Прощай, Атлантида - Владимир Шибаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пускай Гафонов скажет, – заорал вдруг Воробейный сосед, опять с досадой брякнув пустой кружкой.
– А и скажу, – выступил из тени тяжелый мужик с длинным лоснящимся гладким волосом. – А и скажу, – повысил он голос, удавливая шум. – Что, напилися? Кровинушки нашенской. Засудили работягу в стойло. Впрягли в оглоблю ткацкую-кабацкую. Остригли нагло последнюю мечту – с миром, с тихим уйтить в поддон. И забрали, забрили детинушек нашенских в бандагалы-кормильцы да беспризору, а женок наших на потех ихних яйц. Наши силенки то – тю! Футбол гляжу – и то падаю. Не выгорит! – возопил и потряс он плечами, стянутыми белой рубахой с пояском, после спрыгнул с пивного табурета и прошелся в присядку в круге, подняв одну руку и поигрывая кистью, будто в бедуинском танце.
– Запалим мировуху, – продолжил, сильно хрипя. – Отыграемся хоть бы часик на этих жирных котах, подпустим сальца. У них кодла, а у нас туча поширше. Пускай дохлыми крысами помотаются без хлебушка по горбушкам, понюхают потными рожами наши порты негожие. Вот тебе и Первомай, на гроб цветочки выбирай. А то! – закончил он, сипя, и опять криво покружил вокруг табурета. И куда-то рухнул.
– Упал, – донеслось из толпы. – Доходягу…подымите…на воздух…
Какая-то чуть тяжкая тишина вьелась в залу, лишь мухи звенели, спьяну натыкаясь на кружки. Однако, слава богу, в зале, поощряемый отдельными щедрыми словами и даже хлопками появился в рабочий комбинезон обряженный барабанщик – полноватый веснущатый парень, не вполне в ритм стукающий по инструменту палочками. Вперед выступил специалист рабфронта Горячев и, призывая минимум тишины поднятой рукой, представил:
– Пускай слово скажет и ходок от грамотеев-партийцев. От "Белого налива", молодежной левой секции…
– Правой… – поправил паренек, занеся палочку над барабаном.
– … ну да. Секции партии зелено-синих.
Раздались митинговые приветствия:
– …пива ему налить в счет заведения…а почему в сандалях?…молчи, пусть вякнет…давай, паренек, стучи скорей по сердцу…
Паренек сердито оглядел зал и нестройно, не попадая в паузы, застучал, высоко вздымая локти и декламируя:
– Мы пришли в рабочий класс, демократия у нас,
Голосуй за наше дело, получай зарплату смело.
Хватит Зимние нам брать, ведь у всех одна нас мать,
Сбрось булыжник с потных плечь,
Дайся книжкою увлечь.
– Эй, сестричка, а у нас матеря-то разные, – раздалось из угла вместе с хохотом. – Папаша, видать, один.
Но хлопец не сдался. Он вывел какую-то особо залихвастскую дробь и сообщил:
– « Белого налива» груди, Первомая не забудя,
Мы в шеренге общей нашей подравняем. Строя краше
Не найдешь нигде вовек
Ты, рабочий человек.
Закончил представитель партийцев под шум и звон.
– А ну-ка, мужики, – призвал зловатый сосед Воробья, – проводим посланца грамотеев.
Двое-трое протиснулись к барабанщику, состоялась легкая суматоха со звоном стекла и треском инструмента, и препровожденный солист, похоже, не сам выкатился за двери заведения.
Но неожиданно на площадку у стойки выскочила неизвестная пухлая девица несколько расхристанного вида – похоже, неудачно пробиралась через толпу, – и отчаянно заявила:
– Я тут была чужая.
В пивной пошли смешки. Девица глянула на себя, еще более покраснела, приобретя вполне съедобный вид, и оправила сильно маловатый пиджачок:
– Я зачем пришла?
– Не стесняйся, раздевайся, – предложили из угла.
– Правду сказать? – и был ответ из толпы. – Валяй!
– За мужиком, – выкрикнула девица разъяренно.
Прокатился по залу повальный хохот.
– Да-да. Потому что нет его. Какой-нибудь еле видный ботаник. Какой-нибудь заторможенный географ, искатель Атлантид. Вот где ищи, – крикнула девица, выпятив грудь, – раз ты с дамой. Всегда в обществах один порядок.
– А такую видала, – вдруг сосед Воробья выхватил откуда-то из-под ног своих огромную пилу "болгарку" и поднял над головой. – Такая тебя устроит?
Весь зал зашелся в реве. Но ораторша спокойно продолжила:
– А теперь я вижу, куда отдам свою силу. На ваше и наше благо, потому что от этих жарких слов в моем теле расцветают анемоны любви и бактерии радости. Потому что нет у девушки больше счастья отдаться под флагами революционному зуду.
Тут случился опять дикий шум и неразбериха, а два средних школьника быстро смылись, потому что один, пошустрее, шепнул другому:
– Слышь, Балабейко, ты чего замер? Тикаем отсюдова. Училка наша ботаник еще словит. Видишь, красная, как зверь.
А тот пробормотал:
– Споймает – не споймает, выше крыши все равно не рыгнешь. Верно, Тюхтяй? – и нехотя поплелся следом.
В зале опустился смрад, и нечем стало дышать, потому что подвалила ранняя утренняя смена, загремели и запенились стекляшки, и молодой журналист последовал школьному примеру.
На улице он увидел оттирающего камзол от грязи барабанщика и спросил:
– А вирши вам кто подсунул?
Плотный паренек в сандалях поднял на Воробья полные слез глаза:
– Товарищ по партии одобрила, боевая подруга исполнительного секретаря. Она и лингвист тоже…Сам немножко написал, – смутился паренек.
– Сейчас все лингвисты, – уныло подтвердил Воробей.
Вышел он с собрания в препротивном духе, и ему захотелось домой, к семье, к добрым старым ласковым родителям-пенсионерам, в теплую комнату, где они наверняка сидят перед налитой ему тарелкой горохового супа и ждут. Но Воробей одернул себя, вспомнив напутствие декана, что у журналиста одна семья и одна любовница – газета. Ну, несколько любовниц, если одна не прокормит.
– Хотите еще на митинг? – вдруг спросил журналист барабанщика.
– Еще на один? – переспросил партиец. – Инструмент, вон, сломали. Ну, если вместе, пошли. Вы, что ли, тогда выступите?
По дороге, в разговоре, Воробей узнал, что барабанщик в последний год очень увлекся, будучи выпускником местного университета по кафедре муниципального построения и районной политологии, как раз сине-зеленым движением. Пьяные студенческие заварушки он посещать перестал, а, впрочем, и не посещал. На них маялся, потому что был с детства несколько тучен, хоть и не низок, и от природы не огромный спортсмен. Но среди новых товарищей по партии нашел заботу и даже душевную чуткость, подвижная партийная жизнь способствовала похуданию, а бить в барабан он научился и придумал сам. Потому что сине-зеленые идеи, теплые и человечные, требовали все же четкого ритма.
Новые знакомые, слегка поплутав, скоро добрались и до места. Это был подвал станции СЭС.
– А здесь кто собрались? – неуверенно поинтересовался барабанщик.
– Боеотряд, – кратко и сухо пояснил ему и сам ничего толком не ведающий Воробей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});