Огонёшка - Маргарита Константиновна Агашина

И от этого в желудке

Разведутся незабудки.

Больше я уж терпеть не могла и сказала, что напишу про эти незабудки в стенгазету. Талка сказала: «Пиши, куда хочешь! Всё равно альбомы не бросим. А то состаримся, и вспомнить нечего будет». И тут наша тихая Наташа как закричит: «Это моей-то бабушке вспоминать нечего? Да она в войну партизанкой была, в разведку ходила! У неё три медали, если хотите знать». А Талка сказала: «Вот видите: в жизни всё бывает. Сначала альбомчики, а если надо — так и в разведку. И ты, Инка, не думай. Если надо будет, так и мы, как Наткина бабушка, и в разведку, и куда хочешь. А альбомы — это ведь так, с тоски».

Это я и сама знаю. С тоски ещё и не то бывает…

Про бабушку мы потом сказали Антошину, что надо её позвать в отряд, про партизанство рассказать. Он сначала вроде обрадовался. А потом поглядел на своё соглашение и вздохнул. И ничего нам не сказал. Ни «да», ни «нет». Боится говорильни. По-моему, он и сам не рад этому соглашению. Наверно, понял, что небывалые дела так просто на дороге не валяются. Да уж куда теперь деваться, когда про эти дела на всю школу раструбили и на стенку повесили?

7 октября

Сегодня я шла из школы и видела — летит высоко-высоко маленький белый самолётик.

А за ним по небу белая дорожка. А небо — синее-синее! Ох, как бы я хотела вот так полететь высоко-высоко! И чтоб за мной — белая дорожка… Говорят, девчонок в реактивную авиацию не берут. Счастливые мальчишки — везде их берут. И за что только им такое счастье?

…Конечно, не все же мальчишки такие, как наши. Ведь и Гагарин тоже бывший мальчишка.

Шла и про стихи совсем не думала, а пришла домой — и получились стихи:

И летят корабли реактивные,

И рукой не достать и не догнать.

Только наши мальчишки — неактивные.

Неужели им не хочется летать?

А дальше пока не получаются…

* * *

Это были такие бусы, что смотреть их бегала вся школа! Даже десятиклассница Лия Канатюк — мастер спорта, чемпионка города по художественной гимнастике, — и та остановилась перед Катей, когда шла из спортзала.

— Ты подумай, живые жёлуди! — Лия дотронулась пальцем до Катиного ожерелья. — Дай померить!

Катя с радостью сняла бусы и протянула их Лие. Нитка светло-коричневых, словно точёных, желудей обвилась вокруг загорелой Лииной шеи. И загар сразу стал ещё темнее, и ещё красивее стал овальный вырез голубого чемпионского трико. Девчонки, столпившиеся вокруг, ахнули от восторга. И Катя великодушно предложила:

— Хочешь, подарю?

— Спасибо! Это сейчас так модно! Только… а как же ты?

— А я себе ещё сделаю! — сказала Катя. — За Волгой желудей — хоть пруд пруди.

Как только Лия с Катиным ожерельем на шее скрылась в раздевалке, Тала Стрепетова сказала:

— Слышали? Это сейчас модно! Кто за Волгу после уроков? Пока никто другой не догадался!

Девочки решили ехать все: завтра суббота, уроков задано немного, а за Волгой осенью так хорошо! Да и бусы из живых желудей — это тоже заманчиво! Но к пристани в условленное время пришли только трое — Тала, Катя и Инна Вострикова, которая после Роберта Рождественского больше всего на свете любила осенние заволжские леса.

…Быстро бежал вниз по Волге белый речной трамвайчик. Над кормой негромко похлопывал на ветру выгоревший за лето флаг, шумным веером расходились за бортами тёмные широкие волны. Проплывали мимо бакены, поросшие ивняком острова, дачные домики в дубовых рощах.

На белой песчаной косе, поджав одну ногу и убрав под крыло носатую голову, стояла одинокая цапля.

— Почему, интересно, она не улетела? — спросила Тала.

— Ей кто-то крыло перебил, — ответила Катя. — Я эту цаплю знаю. У нас тут дача рядом, на эту косу мы купаться ходили. Цапля тут с самого лета живёт.

— А зимой как же? Замёрзнет?

— Нет, её ребятишки хуторские в школу возьмут. Тут, на острове, хутор есть, а в нём школа… Эти ребятишки тоже жёлуди собирают.

— Смотри ты, хуторские, а тоже знают, что сейчас модно!

— У тебя, Талка, только и есть в голове, что моды! Они не на бусы собирают, а в совхоз.

— Зачем?

— Лето жаркое было. Травы сгорели, с кормами будет трудно. Так сказал один знакомый бригадир. Он с папой на рыбалку ездит. Жёлуди, говорит, отличный корм птице, свиньям, всяким там индюкам…

— А больше он ничего не сказал, твой знакомый бригадир? — привстав с места, спросила Тала.

— Ещё он сказал, что на жёлуди такого урожая уже сто лет не было! Ни один старик на хуторе, говорит, не помнит такого желудиного года…

— Так! — крикнула Тала, у неё засверкали глаза. — Пусть у меня в голове одни моды, это все знают! Но в твою-то голову всегда приходят гениальные идеи! Катенька, как же ты не додумалась? Ну, Инка, ты свидетель: эта желудиная идея пришла в мою голову!

Тала приблизилась к Инне и, замирая, проговорила:

— Мы наберем вагон этих желудей! Два вагона! Всем свиньям год не съесть, вот сколько наберем…

— Ура! — тихо сказала Инна.

— Ура! — подхватила Катя.

В это время трамвайчик подошел к пристани и мягко ткнулся в её смолёный борт. Тала покачнулась, с размаху плюхнулась Инне на колени и тоже шёпотом сказала:

— Ура! Пошли к бригадиру…

…Девочки быстро шли по узкой тропинке, протоптанной за лето дачниками в светлой дубовой роще. Под дубами, в сухой траве и в пыли, валялись жёлуди. Было по-осеннему тихо в этой прибрежной роще. Только изредка перекликались бродившие от дерева к дереву ребятишки с ведрами в руках. И было слышно, как жёлуди крепко стукались о стенки вёдер.

Тала бежала впереди всех и кричала:

— Да что их не собирать? Их тут как насыпано!

Она горстями хватала жёлуди с земли, совала их в карманы платья, бросала в вёдра ребятишкам, если те подходили поближе к тропе. Катя и Инна тоже не могли удержаться и стали собирать жёлуди. Катя сказала:

— Ты, Талка, не бегай попусту. Бригадир далеко живёт, еще устанешь.

— А я не могу не бегать! Я сегодня такая счастливая! Как хорошо жить, когда в голову приходят идеи!

Тала опять хватала на ходу жёлуди, целовала их и приговаривала:

— Желудочки, родненькие, спасибо, что уродились! Мы теперь из-за вас бешек обгоним…

Катя и Инна смеялись, глядя на подружку. А Тала опять поцеловала самый красивый