Юность олигархов - Павел Генералов

— Ладно, мужики, виноват, — въехал майор. — Этого хватит?

Полторадядько кивнул и повернулся к майору боком. Тот на сей раз сообразил сразу и сунул купюры в необъятный Полторадядькин карман.

С большим или меньшим успехом коллеги обошли еще с десяток точек.

— На сегодня хватит, — подвёл итог Полторадядько. — На той неделе по другим пройдёмся. Мы ж не изверги, — и он захохотал, довольный своей шуткой.

Теперь можно было и попатрулировать — до конца смены оставалось ещё целых три часа. Но прежде следовало заглянуть в местную пирожковую и сожрать «законный» бесплатный обед. Хозяева пирожковой расплачивались с ними исключительно натурой. Полторадядько любил натуру с мясом, Савельев предпочитал с капустой.

Через полчаса, сытые и довольные, стражи вновь вышли на боевое дежурство. И тотчас обнаружили беспорядок в своём королевстве.

Прямо около магазина «Царь–шапка» что–то затевалось. Возле входа уже соорудили деревянный помост, а два паренька прилаживали по краям помоста прожектора. Над помостом был натянут синий задник с бело–красным лозунгом: «БЕРЕГИ ШАПКУ СМОЛОДУ!»

Сам магазин не входил в епархию нижних милицейских чинов, его доили старшие и ещё более старшие товарищи. Но площадка возле магазина как пить дать была территорией Полторадядьки. У него даже ноздри расширились от предвкушения золотого дождя, который прольётся на него из самоуправствующей «Царь–шапки».

— Магазин закрыт! — объяснил сержанту паренёк.

Парень был настоящий красавчик, прямо как из кино: белая кожа, эффектная стрижка с чёлкой набок, светло–карие прозрачные глаза, прямой нос, гладкая кожа. У парня были странные брови — не как у нормальных людей. То есть не скобочкой, не дугой и даже не кустиками. Их как будто кто–то нарисовал ровно–ровно, одной линией, с небольшим промежутком посередине.

Лет двадцать пять максимум, — определил Полторадядько. — Ему бы не на рынок, а в стриптиз, — недобро подумал он. Не любил он таких вот, упакованных маменьких сынков. Нет, не мужское это дело — красота.

— Старший сержант Полторадядько! — он даже козырнул. Молчаливый Савельев тоже козырнул, сопя как дореволюционный паровоз. — Нам к директору, — объяснил сержант, пытаясь обойти красавчика, но тот не пускал его. Ну, не драться же с молокососом!

— Директор будет через полтора часа, после презентации, — спокойно сказал парень и посмотрел на часы. — Через час двадцать, — поправился он и приподнял правую бровь. Левая при этом осталась на месте. — Сначала — дефиле, затем — фуршет, оставайтесь, начало через… — он опять взглянул на часы, — восемнадцать минут. Мы всегда рады гостям!

И парень повернулся к Полторадядьке задом, а к магазину передом:

— Лёвка, ну что там у тебя? — спросил он у второго паренька, столь же молодого и столь же наглого. Этот второй был белобрысый и такой вертлявый, словно вместо суставов у него были хорошо смазанные шарниры.

— Готовность номер ноль! — крикнул Лёвка и врубил свет. Одновременно включилась музыка — полонез Огинского. — Ну как, Сид, порядок?

— Мы ещё вернёмся! — пообещал Полторадядько. Ответом ему был яростно наяривающий вечный Огинский. — Дуфиле, фуршет, а разрешение, разрешение у вас есть? — бормотал он себе под нос.

Начали вовремя.

Первым номером шёл Штирлиц. Атмосферу маленького кафе, где доблестный наш герой любуется женой, воспроизвести было легче лёгкого. Несколько пластмассовых столиков из соседней шашлычной, стулья из «Царя», музыка из «Семнадцати мгновений»….Печальный Гоша в эффектном кожаном плаще с погонами штандартенфюрера СС сидел над маленькой чашкой кофе и пристально смотрел на застывшую через столик от него Катю. По щеке Кати медленно катилась слеза, эффектно поблескивая в луче прожектора.

Слезу эту, размером с добрую сливу, она долго мастерила из клея и глицерина. Пока Катя не двигалась, слеза держалась.

В такт знакомым до оскомины аккордам к столику Гоши подошла официантка Нюша, тихонько склонилась над грустным шпионом: мол, ещё чашечку кофе, партайгеноссе? Тот кивнул: конечно, кофе, не спирта же, — и вновь с упорством маньяка уставился на Катю. Слеза была на месте.

Музыка талдычила свое, классическое: та–та–та, трам–па–па–па-па… К Кате медленно, двигаясь как во сне, подошёл Нур. Он оглянулся: ага, Штирлиц на месте, все глаза уже проглядел, надо спасать товарища. Нур взял Катю за локоток, приподнял над стулом: хватит, тётенька, уже всю валюту тут просидели, пора на родину.

Катя, понимая, что может завалить Штирлица, послушно встала, но всё же не удержалась, оглянулась: прощай, родной мой шпион! Слеза блеснула в последний раз и упала со щеки. Пора, пора, боевая подруга!..

— Гениально! — шепнул Нур Кате, наблюдая, как горестно завершает сцену Гоша. Тот снял меховую кепку и, вытащил из–за подкладку купюру, чтобы расплатиться с официанткой. Официантка была в эффектной норковой «таблетке». Надо ли говорить, что представители советской стороны выступали в ушанках? Катя — в пушистой из песца, Нур в обычном сером кролике, запрятав под него свои длинные волосы.

Та–та–та, трам–па–па–па-па…

Публика вопила от восторга, привлекая к «Царь–шапке» новых и новых зрителей. Конечно, тон воплей восторга задавали специально Лёвкой подготовленные люди, но толпа подхватила аплодисменты очень даже охотно. Над зрителями взвился самодельный плакатик «Ударим шапками по безголовью и разгильдяйству!»

Лёвка был доволен — рекламная акция, похоже, удалась на славу. А ведь это был только первый гвоздь программы! Он оглянулся — знакомый студент из ВГИКа, исправно снимавший действо на видеокамеру, для истории, оторвался от глазка и показал Лёвке большой палец: классно!

Гвоздей было ещё два — канкан в шапках исполняли девчонки из театрального, а на закусочку Нур поставил каратистский спектакль, в котором Лёвка и сам собирался поучаствовать. В промежутках новые продавщицы, Катя, Нюша и все желающие под «Амурские волны» ходили туда–сюда по дощатому подиуму и стреляли в публику хлопушками с разноцветными конфетти.

Полторадядько с Савельевым подвалили к последнему номеру — с каратэ. Песни–пляски — это для народа, а не для настоящих мужчин при исполнении.

Одновременный сеанс каратэ шел под музыку тихую, восточную. Шапки на всех участниках были огромные, лисьи. Этакий восточный вариант — с хвостиком сзади, как у башкирского поэта–предводителя Салавата Юлаева.

Нур, единственный каратист–профессионал в команде, принимал гостей не на досках, а на предварительно расстеленном ковре. И правильно — ведь каждого пришедшего он тем или иным элегантным приёмом укладывал на лопатки. Шапки при этом держались на головах, как прибитые. На самом деле они были подклеены двусторонним скотчем.

— Нюш, не бойся, — Нур говорил тихо, практически не шевеля губами, — подходи справа, как на тренировке, делай сначала ложный замах, а потом пытайся ударить меня в живот. По–настоящему пытайся…

Через с секунду Нюша уже лежала на ковре. Зрители радостно вопили. А к Нуру уже шли Катя, Гоша, Лёвка…

— В общем, все умерли, — прошептал Нур, поднимая поверженных на поклоны. Те раскланялись, не снимая шапок.

В толпе появились с маленькими подносиками аккуратные девушки в леопардовых халатиках. Они раздавали маленькие печеньица и визитные карточки «Царь–шапки». Не иначе, это и был фуршет.

— Наше слово, товарищ маузер, — себе под нос продекламировал Полторадядько и кивнул Савельеву: следи–де за обстановкой. А сам пересек наискосок почти опустевший помост и поднялся в магазин:

— Ну что, директор появился? — играя желваками, поинтересовался он у давешнего красавчика.

— Проходите, сержант, я весь к вашим услугам, — миролюбиво улыбнулся парень.

— Ты это ты, что ли директор? — с раздражением спросил Полторадядько, входя в маленький кабинет и оборачиваясь к вошедшему вслед за ним красавчику.

— Я, я, Сидоров Георгий Валентинович к вашим услугам. Присаживайтесь. Вот сюда, пожалуйте, в кресло. Это у нас как раз для самых почетных гостей и прочих проверяющих. Коньячку не желаете?

— Спасибо, обойдусь, — буркнул Полторадядько.

Парень уселся за стол с компьютером почти в позе роденовского «Мыслителя» — локтем опершись на стол, а щекой о кулак:

— Итак, чем могу служить? Простите, сержант, фамилию вашу запамятовал?

— Повторяю: я не старшина и не сержант, а старший сержант. Фамилия моя — Полторадядько. Советую навсегда запомнить и то, и другое, — уже почти не сдерживаясь, раздражённо отчеканил Полторадядько.

— Ну, при хорошей службе в звании могут и повысить. Или понизить… — неспешно рассуждал Гоша, водя мышью по компьютерному коврику. На экране замелькали цветные заставки. — А фамилию вашу, уж простите великодушно, вовек не забудешь. Говорящая фамилия. И Гоголю не додуматься. Ну да ладно. Что привело вас в наши совсем не таинственные чертоги?