Это вам не хухры-мухры - Дмитрий Андреевич Сандалетов

Уж в этом-то я был совершенно уверен, а потому лихорадочно думал, как пробить ненавистную трубу.

– Итак, – донесся до меня голос друга. – Я предлагаю залить в трубу серной, или какой другой кислоты, а уж она стопроцентно разъест мешок и все будет замечательно!

Я в недоумении уставился на него: – Интересно, где ты ее раздобудешь?

– Глупый вопрос, где, – усмехнулся Мишка, – у твоей тетки, разумеется! У нее есть сын, а у того – своя машина, а в сарае стоит здоровенная бутыль с соляной кислотой для аккумуляторов,

Порывшись, мы и впрямь обнаружили бутыль и, недолго думая, благополучно вылили ее в трубу.

Наблюдая, как жидкость, булькая, льется из горлышка, я не мог отделаться от ощущения, что, чем больше мы стараемся, тем хуже для себя делаем.

Предчувствие меня не обмануло. К трубе стало не подойти. Кроме острого, вызывающего кашель, запаха кислоты, мы ничего не добились!

Махнув на все рукой, я отправился убирать в комнате. К моей радости, копоти оказалось немного, и вскоре я почти все привел в порядок. У меня даже появилась надежда, что тетка, придя, домой, ничего не заметит. А насчет трубы ей не обязательно говорить, глядишь, к завтрашнему дню все само и провалится.

Вот с такими утешительными мыслями я вышел во двор и увидел Мишку, который, кряхтя, пытался вытащить из трубы здоровенную доску.

– А я тут без тебя, хотел еще раз попробовать, – пыхтя, обернулся он ко мне. – Но, кажется, ее, заразу, заклинило.

Я открыл рот, собираясь сказать ему все, что я о нем думаю, но тут от калитки прозвучал знакомый голос: – Чего это вы тут, ребятки, делаете?

Обернувшись, я увидел тетку, нагруженную сумками с продуктами, и, не найдясь с ответом, развел руками: – Трубу вот чистим.

РS; Трубу пришлось разбирать, ибо мы поработали на славу. Любимые теткины валенки, которые она с утра положила просушиться в печку и которые мы не заметили, частично сгорели.

Детективная история

Это случилось в середине июля. Мой младший братец вторую неделю тянул лямку в пионерском лагере и, судя по его отчаянным письмам, влачил там безрадостное существование.

Послания его грамотностью не отличались, но были полны жалоб и вселенской тоски.

Однако это не мешало мне резвиться на полную катушку.

Жили мы в поселке, расположенном в живописных приокских местах, в снятых на лето у Марфы Петровны двух комнатах.

До реки было сравнительно недалеко, около километра. Но я, как и большинство моих сверстников, предпочитал ездить к ней на велосипеде.

Сама поездка таила в себе массу очарования, когда ты мчишься по тропинке среди величественных сосен, обдуваемый прохладным ветерком.

Я выезжал рано утром. В лесу было тихо, и только пение птиц да дребезжание моего росинанта нарушали безмолвие. Как правило, вскоре меня нагоняли проспавшие зорю друзья, и начинались гонки. Велосипеды превращались в норовистых коней, а мы – в диких индейцев. Лес сразу наполнялся нашими криками, железные кони вставали на дыбы и рвались в бой.

Вскоре я безнадежно отставал, видя далеко впереди себя смуглые спины товарищей. Однако все это были пустяки, и, оставив зарывшиеся колесами в песок велосипеды, мы босиком добегали до реки, с размаху кидаясь в прохладную бодрящую воду.

Наплескавшись до синевы, мы, обессиленные, выползали на горячий песок и блаженствовали под лучами солнца. Пляж, окружавший нас, был огромен. Заросший во многих местах лопухами и неизвестными мне колючими растениями, он представлял для нас великолепный полигон для мальчишеских игр. Мы расстреливали друг друга из пулеметов, дрались на деревянных ножах, снимали скальпы и устраивали засады на ничего не подозревающих отдыхающих.

При таком положении дел родители видели меня лишь за завтраком и иногда за обедом.

К ужину я приползал на обессилевших ногах и, скинув шорты, замертво падал на набитый соломой матрац-диван, стоявший на открытой веранде. Спать внутри в душных комнатах было невозможно, а здесь меня обдувал ветерок.

Утром все повторялось сначала, и так изо дня в день. Такое полудикое существование мне нравилось, зато мама, глядя на мой темный загар, надоедала постоянными требованиями почаще находиться в тени и одевать рубашку.

В играх время летело необыкновенно быстро, дни сменялись днями, и я не заметил, как прошел месяц.

Со дня на день должен был приехать на пересменок мой брат, и наше семейство, к моему неудовольствию, засобиралось в город.

Я не видел особых причин для своего присутствия при встрече и новых проводах брата, справедливо считая, что там и без меня обойдутся.

Признаюсь честно, я не успел соскучиться по своему братцу. За зиму он мне и так надоел! К тому же скучать по дому он давно перестал, вполне довольный своей жизнью. Его последние письма ярко об этом свидетельствовали. Написанные корявыми, мелкими буквами, наискосок в правом нижнем углу огромного листа, они содержали несколько коротеньких фраз типа: – Мама и папа, живу я хорошо. Пришлите еще печенья. Здравствуйте, ваш сын Андрюша.

Не подумайте, что я перепутал их очередность, просто братец писал слова по мере важности в сторону убывания.

Узнав о моем нежелании покидать деревню, мама вначале расстроилась, но, посоветовавшись с папой, подозрительно легко согласилась. Я даже обиделся на нее, решив, что она рада от меня избавиться.

И вот я стою по щиколотку в пыли, а вдалеке затихает натуженный рев перегруженного автобуса. Раннее утро, и я предоставлен самому себе. На целых четыре дня!

Не торопясь, зарываясь пальцами ног в песок, я направляюсь через всю деревню к нашему дому. Солнышко едва взошло, но уже ласково греет, и я наслаждаюсь теплом и прохладой.

Мимо проходит пастух, подгоняя малочисленное стадо, кудахтают за забором куры, где-то звякнуло ведро.

– Все прекрасно и замечательно, – думаю я, открывая калитку, и застываю с открытым от удивления ртом.

Марфа Петровна – наша хозяйка, с кочергой наготове затаившись, сидит на карачках за колодой дров, неподалеку от сарая, и напряженно всматривается в его раскрытую дверь.

Первой моей мыслью было, что старуха окончательно спятила. И от такого предположения мне стало не по себе.

– Марфа Петровна, – тихо позвал я ее, предусмотрительно отступая на безопасное расстояние, – что с вами?

Я думал, она подпрыгнет от неожиданности, но та, обернувшись в мою сторону, раздраженно зашикала.

На лбу ее расцветала здоровенная шишка, и я немного успокоился.

– Иди сюда, – позвала она меня, усиленно жестикулируя, – слава богу, ты пришел, а то уж больно страшно!

И она поведала мне странную историю.

Как обычно, встав спозаранку, Марфа Петровна хлопотала по хозяйству. В процессе работы ей понадобилось, что-то в сарае, куда она легкомысленно и отправилась.

Открыв засов, она смело вошла в темное помещение – и тут же получила крепкую затрещину!

– У меня аж искры из глаз посыпались, – пожаловалась она, потирая солидную выпуклость на лбу. – Хорошо еще я не растерялась, наугад, как размахнусь, да во что-то мягкое врежу, и