Юрий Коваль. Проза не по-детски - Ольга Ерёмина

Сначала Клара Курбе и Петюшка не замечают принесённого граммофона, обратив всё внимание на лодку, и герой понимает, что лодка мешает и Орлову, и Шуре, нарушает их замыслы: «…лодка оказалась бельмом в глазу сразу у двух человек».

Шуре удаётся перевести стрелки внимания на граммофон. Все слушали «Амурские волны», и «Шура-милиционер купался в лучах граммофонной славы».

В начале главы «Люди в шляпах» Клара ведёт себя ожидаемо, подчиняясь маскулинности мужчин: «Чудовищная чёрно-красная труба-воронка буквально всосала в себя Клару Курбе, и Шура-милиционер сиял, направляя раструб на девушку».

Орлов испытывает некую ревность и путём невинной манипуляции (Шура «попадается на удочку») переводит разговор на скульптурную группу. Её подтаскивают поближе.

Клара произносит, «задумчиво улыбаясь Орлову»: «Какой интересный замысел!» И Орлов сразу оживляется, предлагаю подумать, что у каждого члена скульптурной группы свой внутренний мир.

Автор в тексте не указывает, сколько в этой группе человек. Но на рисунке, сделанном Юрием Ковалём, в этой группе четыре человека. Столько же, сколько мужчин собралось в этот вечер в мастерской. Все они в шляпах, то есть старательно закрывают свой внутренний мир от других. На рисунке трое беседуют, один отвернулся, но глядит на троих краем глаза. А краем глаза, как мы позже узнаем, как раз можно увидеть самое главное! Скульптурная группа – проекция описанной встречи.

Когда все «вперились» (а надо сказать, что особую силу этим главам сообщают выразительные глаголы), да, «вперились» в носатого члена, «размышляя, какая в нём может происходить такая уж борьба», Клара вдруг проявляет совершенно не то, чего от неё ожидали, – маскулинность!

В каждом человеке обязательно присутствую и маскулинность, и женственность, и Анимус, и Анима. Способность спорить, доказывать, отстаивать своё мнение – качество маскулинности. Заявив, что под шляпой персонажа происходит непростая «борьба неба и земли», Клара повергает мужчин в изумление: «Все замерли, и Орлов растерялся, не ожидая, видно, от девушки такой силы взгляда. Милиционер же художник отчётливо остолбенел».

Когда же Клара заявила, что под третьей шляпой происходит «борьба борьбы с борьбой», то «таинственнейшие слова совершенно ошеломили милиционера-художника и художника Орлова».

Тут надо сказать о необычном сочетании имени и фамилии, которыми автор наградил девушку. Клара – имя в русской культуре нечастое, но, в принципе, не столь необычное. Более необычна фамилия – Курбе.

Если мы поставим ударение на второй слог, то вспомним Гюстава Курбе, французского художника, бывшего завершителем романтизма и начинателем реализма, а затем главой реалистической школы. Он считал конечной целью искусства передачу голой действительности и жизненной прозы. При крайней реалистичности живописи её задачи в конечном итоге с развитием техники выполняет фотография, она как бы съедает живопись. (Кстати, чуть позже вслед за живописцами в повести появляется именно фотограф.)

Если мы ставим ударение на второй слог, то фамилия эта в некотором смысле роднит Клару с художниками, не случайно она оказалась в мастерской.

Попробуем поставить ударение на первый слог.

На карте Ярославской области есть село Курба – одно из самых больших и древних русских сёл Ярославской области. Оно расположено на берегу речки Курбицы. Это древняя вотчина знаменитых князей Курбских. В нём три церкви, одна из них выдающейся архитектуры – Казанской иконы Божьей матери. Село находится всего в двадцати километрах от Ярославля, и Юрий Коваль, неоднократно проезжая Ярославской дорогой на Вологду, наверняка знал об этом историческом месте.

Взять название старинного русского села, изменить в нём одну букву на конце – и вот перед нами странная фамилия, и никогда не угадаешь, какому народу она принадлежит. Символически она при сохранении основы указывает на отрыв от традиций, от народных корней. Женщина теряет свои женские качества и ведёт себя как мужчина.

Неожиданное проявление Анимуса женщины заставляет Орлова искать поддержки у забытого друга. Друг же переводит разговор на лодку. Клара, только что ощутив себя хозяйкой положения, не желает отказываться от этого статуса и, заявив, что в образе лодки тоже борьба («лёгкое борется с тяжёлым, и тяжёлое побеждает»), совершает неожиданный поступок:

«Перешагнув через борт, Клара вдруг плюхнулась на капитанское место.

Этого я стерпеть не мог.

– А ну-ка вылазь! – крикнул я, вскакивая.

Потрясённая моим тоном, Клара оглянулась на Орлова.

– Вылазь. Вылазь, – повторил я. – Вылазь без борьбы.

– Он хозяин, – развёл руками Орлов. – Раз говорит «вылазь», значит, вылазь».

Анимус Клары сталкивается с резким, неприкрытым вуалью приличия проявлением маскулинности героя.

В Кларе требование вызывает резкий протест – и в то же время её феминная часть исподволь попадает в ловушку: она искала как раз ярко выраженный Анимус в мужчине, и её собственный Анимус выступал в этом случае как провокатор. Женственная её часть заинтересовывается, но до осознания этой заинтересованности должно прийти время. Пока же на игровой доске – пат. Волшебный Помощник (Петюшка Собаковский) патовую ситуация превращает в трамплин для нового проявления характеров: «…а как называется твоя лодка?»

Далее три главы подряд именуются «Самое лёгкое название в мире», вторая и третья с добавлением: «Продолжение» и «Окончание». На протяжении трёх глав герои придумывают имя Лодке. И это правильно, не зря же капитан Врунгель пел:

Как вы яхту назовёте,Так она и поплывёт.

В разговор постепенно вступают все присутствующие в мастерской, и он обнажает суть каждого. А рассказчик видит подоплёку любого движения ещё более ярко, более резко. Клара не просто звякает в стакане ложкой – она звякает ею «замкнуто». Петюшка не просто молчит, он «выращивает в голове лёгкое название». Милиционер молчит, ибо ему не хочется терять «золотое место в сердце Клары». Кларины взгляды и «золотые места» начинают раздражать Орлова. Каждый жест и даже оттенок жеста имеют значение в общении людей, даже то, что, услышав имя «Эхо», рассказчик от волнения подлил Кларе чаю. Но в конечном итоге творческий процесс поиска лёгкого названия всех захватывает и объединяет. На короткое время. Потому что мужское сражение за внимание девушки продолжается.

Орлов предлагает действительно оригинальное название – «Эхо». Имя нимфы.

Петюшка – название из двух гласных, звучное и необычное: «Ау».

Клара, вступая в разговор, привносит лишь банальности: «Привет» и «Мечта».

Милиционер не к месту «хрукнул», ухмыльнувшись, и «с громом и треском рухнул из сердца Клары на грязный пол». Постепенно все герои рухнули в её глазах, и Клара попала в глупое положение: в обществе четырёх мужчин она ни на кого не могла смотреть.

«Отвага и безумие шевельнулись» в глазах Шуры, и он решился на отчаянный шаг – фактически признался Кларе в любви:

«– Если б у меня была лодка, – тихо сказал он, – если б у меня была лодка, самая лёгкая и самая лучшая в мире, я бы назвал её «Клара»».

Это признание – кульминация встречи в мастерской. После него автор делает то, что называют лирическим отступлением, и передаёт размышления героя о «лодочном» слове. Постепенно приходит осознание: а что же, собственно, сделал Шура, милиционер-художник-любитель? Подчёркиваю: он не был профессионалом, он был любителем. Все члены скульптурной группы – в шляпах, то есть во власти своих сложившихся, в том числе под влиянием профессии, представлений (современные психологи используют термин «профессиональная деформация личности»). Душевный их мир – под шляпами, скрыт. А Шура в этот момент снял свою шляпу, обнажил свой внутренний мир, распахнул его перед всеми, впустил в него чужие взгляды:

«После того как милиционер сказал своё слово, в комнате стало тяжеловато. Все немного задохнулись, почувствовали тяжесть на плечах. Керосиновые лампы потускнели, начали коптить».

Стало невозможно не осознавать своей «подшляпности».

Рассказчик совершает символический жест – открывает форточку. В комнату входит запах недалёкой уже весны, разгоняет «коричневый керосиновый туман», то есть иллюзию уюта и искусственно созданной якобы творческой атмосферы. Почему иллюзию? Потому что там, где суть общения в борьбе амбиций и маскулинности, творчество тает, отступает. Оно в сочетании, соитии маскулинности и феминности, Анимуса и Анимы. Иначе – «борьба борьбы с борьбой».

Запах весны осеняет героя, и он замечает главное: «…лодке здесь, в мастерской, неуютно. Она и вправду никак не соединялась с граммофоном, и все эти разговоры насчёт названия ей неприятны». Свежий воздух заставляет героя прислушаться к своей Аниме.

Милиционер неожиданно произносит то, о чём молчали собравшиеся. Он говорит герою: придумывай название сам, «чтоб мы все знали, на что ты способен». Вот истина: придумывание названия несёт в своей основе не подлинный поиск, это вынесенная вовне, в беседу, возможность показать перед другими свои способности.