Умозрение философии - Алексей Борисович Черных

утра неплохо, а будет ли так пополудни?

Готовьтесь и вы — ведь точно вам целого мира мало.

P.S. Жербунов и Барболин — персонажи романа Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота». Являются главному герою Петру Пустоте то в виде революционных матросов в чёрных бушлатах, увешанных патронными сбруями и бутылочными бомбами, то санитарами психиатрической лечебницы — в белых медицинских халатах.

Баширов и Петров — былинные герои современного европейского театра абсурда.

Кто такие Вован и Лексус, я и сам достоверно не знаю.

* * *

Утро несвежее, как… Джон Макклейн,

Горько пивший всю ночь

Не славный Южнобережный портвейн —

Самогоноподобный скотч.

Скажите, какого приходят они,

Подобные у́тра, к нам?

Дождливые ночи, дождливые дни,

Жизнь, отданная дождям.

Было такое: семь дней и ночей

Где-то ли́ло-лило́.

Мокро им было, кому (ой же вей!)

С ковчегами не свезло.

Их заливал и водой, и тоской

Хлябей небесных вал.

Не было скотча у них под рукой,

Люд и портвейна не знал.

Грустное-грустное время дождя,

В сырости и духоте

Джона Макклейна кляну я, хотя

Он не виновен в дожде.

* * *

Зачем стремится очищать природу,

В дерьмо Вселенной добавляя воду?

Добавив в бочку дёгтя ложку мёду,

Мы дёготь не испортим ни на йоту.

Гуманитарная раздача нектара на Олимпе

Их очередь за бесплатным нектаром

была весьма беспокойной.

Не приученные к порядку, олимпийцы

вели себя глупо и нервно.

Пихаясь локтями — не грубо,

бьясь крыльями — тоже не больно,

Каждый считал себя — после Зевса —

чуть ли не первым.

Нектар разливала половником медным

толстушка — из фурий.

А может, из гарпий — кто их разберёт,

неприметных толстушек.

Она себя мнила важной. И верно,

ведь даже лукавый Меркурий

Постыдно завидовал ей,

королеве бесплатных и сладких плюшек.

Ретивые боги теснили друг друга…

Но как-то не слишком рьяно.

Держали в руках заготовленную

заранее чистую тару.

Заглядывали и дули в свои банки

и пластиковые стаканы,

Готовясь принять в них желанную

жижу разбавленного нектара.

А Януса в очередь не пустили,

он же не местный — не олимпиец,

Тем более, что стекло его банки

было каким-то мутно-белёсым.

Нектар осквернять нельзя:

он же нектар, он — любимец

И чистой посуды, и чистых мыслей,

и чистых вопросов.

Меркурий, приняв в свою миску

неполный половник счастья,

Направился прочь, оттолкнув

удручённого Януса-несчастливца —

Бескрылого, сгорбившегося

от местной жадности и страсти

Отказывать всем нездешним

в возможности бесплатно харчиться.

Доброта не присуща олимпийскому братству,

но среди фурий

(Или средь гарпий?) имеются

исключенья из жёстких правил.

Толстушка-раздатчица кликнула Януса,

и метнувшийся пулей

Двуликий страдалец банку

под милосердный нектар подставил.

Взроптали голодные олимпийцы,

ещё не онектаренные вольготно.

Раздатчица, зацыкав на них,

пыталась пространство половником тыкать.

Она осчастливила Януса, может,

даже не от доброты природной,

А именно из желания на богов

без последствий поцыкать.

Футурологическое

Шкуры неубитых медведей

Весело делить и приятно:

Зреть вперёд на пару столетий

Видеть солнца тёмные пятна,

Обещать несметные горы,

Выпаденье манны небесной —

Задушевные разговоры

Обо всём, что нам не известно.

* * *

Освежающе-лёгкий ливень

Мир отмоет и сделает ярче.

Граммофончики жёлтых лилий

Засияют на солнце жарче.

Мелкий рой еле видимых мошек

Вновь возьмётся над клумбой реять,

И от влажных ещё дорожек

Будет свежесть приятная веять.

* * *

Он бывалый боец, он

Уже дважды ходил в атаку.

Его страхи, его сон

Уже не мешали ему.

Ведь есть его батальон

И предвкушающий драку

Бывалый боец — он,

Открывший в себе тьму.

* * *

Акты творения

Требуют отвлечения

От земного,

Всего такого.

А желания

Требуют тщания —

Не слишком крутого.

И не много.

* * *

Шекспировские страсти глупы.

Зачем все эти «быть иль не быть»?

Зачем вверяться нитям судьбы

И корабли без дела топить?

* * *

На всех взирающих вдаль

Составлен особый реестр.

В кустах уже не рояль,

В кустах уже целый оркестр.

Но тут возникает вопрос:

Мы что́ принимаем за даль?

Кому-то и бу́бенный чёс

Заменит нежданный рояль.

Кому-то и арфы напев

Покажется дном пустоты.

Давайте ж умерим свой гнев

И срубим к чертям все кусты.

Страдания да Винчи

1.

Леонардо ди сер Пьеро

да Винчи

Был расстроен и не в меру

был взвинчен.

Мир искусства стал по-адски

модерен:

Человек Витрувиа́нский

утерян.

И пропорции его под-

размылись,

И умения, и опыт —

забылись.

Всяк художник вырос подле

нью-арта.

Что рисуют, не поймёт Ле-

она́рдо.

Порождённые в халтуре

жанристы —

То кубисты, а то сюрре-

алисты

Чем творят сии фиаско

Европы?

Есть такие — брызжут краской

из… попы.

2.

Креативы слишком вздорны…

В гордыне

Белоснежки стали чёрны-

ми ныне.

Поцелуями будить их

запретно,

Нет и речи о соитьях

безвредных.

В виде письменном имей раз-

решенье,

Чтоб их спящих целовать в воз-

бужденье.

Даже Золушки сегодня —

толстушки,

В не испачканном исподнем

жрут плюшки,

А должны, как то положе-

но в пост им,

Быть измученными: кожа

да кости.

Смысл сказки ведь теряет-

ся, если

Щёки Золушек сияют,

как Пресли.

3.

Позабыв и про анапест

манерный,

Ошарашенный пустым пост-

модерном

Возмутился Леонардо:

“Да чтоб им,

Изуверам авнгардным,

С их стёбом

Непременно стало пусто

В культбыте!

Современное искусство,

изыди!”

* * *

Ангел был ярок, но, правда, имел

Огромные чёрные крылья,

Телом был, соответственно, бел —

Этакое бесстилье.

Глянешь и сразу не разберёшь,

Чьих он будет посланник?

Повелителя сумрака? Или всё ж

Он — богоизбранник.

Умение взглядом определять

Тёмные/светлые силы

Нужно ещё заслужить… и принять,

Как глоток девясила.

Этим умением я не владел,

Поэтому просто дивился

Виду того, кто чёрен и бел,

Кто темнел и светился.

Чёрное, белое — серого нет.

Серые — чьих они будут?

Выходит людям важнее цвет,

Такие они, люди.

* * *

Давнишние детские ужасы

Вам помнятся наверняка.

Случалось, из грязненькой лужицы

Вдруг возникала рука.

Грозила скрюченным пальчиком,

Твердила про чей-то должок.

А после девочек-мальчиков

Волчок кусал за бочок.

А мимо, словно на тросиках

Тянули его в серой мгле,

Гроб проезжал на