Учитель Истории - Артур Гафуров

— Нет, — сказал я сам себе, задергивая шторы. — Не сегодня.

Завтра слишком важный день, чтобы отвлекаться на местных малохольных.

Погрузившись в работу, я почти сразу же напрочь забыл о странном прохожем, так что прошел целый час, прежде чем я снова решил размяться. На этот раз мне захотелось пройтись до ближайшего магазина, прикупить кое-какой снеди на завтрак. Накинув пальто, я вышел на крыльцо и обомлел: в двух шагах от меня, разинув от удивления рот, стоял Сизов.

— Филипп Анатольевич? — неестественно высоким голосом без тени былой доброжелательности спросил он. — Что вы здесь делаете?

— Я здесь живу, — ответил я, в свою очередь насторожившись. — Это запрещено?

— Нет, что вы! — молодой человек хлопнул себя по лбу, словно вспомнил что-то важное. — Какой же я дурак! Надо было сразу догадаться, что вас поселят именно в общежитии.

— Бывает, — холодно бросил я. — Позвольте поинтересоваться, с какой целью вы сами здесь оказались?

— Я? Да я просто прогуливался… Размышлял о периоде правления Годуновых… У меня завтра урок по этой теме, понимаете… А тут за углом руины церкви начала XVII века, построенной как раз по распоряжению самого Бориса Федоровича… Располагает к осмыслению…

— Ну-ну, — перебил я. — За то время, что вы здесь ходите, можно было передумать еще с десяток тем. А вы все на одной зависли. Ладно, это не мое дело. Всего доброго.

— Филипп Анатольевич! — окликнул он меня, когда я уже отошел шагов на тридцать. — Вы же не думаете, что я ненормальный?

Я остановился, собрался с мыслями.

— Перефразируя Коко Шанель, отвечу, что я вообще о вас не думал. Но если подумать, то мне кажется, вы не более ненормальный, чем большинство жителей этого города.

— Что вы имеете в виду?

— То, что объективных критериев нормальности не существует, — задул ветер, по земле между нами пробежали снежные завихрения: мне пришлось повысить голос. — Даже в одном обществе они сильно рознятся. Вот вы ходите по ночам возле церковных руин. Нормально? Едва ли. А кто-то другой тайком от жены ходит по борделям. Третий купил себе рогатку и убивает ворон. Четвертый… допустим, четвертый, принципиально не платит присылаемые ему штрафы. Это все ненормально. Но одна-две ненормальных черты — еще не признак ненормальности человека.

— Ах, вот оно что, — протянул он, казалось, не особо удовлетворенный услышанным ответом. — Да, здесь вы правы.

— Очень рад. Теперь простите, я забыл дома перчатки, а без них холодно. Кстати, не подумайте, что второе, третье или четвертое — это про меня.

— Я так и не подумал, — махнул мне рукой учитель.

И чего я вдруг решил перед ним оправдываться?

Когда я вернулся из магазина, Евгения уже не было.

А утром город потрясла сенсация. Да такая, что на время все жители напрочь забыли о своих делах. Даже о самых важных. Даже я забыл. На время.

О сенсации, как ни странно, мне сообщила моя любимая жена Вера. За десять минут до будильника в безмятежный сон вашего покорного слуги ворвался телефонный звонок.

— Алло…

— Спишь, соня?

— Соня? — я мгновенно открыл глаза. — Какая соня?

Последние несколько дней это слово ассоциировалось у меня исключительно с женским именем. А тут с утра пораньше в ухо голос Веры, и сразу же — соня. Кто угодно растеряется.

— Не какая, а какой, — поправили меня на том конце провода. — Соня и есть. Ты в курсе, что у вас монастырь ограбили?

— Монастырь? Успенский, что ли?

— Да, кажется, его. А у вас там много монастырей? Украли коллекцию Юрьевских.

— Чего?! — я аж подскочил на кровати.

— Сейчас в новостях рассказывали. Пропала сабля князя Андрея Младовского и золотое ожерелье тринадцатого века. Два других предмета не тронули. Ты хоть успел на них посмотреть?

— Нет, не успел. Думал на выходных…

— Теперь и не увидишь, — философским тоном подытожила жена.

— Может, найдут, — я свесил ноги на пол, протяжно зевнул. — По горячим следам.

— Ага, с собаками. Лазарев, ты как первый день в нашей стране живешь. Или еще не проснулся. Ладно, я лишь поделиться впечатлениями звонила, мне на работу собираться надо. До вечера, радость моя!

— Пока, любимая…

В суд собирался на автопилоте. Документы, паспорт, доверенность… Одеться опрятнее, галстук… или к черту его? Ох, я ведь хотел прочитать еще постановление этого, как его… Какого-то там областного суда. Надо позавтракать еще… И побриться.

Но мысли упорно отклонялись в сторону от предстоящего слушанья, отпихивались от него, как кошка от тазика с водой. Вот бывает же так: если долго чем-то заниматься и настраиваться, то в самый ответственный момент тебя может сбить с толку любая ерунда. А тут и не ерунда даже, а происшествие как минимум регионального масштаба. Интересно, как власти отреагировали? А общественность?

Наконец я не выдержал и за завтраком вместо чтения постановления «какого-то там областного суда», открыл прихваченный из столицы ноутбук и залез в интернет. Мне срочно захотелось узнать, что же это за супер ценная коллекция Юрьевских, которую минувшей ночью, несмотря на охрану, кто-то успел ополовинить. Пока завтракаю, ведь можно?

Никто не возражал.

Пресловутая коллекция представляла собой не что иное, как собрание ценностей из усадьбы Юрьево. Усадьба эта находилась в одноименном селе, в двух десятках верст от Младова. В царские времена тамошние земли являлись родовой вотчиной одной весьма состоятельной графской фамилии. Да, да, графья Юрьевские, ваше сиятельство-с. За свою двухсотлетнюю историю представители рода успели собрать немало реликвий, чем порядком пошатнули собственное финансовое благополучие, однако снискали себе репутацию заядлых коллекционеров. Родоначальником коллекции стал граф Александр Петрович Юрьевский, живший еще в начале позапрошлого века. Сей почтенный господин какими-то темными путями (насколько темными, станет понятно чуть ниже) заполучил себе в собственность саблю князя Андрея Младовского — дяди Ивана Грозного и одного из последних удельных правителей Руси. Реликвия ценнейшая, особенно учитывая тот факт, что граф приходился князю Андрею земляком и, пусть и очень дальним, но родственником. Потомок Рюриковичей, ага. Сам Младовский, будучи мужчиной в самом рассвете сил, по навету недоброжелателей угодил в опалу — обычное дело в те времена, учитывая личность правителя земли Русской. А вслед за тем бедолагу отправили в темницу — тоже привычный сценарий, тогда многие сидели. Там, в темнице, князь помер то ли от яда, то ли от асфиксии верхних дыхательных путей — ну, все всё поняли, правда же? Летальный исход, конечно же, был обеспечен благословением его венценосного племянника, которого в те времена еще не называли Грозным, а именовали чуть менее поэтично — Кровавым. Фамильное оружие князей Младовских пропало в запасниках царской сокровищницы, где про него, как водится, все тут же забыли. И безвинная сабля пролежала в темном сундуке больше ста лет, пока снова не увидела свет божий при…

Ну, конечно же, при Петре Первом! Основатель моего любимого города, как мог, изыскивал средства для войны со Швецией, которая по состоянию на 1701 год складывалась не очень успешно (Нарвская конфузия, все дела), а потому потрошил любые закрома, до каких удавалось дотянуться. Дотянулся он и до сундука с сабелькой, которая ушла в заклад, да не абы кому, а самому Федору Ромодановскому — был такой государственный деятель, очень харизматичный дяденька.

В тот момент никто уже и не помнил, кому на самом деле принадлежит старинное оружие, эфес которого украшали многочисленные каменья и золотая скань, а клинок был выкован из лучшей персидской стали. Во время очередного раздела Польши, случившегося под конец XVIII века, сабля переехала из Москвы в имение потомков Ромодановского под Варшаву, где спустя три десятка лет попала в руки французских молодчиков Бонапарта, которые маршировали… Ну да, как раз в сторону Москвы.

О том, что было дальше, знает любой школьник. Для нашей истории важно лишь то, что молодой майор граф Александр Юрьевский после войны привез в свою родовую усадьбу под Младовым красивую саблю, взятую в Тарутинском бою. Каково же было его изумление, когда один из друзей графа, увлекающийся стариной молодой поручик, признал в трофее клинок предательски убитого князя Младовского! Сомнений быть не могло: имелась и старая парсуна (то есть, портрет) князя Андрея, изображенного с саблей на боку.

Так спустя две с половиной сотни лет семейная реликвия княжеского рода вернулась на свою вотчину.

Вдохновившись саблей (продать ее он не согласился ни за какие деньги), Александр Петрович начал разыскивать и выкупать прочий дорогостоящий хлам, когда-либо принадлежавший венценосным особам. Денег у него хватало: в статье про это ничего не говорилось, но подозреваю, что из боя с французскими мародерами граф вывез не одну лишь сабельку. Так или иначе, поиски продвигались вполне успешно, ибо в давние времена, когда каждый второй город на матушке-Руси являл собой отдельное государство, местных посаженных монархов из числа потомков Рюрика имелось более чем в избытке. И почти все они оставляли наследников. И наследство.