Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга третья. Январь 1943 – январь 1944 - Геннадий Леонтьевич Соболев

свыше 20 тыс. военнослужащих, 129 орудий, 115 автомашин, танкеток и тракторов[113]. По личному распоряжению Сталина в октябре были вывезены из Ленинграда станки и оборудование заводов, занятых производством танков и противотанковой артиллерии, в первую очередь Кировского и Ижорского заводов, а также их квалифицированные рабочие и инженерно-технические кадры. Из состоявшегося 4 октября 1941 г. разговора по прямому проводу Сталина со Ждановым и Кузнецовым видно, что председатель ГКО, озабоченный скорейшей эвакуацией важнейших ленинградских оборонных заводов, даже не поинтересовался положением дел в блокированном уже месяц Ленинграде, а его руководители не осмелились обратиться к нему ни с одной просьбой[114].

Между тем продовольственное положение осажденного Ленинграда становилось все более угрожающим. На начало октября 1941 г. город располагал немногим более 20 тыс. т муки, 1 тыс. т ржи, 3,5 тыс. т овса, 0,5 тыс. т ячменя, около 10 тыс. т различных примесей (соя, отруби, жмых и солод). Исходя из этих запасов, Военный Совет Ленинградского фронта установил с 1 октября 1941 г. новый лимит расходования муки на день – 1 тыс. т, или вдвое меньше, чем в сентябре. Из них 247 т предназначались для фронта, 65 т – для флота, 587 т – для населения Ленинграда, 51 т – для населения Ленинградской области. В этом постановлении обращает на себя внимание непропорционально высокая доля мяса и жиров, выделенная «для закрытых учреждений и общественного питания» – 49 т и 19,6 т в день, в то время как всему населению Ленинграда и пригородов полагалось соответственно 72 т и 15,5 т[115].

В октябре 1941 г. дневная выпечка хлеба по сравнению с сентябрем 1941 г. сократилась почти в 1,5 раза и составляла 1092 т в день. Значительный припек хлеба достигался в это время за счет использования самых различных примесей – жмыха, соевой муки, ячменной мучки, кукурузы, обойной и рисовой пыли и др. Запасы муки продолжали уменьшаться. В справке, составленной 17 октября 1941 г. для А. А. Жданова, секретарь городского комитета партии П. Г. Лазутин и заведующий городским отделом торговли И. А. Андреенко сообщали, что остаток муки, включая и заменители, составлял 17 105 т, что с предполагаемым поступлением в ближайшее время еще 2500 т муки могло обеспечить при ежедневном расходе 920 т муки в сутки потребности населения блокированного города, войск Ленинградского фронта и Балтийского флота на 21 день, т. е. до 6 ноября 1941 г. включительно. Крупы и макарон имелось на 17 дней, мяса и мясопродуктов – на 15 дней, жиров – на 37 дней, сахара и кондитерских изделий – на 42 дня[116]. Эти продукты, полагающиеся ленинградцам в минимальных размерах, в октябре 1941 г. еще можно было выкупить по продовольственным карточкам, хотя уже и начались перебои с их поступлением в магазины. Не надеясь на власти, ленинградцы сами искали пути и средства пополнения своих продовольственных запасов. Рискуя своей жизнью, они пробирались под обстрелом противника на поля, чтобы найти невыкопанный картофель и овощи. «Вчера снова видел, как сонмы людей из города с лопатами перерывали землю, разыскивая картофель, – записал в своем дневнике 9 октября 1941 г. красноармеец С. Ф. Путятов. – Видно, плохо им. Хуже, чем нам»[117]. В одном из донесений, поступивших 22 октября 1941 г. в штаб Ленинградского фронта, отмечалось, что «в расположении противника большая группа людей в гражданской одежде копала картофель. По группе был открыт огонь»[118].

Постепенно наступал голод, и его приближение отражалось в настроении и поведении населения, прежде всего тогда, когда это касалось добывания пищи. Главный инженер завода «Судомех» В. Ф. Чекризов передает в своем дневнике наблюдения этого времени: «14 октября 1941 г. В связи с заказом завод переведен на тыловой паек. Настроение приподнялось. Нужно видеть, как реагирует наша публика. Старается есть побольше и, что не сможет съесть, забрать с собой. Черт его знает, какая едовая горячка появилась. Только и думают о еде. За столами, где питается администрация, берут по 2-3 вторых, едят, берут с собой. Впечатление такое, что никогда на ели. Как мелочны эти старые интеллигенты. Вся культурность у них отлетает, остается только одно животное чувство жратвы. Как бы не прозевать и набить желудок побольше. Достают талон на ужин, завтрак, по несколько талонов. Все едят и едят. Говорят, что столовая отпускает 22 тыс. блюд в сутки. Это при 2 тысячах работающих»[119].

К октябрю 1941 г. угрожающее положение сложилось и с топливом. Накануне войны Ленинград расходовал в сутки 1700 вагонов топлива, главным образом привозного. С установлением блокады город лишился не только дальнепривозного топлива, но и большей части местного топлива, так как крупнейшие торфопредприятия и лесоразработки Ленинградской области остались на территории, занятой противником. Между тем особого уменьшения потребности в топливе не произошло, так как прибавились фронтовые расходы. Имевшихся на 1 сентября 1941 г. в Ленинграде нефтепродуктов могло хватить на 18-20 дней, каменного угля – на 75-80 дней. В октябре 1941 г. городские организации располагали всего полумесячным запасом топлива. По решению Исполкома Ленгорсовета отопительный сезон предполагалось начать с 25 октября 1941 г., но уже тогда было ясно, что для систематического отопления города даже при самой строгой экономии топлива его не хватит до наступления зимы. Основными районами заготовки торфа и дров стали Всеволожский и Парголовский районы, куда в октябре 1941 г. были посланы 2 тыс. ленинградских комсомольцев, главным образом девушек. Голодные и неопытные, без теплой спецодежды и обуви, они заготовляли и отправляли в Ленинград по 200 вагонов торфа и дров в сутки[120], но это не могло спасти промышленность и городское хозяйство от топливного голода.

Резко снизилась и выработка электроэнергии, которая стала теперь поступать только с городских электростанций, так как Волховская, Свирская и Дубровская ГЭС, дававшие раньше городу основную часть электроэнергии, оказались за кольцом блокады. В октябре 1941 г. Ленинград получал электроэнергии в 3 раза меньше, чем в июне 1941 г., в связи с чем были приняты самые жесткие меры по ее экономии. В октябре 1941 г. электроэнергия поступала с переведенной на торф 5-й ГЭС, находившейся вблизи от переднего края, под постоянным огнем вражеской артиллерии и авиации. С этого времени электроэнергию разрешалось использовать только важнейшим оборонным предприятиям и учреждениям по списку, утвержденному Военным Советом Ленинградского фронта[121].

Гели с недостатком продуктов питания, нехваткой топлива и электроэнергии ленинградцы начинали постепенно свыкаться и смиряться, то привыкнуть к обстрелам и бомбежкам было невозможно. В октябре 1941 г. они стали еще ожесточеннее. Реализуя варварскую директиву Гитлера стереть Ленинград с лица земли, артиллерия и авиация противника обрушивали на город смертоносный удар за ударом. Днем город обстреливался артиллерией, снаряды разрывались на улицах и в очередях. Затем начинала налеты вражеская авиация, которая с октября 1941 г. изменила свою тактику и стала бомбить город только в ночное время на высоте 5-7 км, что превышало потолок аэростатов заграждения и досягаемость луча