По остывшим следам - Николай Свечин

– Здравствуйте, Алексей Николаевич. Позволите так вас называть? А я буду Михаил Васильевич. Прошу проходить. Чаю с дороги?

– Не откажусь. Ведь Казань раньше была столица чая?

Невинный вопрос заставил губернатора нахмуриться:

– Что было, то сплыло, увы. Когда вся доставка в Сибирь велась гужевым способом, город процветал. Мы были главным перевалочным местом. Но Великий рельсовый путь провели мимо нас. Уфа с Самарой сговорились, себя подняли, а нас сгубили. Кое-как выпросили мы себе ветку из Рязани, упрощенную и без моста. И строили ее за собственные средства. Казань зажата в мокром углу между Волгой и Камой и жила всегда только за счет сибирского транзита. Прозябаем, Алексей Николаевич. Нам бы присоединиться к кому-нибудь, хоть бы к Нижнему. Если увидите Их Величества, может, замолвите словечко?

Стрижевский за руку потащил Лыкова к карте губернии:

– Вот, смотрите. Ежели связать Арзамас веткой с Шихранами да построить мост через Волгу, то получится прежний план Богдановича. Казань окажется на Великом Сибирском пути. И оживет!

Тут наконец принесли чай. Сыщик взял стакан и сказал извиняющимся тоном:

– Михаил Васильевич, я ведь не для того прибыл. Разве станут Их Величества говорить с каким-то там коллежским советником о железных дорогах? Дай Бог свое дело сделать и головы не лишиться.

Губернатор посерьезнел:

– Прошу извинить. У кого чего болит, тот про то и говорит. Да, поручение у вас… Как бы помягче сказать… Что требуется от меня?

– Содействие.

– Будет. Только давайте позовем вице-губернатора Кобеко. Я, видите ли, уезжаю послезавтра. На два месяца, на лечение. Руководить губернией выпадет Дмитрию Дмитриевичу. Он опытный человек, но немного застенчивый.

Статский советник Кобеко явился уже через минуту – видимо, тоже ждал. Это был мужчина заурядной наружности, чуть моложе сорока, с умными спокойными глазами. Назвался и присел за стол, получив свой стакан чая.

– Дмитрий Дмитриевич, – обратился к нему приезжий, – кто из чинов полиции, ведших два года назад расследование, до сих пор на службе? Полицмейстер Панфилов, например, где сейчас?

– Вы хотите их расспросить? – догадался вице-губернатор. – Нет, Панфилова тревожить бесполезно. Он состоит в резерве чинов министерства, ожидает отставки с мундиром и пенсией. Любое напоминание о той истории для Павла Борисовича крайне нежелательно. Вдруг сочтут задним числом, что он был недостаточно распорядителен? И уменьшат пенсию. У нас станется.

Ай да Кобеко, удивился сыщик. Ему из самого Зимнего дворца велели землю рыть. А он беспокоится за отставного полицейского. Вице-губернатор сразу стал симпатичен питерцу.

– Конечно, в таком случае я не буду рисковать. Панфилова оставим в покое. А кто другой может оказаться полезен?

– Пристав Четвертого участка Тутышкин. Он молод, энергичен… иногда даже чересчур.

– Тутышкин? – оживился Алексей Николаевич. – Это тот, который ювелира Максимова лупил на обе корки?

– Он самый.

– Из околоточного уже дослужился до частного пристава? Да, мне с ним нужно познакомиться. Помню, как я удивился, когда прочел в стенограмме суда объяснение вашего Тутышкина. Что он-де бил ювелира не по службе, а в частном порядке.

Казанские администраторы насупились:

– Вы законник? Не одобряете? А если нет других способов узнать правду?

Сыщик усмехнулся:

– Чего их жалеть? Я и сам, когда был моложе, мял всякую сволочь как сидорову козу. Если это требовалось для раскрытия преступления.

– Но до суда не доходило? – осведомился Кобеко.

– Нет, ни разу.

– А у казанской полиции дошло. Такое дело! На всю Россию осрамились, будь оно неладно. Вот и пришлось Тутышкину со Смородским изворачиваться.

– Обвинитель ваш, Покровский, мастерски обелил обоих, – продолжил иронизировать гость. – Право, господа, я еще никогда не встречал такой аргументации! Посмотрите, говорит, господа присяжные, на их молодые неиспорченные лица. Разве можно поверить, что такие благородные люди способны на пытки? Ваши ребята состроили подходящие рожи и вышли сухими из воды. Попробовал бы он сказать такое в столицах.

Казанцы промолчали. Вопрос о том, что полиция выбивала показания силой, на процессе удалось замять. Но сам Панфилов, который теперь ожидал пенсии с мундиром, заявил: у меня в подчинении двести пятьдесят человек, и я не могу гарантировать, что они никого не бьют! Старуху Шиллинг тоже не пожалели, запугивали и колотили. В итоге она потом отказалась от своих слов, что только усложнило следствие.

– Ладно. В Министерстве внутренних дел святых нет. А я служу по тому же ведомству, – резюмировал Лыков. – Кто теперь в Казани полицмейстер? Мне придется плотно сотрудничать в первую очередь с ним.

– Надворный советник Васильев сменил упомянутого Панфилова, – сообщил губернатор. – Я очень им доволен. Алексей Иванович на своем месте. Храбр, что для нынешнего времени важно. Год назад, когда он был приставом Шестой части, к нему явилась толпа так называемой народной милиции. Ну, самозванцы с револьверами. Их было много, а время такое – сами помните, что тогда творилось… Потребовали от Васильева сдать оружие и всю часть разоружить. Так он их выгнал! И продолжил охранять порядок. Алексей Иванович неутомим, ревностно несет службу. Мною подписано представление его в следующий чин. Жандармы, правда, невзлюбили Васильева. Полковник Калинин, начальник нашего ГЖУ[16], пишет кляузы министру. Боюсь, отложат производство.

– Жандармы невзлюбили? – заинтересовался коллежский советник. – За что?

– За то, что в рот им не смотрит, – ответил за начальника Кобеко. – Вот на днях был возмутительный случай. Заведующий разыскной частью ГЖУ ротмистр Трескин пошел в городской театр. И в перерыве узнал в толпе зрителей известного эсера, некоего Михаила Зефирова. Как бы вы, Алексей Николаевич, поступили на его месте?

– Я? Хм. А Зефиров опасный?

– Террорист, вожак боевой дружины.

– Ну, тогда подошел бы сзади, схватил за руки и позвал бы полицию. Был в театре полицейский наряд?

– А как же. Десять человек под командой того самого пристава Тутышкина.

– И что храбрый ротмистр? – спросил сыщик, уже догадываясь, каким будет ответ.

– Храбрый ротмистр побежал к приставу и попросил его взять меры к задержанию.

– А сам?

– Сам стоял и ждал, что предпримет полиция, – подал реплику губернатор.

– Прятался за их спины, – уточнил гость. – И чем дело кончилось?

Кобеко продолжил:

– Пока пристав брал меры, в театре неожиданно погас свет. И Зефиров куда-то шмыгнул. А полицейские же его в лицо не знают! Он проходит по жандармской картотеке, не по уголовной. Ротмистр между тем ждет… за спинами. Потом сообразил и встал на выходе, где снова увидел в толпе боевика.

– Задержал?

– Нет же! Опять побежал искать полицейских.

– Вот трус.

– Тут уж к делу подключился сам Васильев, он тоже оказался на спектакле. И приказал всем ловить злодея. Но пока ротмистр бегал туда-сюда, Зефиров уже вышел на улицу. Трескин разглядел его и в третий раз позвал наряд. За эсером побежали двое. Догнали, один даже схватил за рукав. Однако Зефиров вынул револьвер и начал стрелять. В упор, но, по счастью, мимо. Завязалась дикая перестрелка: он палил, наши палили в ответ. С площади прибежал городовой, тоже разрядил барабан. В итоге никто ни в кого не попал, а Зефиров благополучно скрылся. И вот теперь начальник ГЖУ обвиняет полицмейстера Васильева, что тот упустил опасного террориста. Не предпринял, видите ли, должных усилий! У нас с Михаилом Васильевичем вопрос: а чем занимался в это время ротмистр Трескин? Он единственный знал боевика в лицо. И прятался за портьерой. Ну не гнусно?

– Гнусно, – согласился питерец. – Приму к сведению. Будет момент – и слово замолвлю перед Трусевичем. А теперь…

Он встал, взял фуражку.

– Господа, вы люди занятые. Я пойду знакомиться с господином Васильевым. Телефонируйте ему, пожалуйста, чтобы был на месте.

– Он ждет вас, – успокоил сыщика губернатор. – Я велел Алексею Ивановичу никуда не отлучаться. Ну-с, до моего отъезда в Пятигорск мы, скорее всего, более не увидимся. Передаю содействие в возложенном на вас августейшем поручении Дмитрию Дмитриевичу. С Богом!

Стрижевский с облегчением выпроводил питерца из кабинета, и тот зашагал по Воскресенской. Вдали справа торчала каланча – это и было полицейское управление. Оно занимало общее здание с пожарной командой. Через улочку виднелись корпуса Казанского императорского университета.

Надворный советник Васильев оказался крепко сбитым человеком с залысиной, ухоженной бородкой и тонкими щегольскими усами. Он встретил гостя настороженно.

– Цель вашего приезда мне объяснили, – начал полицмейстер. – В общих чертах. Хм! Кхе-кхе… Можно теперь услышать более точное изложение?

– Разумеется. Наверху, а конкретно в Зимнем дворце, полагают, что чудотворный обретенный образ Казанской Пречистой Богородицы не погиб в огне, сожженный Чайкиным. А где-то скрыт. Такие слухи ведь для вас не новость?