Бельканто - Энн Пэтчетт

– Иоахим Месснер, – представился человек, протягивая руку. – Я из Международного Красного Креста. – Он говорил по-французски и, когда вице-президент растерянно замигал в ответ, повторил фразу на посредственном испанском.

От него веяло таким спокойствием, словно он даже не подозревал о царящем вокруг хаосе, словно зашел для сбора пожертвований. Красный Крест постоянно действовал в этой стране и помогал жертвам землетрясений и наводнений – тем самым, которых постоянно приходилось утешать вице-президенту. Рубен Иглесиас пожал руку гостю, а потом жестом попросил его подождать.

– Красный Крест, – произнес он, повернув голову в сторону стоящих за спиной террористов.

И снова между тремя командирами произошло совещание, на котором было решено, что посетителя можно впустить.

– Вы уверены, что хотите войти внутрь? – спросил вице-президент по-английски. Его английский был тоже не ахти, примерно как испанский миссионера. – Они не пообещали, что выпустят вас отсюда.

– Они выпустят меня, – сказал человек и шагнул внутрь. – У них и так перебор заложников. Вряд ли им надо еще больше. – Он окинул взглядом террористов, а затем снова обернулся к вице-президенту: – С лицом у вас нехорошо.

Рубен Иглесиас пожал плечами, как бы говоря, что относится к этому философски – все ж таки винтовка повернулась к нему более гуманной стороной, но Месснер решил, что тот его просто не понял.

– Я говорю по-английски, по-французски, по-немецки и по-итальянски, – сказал он по-английски. – Сам я швейцарец. По-испански говорю чуть-чуть. – С помощью большого и указательного пальцев он показал это «чуть-чуть». – Вообще-то здесь не мой регион. Не поверите, я приехал сюда в отпуск. У вас потрясающие развалины. Отдыхаю себе, и тут вдруг зовут работать. – Держался Иоахим Месснер как-то чрезмерно непринужденно, как сосед, который зашел, чтобы занять несколько яиц, но заболтался. – Если общаться будем по-испански, давайте я позову переводчика, он ждет за воротами.

Вице-президент кивнул, однако, по правде сказать, половины сказанного не уловил. По-английски он понимал, но только при условии, что слова произносятся четко и раздельно, а в затылок ему не смотрит автоматное дуло. Он вспомнил, что переводчики на приеме должны быть. Но даже если их тут нет, все равно лучше сказать об этом командиру.

– Нужен переводчик, – сказал он.

– Переводчик, – повторил командир Бенхамин и оглядел лежавших, припоминая, что сегодня ночью уже шла речь о переводчиках. – Переводчик?

Гэн, который был весьма услужливым, но отнюдь не героическим по натуре человеком, минуту лежал, не шевелясь и вспоминая острую боль от упершегося в грудь дула винтовки. Но молчать было бесполезно: рано или поздно все равно выяснится, что он переводчик.

– Вы не возражаете? – прошептал он господину Хосокаве.

– Валяй, – ответил тот и тронул Гэна за плечо.

Гэн Ватанабе полежал еще мгновение, а затем робко поднял руку.

Командир Альфредо велел ему подняться. Гэн, как и большинство мужчин, лежал разувшись и теперь принялся натягивать на ноги ботинки, но Альфредо сурово на него зыркнул. Гэн прошествовал между гостями в одних носках. Перешагивать через людей казалось ему грубостью, и Гэн извинялся на разных языках: «Perdon, perdonare, pardon me».

– Иоахим Месснер, – представился человек из Красного Креста и пожал Гэну руку. – Вы что предпочитаете: английский, французский?

Гэн пожал плечами.

– Тогда французский, если вам все равно. Вы в порядке? – Месснер спрашивал по-французски. Лицо его являло собой замечательное сочетание красок: пронзительно-синие глаза, ослепительно-белая кожа с ярко-красными солнечными ожогами и желтые-прежелтые, как американская кукуруза, волосы.

Здесь есть все основные цвета, подумал Гэн. Такое лицо может стать началом какой угодно картины.

– Мы в порядке.

– С вами дурно обращались?

– По-испански! – приказал командир Альфредо. Гэн перевел на испанский, а затем, скосив глаза на вице-президента, повторил, что у них все хорошо. По вице-президенту никак нельзя было сказать, что он в порядке.

– Скажите им, что я могу выполнять роль переговорщика. – Месснер немного подумал и сам произнес – довольно неплохо – эту же фразу по-испански. Потом улыбнулся Гэну и сказал по-французски: – Лучше мне не пробовать. А то еще скажу что-нибудь неправильно, и мы все вляпаемся в ужасные неприятности.

– По-испански! – снова приказал Альфредо.

– Он говорит, что ему трудно говорить по-испански.

Альфредо кивнул.

– Разумеется, мы желаем безусловного освобождения всех заложников, целых и невредимых. А для начала давайте вы выпустите тех, кто вам не нужен. – Месснер оглядел пол, усеянный хорошо одетыми людьми и официантами в белых пиджаках; все, выворачивая шеи, глазели на него. Картина в гостиной была совершенно дикая. – Здесь слишком много народа. А у вас наверняка кончается еда, а уж к вечеру точно кончится. Вам совершенно не нужно такое количество людей. Предлагаю освободить женщин, персонал, больных и тех, без кого вы можете обойтись. Начнем с этого.

– А что в обмен? – спросил командир.

– В обмен – еда, подушки, одеяла, сигареты. Что вам нужно?

– У нас есть требования.

Месснер кивнул. Вид у него был серьезный, но усталый, как будто подобные диалоги ему приходится вести каждое утро перед завтраком или все дни рождения, на которые он попадает, заканчиваются подобными заварушками.

– Я не сомневаюсь, что они у вас есть, и не сомневаюсь, что они будут услышаны. Но я говорю о том… – Он обвел рукой помещение, показывая, что имеет в виду лежащих на полу людей. – Я говорю о том, что вот это вот никому не надо. Освободите тех, кто вам не нужен, и это будет воспринято как жест доброй воли. Вы уже и так показали себя разумными людьми.

– А кто это считает нас разумными? – спросил командир Бенхамин Гэна, который все перевел.

– Вы уже двенадцать часов держите здесь людей, и никто из них не умер. Ведь правда, никто не умер? – спросил Месснер Гэна. Тот кивнул и перевел первую фразу. – По моим понятиям, это значит, что вы вменяемы.

– Скажите, чтоб они прислали сюда президента Масуду. Мы пришли сюда за президентом, и в обмен на него мы отпустим всех. – Командир размашистым жестом обвел комнату. – Посмотрите на этих людей! Я даже не знаю, сколько их тут всего! Двести? А может, больше? Попробуйте сказать, что один человек в обмен на двести – это неразумно!

– Президента они вам не отдадут, – сказал Месснер.

– Мы прибыли сюда за ним.

Месснер кивнул и стал очень серьезным.

– А я прибыл сюда в отпуск. Похоже, никто сегодня не получит того, за чем прибыл.

Все это время Рубен Иглесиас стоял рядом с Гэном и молча слушал, словно разговор его не касался. Среди присутствующих в комнате он был политиком самого высокого ранга, и тем не менее никто не воспринимал его как важную персону или равноценного заместителя президента. Если спросить среднестатистического гражданина этой прекрасной страны, столь мало охваченной средствами массовой коммуникации, кто у них вице-президент, скорей всего, он просто пожмет плечами да отвернется. Что такое вице-президент – проходная фигура, все они на одно лицо, никакой разницы. Еще ни одна война не была начата или выиграна благодаря зажигательной речи вице-президента, и Рубен Иглесиас понимал это лучше других.

– Вам придется уступить, – спокойно сказал Рубен, обращаясь к командирам. – Этот человек прав. Масуда никогда сюда не придет. – Самое забавное, что, когда он говорил «сюда», он подразумевал именно этот дом, его дом. Масуда всегда игнорировал Рубена. Не интересовался его детьми. Не приглашал на танец госпожу Иглесиас во время приемов. Простых людей президент желал видеть в партийных списках, но не у себя за столом. – Я знаю, как делаются подобные дела. Отдайте им женщин, случайных людей, и они убедятся, что с вами можно работать. – Когда года два тому назад террористы захватили Первый федеральный банк, они не захотели уступать ни в чем, не отдали ни одного клиента, ни одного служащего. Они повесили управляющего перед входной дверью – специально для прессы. Все помнят, чем это закончилось: всех террористов расстреляли прямо у мраморных стен банка. Рубен пытался объяснить командирам, что этот номер никогда не срабатывает. Никто никогда не выполняет требования террористов, даже если обещает выполнить. Еще ни один злоумышленник не ушел с деньгами или со своими товарищами, освобожденными из тюрьмы строгого режима. Вопрос лишь в том, сколько времени силовикам понадобится, чтобы их одолеть, и сколько людей при этом будет убито.

Командир Бенхамин поднял палец и ткнул им в окровавленную салфетку, которую вице-президент прижимал к своему лицу. Рубен почти не поморщился.

– Тебя что, спрашивают?

– Но это же мой дом, – сказал он, чувствуя, как от вновь нахлынувшей боли идет кругом голова.