Алмазный эндшпиль - Михалкова Елена Ивановна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дворкин снова нацепил очки на нос.
– Тэ-экс, давай посмотрим, в чем загвоздка. Анна Андреевна коллекционирует янтарь, у нее есть отменные вещички. Но ведь и на старуху бывает проруха. Постой-постой…
Ювелир подержал в ладони тот янтарь, который не давал Майе покоя, подкинул его. Затем взял нож и поскреб им по оборотной стороне янтаря.
– Ах вот оно что! Удачный сегодня день на подделки, уточка.
– Это поддельный янтарь?! – не поверила Майя.
– Как вы определили?
– Смотри сюда. Видишь, я провел ножиком – и с него снимается стружка. Настоящий янтарь дал бы крошку. И есть еще один способ.
Сема набрал воды, высыпал в стакан десять ложек соли, размешал и бросил в воду фальшивый янтарь. Тот, покачиваясь, опустился на дно.
– А теперь давай другой для сравнения.
Второй кусочек всплыл.
– Известный способ, хоть и не стопроцентный, – пояснил Сема.
– Настоящий янтарь плавает, подделка тонет. Правда, будь твоя подделка из полистирола, она бы тоже плавала. Но на этот раз нам повезло. Ожерелье собрали из разных камней, один попался фальшивый. А ты, значит, проверку соленым раствором не знала? Эх, молодешшшь…
И Дворкин вернулся к своему гранильному станку, напевая: «Раз пошли на дело я и Рабинович…»
Глава 3
После работы Майя отправилась не домой, а на старую квартиру, из которой недавно выехали жильцы. Жильцы были хорошие, и Марецкая жалела, что они уехали. С ними она была спокойна за свою квартиру, как будто передала верную собаку на время в хорошие, заботливые руки.
Как только Майя свернула во двор, она сразу почувствовала, что здесь что-то случилось. Марецкая выросла в этом дворе. Но квартира, доставшаяся Майе после смерти отца, была слишком велика для нее одной, и, подумав, она сдала ее, а сама сняла крошечную однокомнатную хрущевку в двух шагах от работы.
Но, хотя вот уже больше года Майя жила в другом месте, она по-прежнему ощущала этот двор как часть себя, как что-то настолько родное и близкое, что, уезжай не уезжай, а связь с ним не рвется, держится натянутой паутинкой, непрочной лишь на первый взгляд.
Павел, которому она попробовала как-то рассказать об этом, с насмешкой обозвал это мистической пуповиной. Все, на что он ставил клеймо мистики, было для него абсурдным и глупым. «Сверхъестественная связь с двориком детства, – вещал Паша и делал пассы в воздухе перед лицом Майи, изображая гипнотизера. – Сейчас вы увидите, как испытуемая разрыдается от переполняющих ее ностальгических воспоминаний, а затем продемонстрирует нам невероятные способности по считыванию энергетических контуров окружающего пространства!»
«Сейчас из второго подъезда кто-то выйдет», – сказала Майя, отводя его руку в сторону.
Павел с готовностью уставился на второй подъезд и даже брови поднял в ожидании того мига, когда станет ясно: нет, никто оттуда не появится, и можно будет дать волю своему чувству юмора. Прошло несколько секунд. Он открыл рот, и тут дверь приотворилась, и немолодая женщина с набитым пакетом деловито прошлепала к мусорным бакам.
Павел обернулся к Майе. «Ты слышала шаги на лестнице», – констатировал он.
Она отрицательно покачала головой.
«Да брось, – настаивал Паша. – Признайся, что слышала! В этом „колодце“ даже пукнуть нельзя, чтобы соседи не были в курсе!»
И вот ведь какая ерунда… Она мирилась с куда большими его недостатками, но последней каплей стал именно тот разговор. Не смешно ли? Обидеться из-за того, что он не поверил ее словам и посмеялся над ней! Правда, Паша над всем смеялся, но почему-то тогда ей стало… нет, даже не обидно, а противно. И его манера передразнивать ее показалась омерзительной, а сам Паша вдруг предстал не двухметровым красавцем в щегольском шарфе, а маленьким злобным карликом, вокруг горла которого обвивается змея.
«Это все двор постарался, – потом решила Майя. – Про змею я сама не смогла бы придумать, у меня фантазии не хватило бы».
Павел так и не понял, отчего она его прогнала. И даже пытался потом выспрашивать у общих знакомых, не появился ли кто у Майки в последнее время. В голове у него никак не укладывалось, что можно порвать отношения из-за таких пустяков! В конце концов он пришел к выводу, что у Марецкой совершенно нет чувства юмора, ей было тяжело тянуться за ним, вот она и дала выход комплексу неполноценности.
И, решив так, полностью успокоился: его достоинство не пострадало.
Но сейчас, стоя во дворе и рассматривая морщинистые стволы лип, только начинавших зеленеть, Майя знала точно: здесь что-то произошло. В воздухе остался след, неуловимый отпечаток чего-то страшного.
Из-за угла вывернула ее соседка, Вера, волоча две тяжелые сумки. Подошла к Майе, откидывая светлые волосы со лба, поздоровалась:
– Как ты? Приехала своих жильцов проведать?
– Нет, Вер, они неделю назад съехали. Хочу посмотреть, нужно ли после них делать ремонт или и так можно сдать.
Майя подхватила одну из сумок, и женщины двинулись к подъезду.
– Знаешь, что у нас сегодня случилось? – спросила Вера. – Кеша-пьяница с крыши упал, разбился.
– Кеша? – ахнула Майя, хорошо помнившая безобидного старого алкоголика. – С ума сойти! Самоубийство?
– Ох, какая-то странная история, честно говоря, – Вера понизила голос. – Катерина Федоровна со второго этажа уверяет, что видела во дворе трех мужчин с пистолетами. Говорит, у них перестрелка была. Но при чем тут наш Кеша, не объясняет.
Майя скептически хмыкнула:
– А в прошлом году Катерина Федоровна рассказывала, что у нас во дворе приземлился истребитель, украл герань у нее с подоконника и улетел.
Они уже поднимались вверх по лестнице. Как ни странно, но ощущение чего-то нехорошего не оставляло Майю и здесь.
– Понимаешь, Май… Выстрелы-то и в самом деле были. Их не только тетя Катя слышала, но и другие соседи. Громкие, на весь район. И действительно непонятно, зачем Кешу наверх понесло. Разве что он убегал от кого-то…
Они остановились в тамбуре, Майя протянула соседке сумку, встряхнула рукой:
– Что у тебя там? Кирпичи?
– Купила нашим детям кое-что по мелочи, – улыбнулась Вера. – Завтра к ним поеду.
Майя знала, что «нашим детям» – это пятидесяти воспитанникам подмосковного детского дома, куда сорокалетняя Вера ездила каждую неделю. И каждый раз из зарплаты терапевта выкраивала средства, чтобы порадовать подопечных.
Худая до изможденности, с вечно усталым лицом, Вера только недавно оправилась от тяжелого развода. И начала понемногу улыбаться, а до этого не всегда узнавала Майю при встрече, смотрела пустыми голубыми глазами, похожими на стеклянные.
– Слушай, Майя, – сказала она, возясь с ключами, – а зачем ты коврик переложила?
Коврик с нарисованной кошачьей мордой и впрямь лежал не на своем месте.
– Это, наверное, мои жильцы перед отъездом порядок наводили. Сейчас я его обратно перетащу…
Под ковриком обнаружились бурые пятна. «Точно, жильцы пол испачкали и решили прикрыть».
Попрощавшись с Верой, Майя вошла в квартиру – и остолбенела. Тумбочка у входа перевернута, на стенах – красные разводы, пол исчеркан следами от грязных ботинок… И запах. Странный, опасный запах, который она никак не могла идентифицировать.
Майя заглянула в комнату, осмотрела кухню, но там, к ее удивлению, все выглядело пристойно. Что-то настораживало ее в квартире. «Наверное, все дело в запахе», – решила Майя, направляясь в ванную комнату, чтобы вымыть руки.
В ванной горела лампа, и это окончательно вывело ее из себя. Тихие, доброжелательные жильцы, обещавшие чистоту и порядок, даже не потрудились выключить за собой свет! Рванув на себя приоткрытую дверь, Майя ворвалась в комнату с такой скоростью, будто внутри ее ждали нашкодившие арендаторы и предстояла расправа над ними.
На полу возле ванны, привалившись к стене, лежал мужчина. В первую секунду Майя заметила лишь, что лицо у него совершенно белое, под цвет кафельных стен. А во вторую охватила взглядом окровавленное полотенце, привязанное к ноге, разбросанные лекарства, какие-то вещи в ванне…