Ведьмы и враг - Барб Хенди

готовы к отъезду. Яромир ходил вокруг, отдавая приказы и проверяя, чтобы ложе фургона было должным образом покрыто.

Капрал Рюрик все еще казался несколько ошеломленным тем, что ему дали такое задание, но он был занят проверкой седел и разговором с мужчинами. Антон некоторое время наблюдал за ним. У Рюрика было жилистое телосложение и вьющиеся светло-каштановые волосы, которые он носил до плеч. Он был известен как самый быстрый наездник в Сеоне и до недавнего времени служил посыльным между Антоном и его отцом.

Прошлым летом выяснилось, что он снабжал принца Ливена большей информацией, чем просто депешами, и при обычных обстоятельствах это привело бы к его увольнению из гвардии или еще хуже. Но, очевидно, Рюрик пытался поддержать мнение принца Ливена об Антоне, делясь новостями о его успехах в качестве лидера, которыми Антон не уполномочил его делиться. Еще… Яромир был убежден в невиновности Рюрика ни в чем, кроме чрезмерной преданности. Яромир назначил нового гонца, но Рюрика оставил в страже.

Для Антона этого было достаточно. Яромир был самым подозрительным человеком, которого он знал, и если он доверял Рюрику, то и Антон тоже. Кроме того, Селин предложила Рюрику возглавить охрану в этом путешествии, и Антон привык полагаться на ее суждения, когда дело касалось людей.

Как только фургон был привязан, Яромир шагнул к Антону, но не смотрел ему в глаза.

— Все готово, милорд, — сказал он, его лицо вытянулось. — Селин и Амели должны спуститься прямо сейчас.

— Хорошо, — ответил Антон.

Ему очень хотелось сказать Яромиру, что он тоже ненавидит это соглашение, и что часть его знала, что глупо ехать в Кимовеск без своего лейтенанта. Яромир был гораздо больше, чем телохранитель и предводитель солдат Сеоны. Он был лучшим другом Антона… на самом деле его единственный друг.

Каким бы сообразительным ни был Яромир, он не понимал Дамека. Как он мог? Только тот, кто вырос с Дамеком, мог понять, как работает его извращенный разум. Письмо, которое он отправил, было почти братским, с намеком на теплоту, умоляющим о помощи Антона.

Когда Дамек выказывал намек на теплоту, он был самым опасным.

Одно из самых ярких воспоминаний Антона было связано с опытом детства, когда их отец купил каждому брату прекрасного щенка спаниеля, чтобы они могли обучать собак охотиться на птиц. Будучи одиноким ребенком, Антон очень любил свою собаку и назвал ее Стрела, потому что она бегала так прямо. Он спал со Стрелой и провел много часов, тренируя его. В результате его собака стала гораздо лучшим охотником, чем собака, подаренная Дамеку, и однажды их отец прокомментировал это.

В тот вечер Дамек пришел в комнату Антона, чтобы похвалить Стрелу и угостить собаку сырыми кусками говядины. Редкое проявление братской теплоты Дамека сделало Антона счастливым. Через несколько часов Стрела начал скулить от боли. Он умер до утра, отравленный.

Это был не первый и не последний раз, когда Дамеку удалось оставить Антона раскачиваться в печали, но это было одно из самых болезненных переживаний в памяти Антона.

Яромир должен был остаться здесь, чтобы защитить Сеон.

Прямо сейчас Деймек мог замышлять что угодно. Он мог устроить ловушку для Антона. Он мог попытаться выманить и Антона, и Яромира одновременно. Ему действительно может понадобиться помощь в поимке убийцы. Он мог замышлять что-то совершенно другое. Узнать это было невозможно.

Но отец Антона хотел, чтобы этот предстоящий брак состоялся, и даже Дамек не стал бы лгать об этом — из страха, что такая уловка может вернуться к принцу Ливену. Так что Антон не мог отказаться помочь. Это означало, что он должен был предвидеть как можно больше результатов и планировать соответственно.

Тем не менее, князь Дроевинки не объяснял своих решений даже такому близкому человеку, как Яромир. Ему нужно было постоянно поддерживать абсолютную власть. Отец Антона научил его этому, и в глубине души он знал, что это правильно.

— А вот и сестры с Хельгой, — сказал Яромир, глядя на двери замка.

Антон обернулся. Селин шла к нему через двор. С поднятым капюшоном он не мог видеть ее волос, только красивое лицо. Даже в толстом плаще она казалась ему такой маленькой, такой хрупкой. И все же она была одной из самых храбрых женщин, которых он когда-либо знал. Она казалась ему храброй, потому что всегда сталкивалась с тем, чего боялась. Он восхищался этим.

Он восхищался ею.

Амели и Хельга последовали за ней, обе тоже были закутаны в плащи. Эти двое заставили его чувствовать себя еще более неловко. Амели показалась ему скорее свирепой, чем храброй, и она не понимала, как ее грубое поведение влияет на других людей. В этой поездке за ней нужно будет внимательно следить.

Хельга… ну, Антон понятия не имел, почему Яромир так ценил старуху. Она показалась Антону полубезумной, но Яромир почти настоял, чтобы она сопровождала сестер, и это было, по крайней мере, то, с чем Антон мог согласиться.

Селин подошла к нему и посмотрела на готовую повозку и лошадей. — Мы опоздали, милорд? — Когда она обернулась, ее взгляд скользнул по его мокрым волосам, но она не предложила ему надвинуть капюшон.

— Вовсе нет, — ответил он.

Яромир мгновение изучал Амели, а затем подошел к капралу Рюрику, наклонился и заговорил так тихо, что его не было слышно. Рюрик вздрогнул, и его глаза расширились.

— Бедный Рюрик, — сказала Амели. — Яромир, должно быть, угрожает всем, от обезглавливания до сожжения заживо, если с нами что-нибудь случится.

Вероятно, она была права.

Антон переключил свое внимание на другие вопросы. — Я договорился о тех же лошадях, на которых вы ездили в свое последнее путешествие, — сказал он Селин и Амели. — Надеюсь, они оказались удовлетворительными?

Он уже выбирал обеих лошадей, быстроногого черного мерина для Амели и нежную серую кобылу по кличке Соболь для Селин.

— О да, — быстро ответила Селин. — Я полюбила Соболя.

— А на чем я буду ездить, милорд? — спросила Хельга, уперев руки в бока.

— Я подумал, что вы, возможно, предпочтете сесть на скамейку в фургоне вместе с сержантом Базином, — сухо ответил он. Было неловко так разговаривать со стареющим слугой. — Если это приемлемо.

Хельга фыркнула и направилась к фургону. — Конечно, это приемлемо, — бросила она через плечо. — И не смей говорить со мной таким тоном. Я достаточно взрослая, чтобы быть твоей бабушкой.