Эммануэль. Мадам как яблоко и мед - Эммануэль Арсан

Его губы скользили вверх по ее шее, а руки тем временем спускались вниз, к ягодицам, стискивая их, прижимая к своему телу. Она не противилась, уткнувшись лицом в его плечо, закрыв глаза, приоткрыв рот. Где-то на уровне своего живота она ощущала, как твердеет и наливается его мужское достоинство, и в ответ сама стала крепче прижиматься к нему, чуть покачивая бедрами. У нее опять закружилась голова, и она с упоением отдалась его ласкам. В конце концов, тот или этот, какая разница… Ей так надоело спать одной в холодной постели.

Бутрос выпрямился и соскочил с парапета.

– Аурелия, мне кажется, вам пора спать.

– И где же?

– В вашем номере, моя прелесть, в вашей постельке.

Она обняла его за шею.

– И вы оставите меня в одиночестве?

– Да, моя прелесть.

– Но почему?

Она нетвердо держалась на ногах, и он на всякий случай придержал ее за локоть, чтобы девушка не упала.

– На этот счет у меня есть другая теория…

– Вот как? И какая же?

– Настоящий джентльмен не должен позволять себе пользоваться обстоятельствами и соблазнять даму, если она… как бы это выразиться… немного устала.

Он взял ее под руку.

– Пойдемте. Полиция не очень любит людей, которые шатаются ночью по улицам.

– Помнится, вы мне говорили, что вы выдающийся адвокат.

– Вот именно! Поэтому мне и не хочется, чтобы меня уличили в том, что я брожу по ночам по набережной в обнимку с прекрасными иностранками.

Аурелия зевнула во весь рот, забыв прикрыть его рукой.

– Но я не хочу спать!

– Нет, нет. Вам обязательно надо выспаться. Завтра вам рано вставать. Я повезу вас в Агами, на мой пляж…

5

Копт заехал за ней в девять утра, когда песок еще не раскалился под полуденным солнцем и вода не стала теплой, как в ванной.

Он ожидал ее за чашечкой черного кофе в баре отеля. Девушка вскоре спустилась, свеженькая, отдохнувшая, в голубом платье из тонкого ситца, в прекрасном настроении, предвкушая купание и приятное времяпрепровождение…

Аурелия чуточку расстроилась, что Давид не присоединился к их компании. А ведь она так надеялась на встречу, несмотря на то что накануне обиделась на него. Зачем он так неожиданно сбежал из «Санта-Лючии»? И что значит «Настало время храбрецов»? Он уступил ее Бутросу? Ну и ладно! Если бы тот только пожелал, она отдалась бы ему, не задумываясь. Он же сам нагадал ей по руке, что и для него найдется местечко в ее сердце. А Давид станет следующим. В этом она себе поклялась.

Сначала они долго ехали через бидонвиль, обступивший Александрию со всех сторон, потом мимо озера Мареотис. От его заболоченных берегов исходил неприятный запах. Наконец они свернули на проселочную дорогу, по обочине которой густо разрослись тростник и папирус.

Путь «Ягуару» преградил выбеленный под солнцем деревянный шлагбаум, и Бутрос вышел, чтобы поднять его. Дальше дорога спускалась к морю, огибая лагуну. Когда они, миновав песчаные дюны, вырулили к широкому ровному пляжу, защищенному дамбой от западных ветров, Аурелия вскрикнула от восхищения.

Египтянин оставил машину около небольшой виллы в мавританском стиле, выкрашенной в ослепительно яркий белый цвет. Аурелия не могла скрыть своих восторгов и все повторяла:

– И все это – ваше? И дом? И пляж?

– Это принадлежит моей семье. Мой отец построил этот дом в тридцатых годах.

– Должно быть, он очень богат, ваш отец!

– Мы все тут были богаты… до войны…

– А теперь?

Бутрос воздел руки к небу.

– Эх! Те, кто могут, как-то выкручиваются, но многие уехали…

– Почему?

– В 1956-м революционеры всех экспроприировали.

– Но вашу семью это не коснулось?

– Мы не просто египтяне, мы – копты. Они знают, что без нас им не удалось бы поднять страну из руин. Но иностранцев они прогнали – французов, англичан, греков, итальянцев, евреев – никто им не нужен. Семья Давида, например. Его отец был одним из крупнейших промышленников Египта, но и им пришлось бежать. Они не успели даже собрать чемоданы.

– А почему он вернулся?

– Его мать так тосковала по родине. Он не мог отправить ее одну.

Аурелия хотела еще кое-что разузнать, но вдруг ей почудилось, что вдалеке, в открытом море, сквозь дымку виднеется остров.

– Посмотрите! Что это там? Остров?

Бутрос улыбнулся и жестом пригласил ее пройти в дом.

– Не обращайте внимания, это только мираж… Нам пора переодеться. Море нас ждет.

Он толкнул дверь, и прохладный воздух из дома вырвался наружу, накрыв их свежей волной. Когда они ступили на выложенный керамической плиткой пол прихожей, копт церемонно поклонился и любезно предложил:

– Будьте здесь как дома.

Аурелия раздевалась в небольшой комнате, украшенной мозаикой в сине-зеленых переливчатых тонах. Единственное окно этой комнаты выходило во внутренний дворик, где густо цвели кустарники и журчал фонтан.

Она не успела купить себе купальник в Александрии, и ей ничего не оставалось, как накинуть чей-то белый махровый халат, который висел на стене. От него все еще исходил приятный запах каких-то кипрских духов. Первая, о ком она подумала, ощутив некоторую тревогу в душе, была Элен. Наверняка они с Бутросом были любовниками. Что бы она сказала, если бы ей стало известно, с кем он теперь проводит время. Впрочем, они же не связаны узами брака… по крайней мере, между собой.

Копт ожидал ее в прихожей, в таком же белом махровом халате. Когда они вышли на берег и расстелили на горячем песке полотенце, установив над ним большой зонт от солнца, он тут же скинул его. Оказалось, что он тоже без плавок, как и Аурелия. Он предстал перед девушкой совершенно голым, но она стеснялась смотреть на светлую полоску его кожи – след от плавок чуть ниже загорелого живота.

Бутрос ободряющим взглядом предложил ей поступить так же. Она стыдливо распахнула халат, и он упал на песок к ее ногам. Девушка опустила глаза, ей было неловко, ведь она так давно не обнажалась перед мужчиной.

– Не смущайтесь, Аурелия. Вы, как языческая богиня, созданы для того, чтобы услаждать взгляд своим обнаженным телом.

Бутрос положил руку на ее волнистые с золотистым отливом волосы, притянул к себе и, едва касаясь губами, поцеловал ей веки, прикоснувшись грудью к ее соскам. Потом они, взявшись за руки, побежали по горячему песку и нырнули в теплую волну.

Они так далеко уплыли от берега, что желтый зонт казался им оттуда цветком подсолнуха… Бутрос плавал вокруг нее легко и быстро, как дельфин. Он проплывал у нее между ног, шаловливо покусывал попку и неожиданно выныривал сзади. А Аурелия ложилась на спину, глядя в небо, и ее груди колыхались, повинуясь движению волн, он склонялся над ней, чтобы слизать соленую воду, скопившуюся в ямочке на животе, вокруг пупка.

Когда они, вдоволь накупавшись, вышли из воды, майское солнце припекало уже довольно сильно, и Аурелия не решилась даже нос высунуть из-под желтого зонта. Она улеглась, раскинув руки в стороны, в его тени на большом синем полотенце, утомленная, но счастливая. Бутрос прилег на живот у ее ног и, казалось, задремал, положив голову на согнутые в локтях руки. Аурелия закрыла глаза и стала ждать, когда он придет к ней.

На какое-то время она впала в забытье, пока не почувствовала, что кто-то нежно щекочет подошвы ее ног и покусывает каждый пальчик, начиная от мизинца до большого…

Аурелия даже представить себе не могла, что ее ноги обладают такой чувствительностью. Никто никогда раньше так ее не ласкал. Она почувствовала, как внутри ее утробы, внизу живота, рождается теплая и мягкая, как морская пена, волна. Бутрос продолжал лизать ее пальчики, а она, сдвигая и раздвигая ноги, гладила ими его торс, покрытый густыми черными спутавшимися кудряшками. На мокром песке, где он лежал на животе после купания, отпечатался след его тела: руки, ноги и длинный, тонкий пенис. Это пикантное зрелище взволновало Аурелию.

Египтянин вылизывал языком ее блестящие от прилипшего песка лодыжки и дошел уже до самых икр, однако не торопился подниматься выше, как она того ожидала, согнув ноги в коленях и слегка раздвинув их.

Он скользил вдоль ее тела с невыносимой медлительностью, его щеки все еще находились на уровне ее мягких бледных бедер. Она чувствовала, как он уперся лбом в ее лобок, и это простое прикосновение довело ее до экстаза. Он повернулся, наконец, и, раздвинув пальцами ее губы, погрузил язык в соленые складки кожи.

В тот момент, когда кончик его языка коснулся ее взбухшего от вожделения клитора, она испытала первый спазм. Он погрузил свой твердый язык глубоко в вагину, которая сладостными волнами сжимала его язык, как морская анемона. Когда он медленно вылизывал влажную пурпурную плоть, на нее обрушился второй оргазм, более сильный и долгий.

Бутрос продолжил движение вверх, он полз, он струился по ее телу, тесно прижимаясь лицом к ее тяжелым грудям. Аурелия чувствовала, как его напряженный член трется по внутренней стороне бедер, и готова была принять его в свое лоно, но египтянин не торопился. Он по очереди брал в рот ее отвердевшие соски, потом приподнял груди и стал лизать и пощипывать губами влажную кожу под ними вплоть до подмышек. Тогда она руками нащупала его пенис и стала осторожно стирать с него налипший песок, потом резко подняла таз, упершись ногами в полотенце, схватила Бутроса за ягодицы и погрузила его в себя.