеческая. «Щучьей-то он рыбу жрёт, а медвежьей – лосей.»

Рассказывает, что в Багровом озере хозяева – бесы. Папашке, мол, в Багровое озеро не пролезь, макарка заросла. (Тут уж любой русский человек непременно вспомнит выражение «Куда Макар телят не гонял», обозначающее места гиблые и необычайно отдалённые.) И бесов Папашка не ест: они горькие.

Бесы – в них-то ничего особенного нет, обычные они. В христианстве это падшие ангелы, но здесь, скорее, толкование их более народное: это злые духи, населяющие внешние области астрала. А Папашка – хтоническое существо, из мира тех, кто изначально олицетворял дикую природную мощь земли, подземное царство. Хтонические чудовища – звероподобные оборотни. Сама земля в различных мистических традициях представлялась часто как подобная сущность. Трава – волосы земли, озёра – глаза, острова – её ноги.

А в Покойном озере плавают резвые покойники. Прямое указание на загробный мир. Мир духов, теней, куда надо проникнуть героям, чтобы спасти свою Персефону, захваченную Аидом. Вызволить из Кащеева царства Василису Премудрую, заколдованную Анимусом. Персонификацией заколдованной Василисы становится Клара Кубре, забывшая о своей женственности, ведущая себя как мужчина. И даже там, где она хочет быть женщиной, ей это не удаётся: роза на её торте слишком толстая и слишком розовая.

Напоследок Пашка – волшебный помощник – сын монтёра даёт важный совет скучающему по ухе рассказчику:

«– А ты раков налови, – сказал Пашка. – Здесь раков много. Вечером так и ползают по песочку».

Парсифаль и Гавейн сражаются с рыцарями

Глава V. «Рачья ночь»

Монтёр, подъезжающий на лошади, опять раздваивается. На этот раз на землю спрыгивает капитан-фотограф. И монтёр-проводник указывает на макарку, уходящую в глубину болота.

Капитан – воплощение мужской энергии – готов прорубиться или прокопаться через тресту. Серпом жать, как советует монтёр, то есть действовать по-женски, он не готов. И серпа у него нет, и выдирать с корнем ему привычнее, сподручнее.

Устами мальчика автор описывают мифическое существо – чарусью: «Торф-то мёртвый, но он чарусью родит. Она и сама из торфа, только живая. Бывают здоровые – быка проглотят. Есть и поменьше, чарусёныши, но тоже глотают».

Отец мальчика советует: «чарусью остерегайтесь, краешком плывите, не лезьте в серёдку, засосёт». По сути, он говорит, что необходимо пройти по лезвию бритвы, слышать вой и плач, но не обернуться, как не оборачивалась Василиса в заколдованном лесу.

Над монтёром тяготеет табу, и когда его прямо спрашивают о бесах в Багровом озере, он отговаривается: «Какие там бесы? Воет что-то по ночам».

Славянские сказки иногда начинаются присказкой: «ни далеко, ни близко, ни высоко, ни низко». Это точное описание мифа, живущего у нас в бессознательном. Вроде, он рядом с нами, стоит только руку протянуть, но как только захочешь его материализовать, он ускользает. Отчётливо это видит и рассказчик: усевшись на лошадь, «как-то хоть и медленно, а быстро всадник-монтёр и Пашка стали уходить от нас, не прощаясь, на высокий и крутой подымаясь берег». В этой фразе инверсия рождает певучесть русской стари́ны.

В этой же главе, когда раки с крестами наступают из глубины, мы видим вновь былинное нанизывание эпитетов и ситуацию «между»: «Двухклешнёвые, длинноглазые, угрожающе подбоченившись, с крестом, который хоть и не был различим, но угадывался, раки быстро окружали нас» (Курсив мой. – О.Е.).

Кто предупреждён, тот вооружён. Два героя, как Парсифаль в романе Кретьена де Труа «Чаша Грааля», неизбежно должны найти Замок Грааля, где хранится чаша с кровью Христа. Образ чаши вполне коррелируется с образом Багрового озера.

По пути Парсифаль, как и его товарищ Гавейн, сражаются и побеждают множество рыцарей. (Кстати, некоторые исследователи считают, что имя Гавейн этимологически связано с русским корнем говяд-, то есть Гавейн – Коровий сын.)

Рассказчик и капитан-фотограф сражаются с рыцарями, явленными в образе раков: «Присев на хвост, он поднял плечи, а клешни наклонил косо, чтоб удобней было хватать и рубить. Грозен и готов к бою был его вид – пальцы мои ничуть его не смутили. ‹…› Повёл руку в обвод, но рак – чёрный рыцарь – обернулся на хвосте, заметив мой нервный манёвр. ‹…›

Рыцарь рубил клешнями воду, щекотал и кромсал ладонь».

С тревогой два путешественника заметили у простого рака на хвосте крест.

Первого крестоносца поймал рассказчик, затем, обернув руку полотенцем, полное ведро наловил капитан.

Теперь надо было их сварить и съесть. Символически это означает получить силу и доблесть этих рыцарей, чтобы выполнить задуманное.

Николай Смирнов добавляет, что тут мы видим прямую аллюзию ситуации, описанной в романе Ефремова «Туманность Андромеды», где в мире мрака Железной звезды – тоже своего рода мира смерти и преисподней – таинственные чёрные кресты не дают звездолётчикам приблизиться к блистающему серебром спиралодиску из соседней галактике. Спиралодиск может быть вполне соотнесён с Чашей Грааля, а кресты – с грубой маскулинностью, пленившей феминность мира.

Пограничники

Глава VI. «Казбек раков»

У главы этой два трансперсональных зерна. Первое – это ощущение близости, некоего вторжения космоса как изначальной мировой субстанции, которое испытывает рассказчик: «Не раков и не рыцарей в багряных теперь доспехах напомнили мне они, а жителей планеты Сатурн, космических пришельцев, которых мы с капитаном по глупости наловили, сварили и приготовились есть».

Заметим, что настоящим ракоедом капитан называет небезызвестного Петюшку Собаковского, волшебного помощника, не чуждающегося роли шута, клоуна. Ему неважно, как он выглядит, важно, что он запускает новые процессы.

Можно ли «рубануть и пришельцев, если они съедобны»? На этот вопрос капитан отвечает парадоксом, разом переворачивая песочные часы размышления:

«– Не, нет, – бормотал капитан, чмокая и хрустя. – Это мы с тобой пришельцы. А раки не пришельцы. Они скорее пограничники, охраняющие подступ к Багровому озеру. А раз мы пришельцы, а они раки, так какого чёрта? Чего тянуть?»

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Переляева Ж. Тёплый свитер грубой вязки // Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля. М., 2013. С. 461.

2

Джонсон Р.А. Он: глубинные аспекты мужской психологии. http://jungland.net/robert_aleks_djonson_on_glubinnye_aspekty_mujskoy_psihologii