Золотой город - Наталия Осояну

— Стоять! — Квартирмейстер схватил его за шиворот, помог удержаться на ногах, а потом отвесил хороший подзатыльник. — Парень, ты пьян? Если нет, то почему шатаешься?

— Простите, сэр, — пробормотал юнга, потирая голову. — Я нечаянно.

— Нечаянно ты можешь только… — Рэнсом осекся, изумленно уставившись на ремень с ракушками, который мальчик нацепил на руку. — Это что такое? Откуда ты взял эту штуковину?..

Юнга честно рассказал, что нашел ее на полу возле камбуза, но не стал уточнять, какие обстоятельства этому предшествовали. Квартирмейстер заставил его снять украшение и отпустил, хотя Кит уже готовился получить взбучку.

Холфорд, увидев очередной амулет ведьмы с острова, болезненно поморщился и тут же нашел разумное объяснение:

— Кто-то из наших подобрал его, — предположил он. — А потом уронил.

Квартирмейстер вопросительно поднял брови:

— Ты бы подобрал, Фрэнсис, после всего, что мы там видели?

— Не знаю! — раздраженно бросил Холфорд. — Сообщи мне, если найдешь что-нибудь еще в этом роде, а я пока подумаю.

Он не был уверен, что на этом все закончится. И действительно, уже через час нашлись еще два амулета, причем в таких местах, где вряд ли кто-то мог обронить их случайно. Один ремешок с пучком перьев висел на кормовом фонаре, а другой был прицеплен к кабестану, с помощью которого поднимали якорь. Допрос, устроенный Рэнсомом, привел к тому, что вскоре пираты поняли: на «Нимфе» происходят странные вещи! И поскольку легенду об острове Ведьмы знали все, моряков охватило тревожное предчувствие.

На горизонте показалось облачко — сначала одно, затем откуда ни возьмись выросли еще три. Подул норд-вест, крепчавший с каждой минутой, а на волнах появились белые барашки. Начинался шторм, и на «Нимфе» все пришло в движение. На ближайшие несколько часов пиратам предстояло забыть обо всем, кроме борьбы за свой корабль и свои жизни. Холфорд даже немного обрадовался шторму, словно тот мог смыть неудачи и ошибки последних месяцев.

Но вышло наоборот: когда буря утихла, оказалось, что грот-мачта «Нимфы» треснула. Поломка была несерьезной, и все-таки из-за нее бриг сильно замедлил ход, что делало угрозу опоздания еще более реальной, чем раньше. Понаблюдав какое-то время за работой корабельного плотника и его подручных, Холфорд вдруг почувствовал, что его трясет от холода. А ведь солнце светило так же ярко, как и перед штормом…

Он посмотрел на свои руки и увидел, что они дрожат.

4

Холфорд скрывал свое состояние еще трое суток и признался во всем Рэнсому, только когда стало совсем невмоготу. Таинственный попутчик все это время не знал отдыха: еще семь связок из перьев, косточек и раковин обнаружились в разных местах, и с каждым новым амулетом пираты мрачнели все сильнее. Молодой Мэтью Уотсон, отстоявший ночную вахту, клялся потом, что видел идущую по волнам женщину с длинными распущенными волосами, которые развевались по ветру, как пряди паутины.

Над Мэтью даже не пытались шутить, потому что втайне многие верили, что у событий последних дней нет и не может быть иного объяснения, чем колдовство. Как-то утром прямо возле штурвала нашлась даже глиняная индейская трубка, чей хозяин так и остался неизвестным. Рэнсом рвал и метал; он устроил обыск, хотя сам точно не знал, ищет ли ведьму или шутника, который мастерит все эти штуки; он стал подозрительно поглядывать на индейца Бена, но метис был, как всегда, невозмутим, и догадки квартирмейстера о его возможной причастности к происходящему не подтвердились.

У капитана не было сил следить за всеми этими удивительными событиями. Его бросало то в жар, то в холод; руки так дрожали, что он не мог удержать стакана, не пролив при этом половины содержимого. Однако хуже всего был смех — тот самый смех ведьмы, что раздавался на проклятом острове. Пират слышал его в шуме ветра, в скрипе корпуса и мачт, а еще иногда смех раздавался в его каюте, причем в совершенной пустоте.

— Дай руку, — попросил Рэнсом, выслушав сбивчивый рассказ капитана.

Холфорд, немного удивленный такой просьбой, повиновался — и через секунду обнаружилось, что он не может пожать ладонь квартирмейстера. Пальцы не слушались, не желали сгибаться, а саму руку и немногим позже все тело охватила странная слабость.

— Что со мной такое? — спросил Холфорд, стуча зубами от холода. — Я умираю?..

Рэнсом вместо ответа позвал юнгу и велел привести врача. Коул, вопреки обыкновению, оказался трезв. Так, Холфорду показалось сначала, что это была удача, но вскоре выяснилось, что старый доктор, даже не будучи пьян, не способен разобраться в симптомах, которые не похожи на то, с чем ему уже приходилось сталкиваться за годы морской жизни. Раны, колотые и резаные, ампутация конечностей, даже трепанация черепа — с этим он мог справиться, но желтая лихорадка и ей подобные хвори, вызванные невидимыми причинами, повергали доктора в отчаяние. Он приложил черную трубку стетоскопа к груди Холфорда, долго прислушивался к хрипам в его легких, вздыхал. На его бледном, похожем на непропеченный блин лице застыло выражение покорности и страха. В конце концов, капитану это надоело; он приказал Коулу сделать хоть что-нибудь — и хирург не нашел ничего лучше, как отворить ему жилу и пустить кровь.

Что было дальше, Холфорд не запомнил: он потерял сознание еще до конца процедуры. Рэнсом потом рассказал ему, что Коул сидел рядом, с унылым видом размышляя о чем-то своем, пока не убедился, что на лице больного вновь появился румянец, а дыхание сделалось ровным и глубоким. После этого доктор сообщил квартирмейстеру, что больше ничего не может сделать, и ушел к себе в каюту.

Утром выяснилось, что он исчез.

Случись такое неделю назад, пираты не сомневались бы в том, что Коул допился до чертиков и выпал за борт, потеряв равновесие, или даже сам сиганул в воду, вообразив спьяну, что находится где-нибудь на берегу, а не на корабле посреди открытого моря. Но теперь все они окончательно уверились в том, что индейская ведьма действительно пробралась на «Нимфу» и намерена от безобидных шалостей перейти к мести тем, кто потревожил ее покой. Сохранять спокойствие пиратам становилось все труднее; предчувствие надвигающейся беды овладело всеми без исключения.

Таинственный попутчик, согнувшись в три погибели, лежал в потайном отсеке трюма, прислушиваясь к потрескиванию корпуса, плеску воды и крысиному писку. Он не чувствовал ни голода, ни холода и готов был вытерпеть что угодно ради достижения своей цели… До этого было далеко, но с каждым мгновением она становилась чуть-чуть ближе. На посиневших от холода губах играла мстительная улыбка…