Записки о капитане Виноградове (сборник) - Никита Филатов

Говорят, это очень влияет на потенцию…

– О, это мы вас удачно застали! – потряс набитой о физиономии, мешки и макивары клешней Михаил.

– Какие люди! И без охра-аны…

Прислуга уже погасила светильники, оставив только дежурную люстру. Если не принимать во внимание вышколенных, без единого лишнего звука снующих между столиками официантов, в гостиной Виноградова с приятелем дожидались только двое: Саша Следков и мужчина значительно старше, в кремовой тройке и черной рубашке с расстегнутым воротом.

– Эй! Это не убирай пока. – Следков размашистым, барственным жестом обвел прилегающее пространство стола. Отсеченными от процесса наведения порядка оказались несколько початых бутылок, два блюда с бутербродами и куски ананаса в хрустальном вместилище.

– Слушаюс-с-сь… – отреагировал официант и переключился на новый участок работы.

– Я думал, вы уже смотались, – деловито плеснул водки себе и Владимиру Александровичу Мишка Манус. – Дай-ка мне вот этого вот… с рыбкой!

– Ну извини. – Следков развел руками шутливо и протянул виноградовскому приятелю сразу целую тарелку: – Закусывай, мы – уже.

– Но пить-то будете?

– Отчего же? Конечно!

– Да! – спохватился уже примерившийся было к стопке Манус. – Вас ведь знакомить не надо?

– Ну… – пожал плечами Владимир Александрович.

Самого Следкова, основателя и вождя крупнейшей в регионе охранной ассоциации «Заслон», Виноградов знавал еще старшиной милицейского спецназа. Друзьями близкими они не были, но несколько раз жизнь предоставляла то одному, то другому возможность обменяться услугами – подчас достаточно деликатными и требовавшими безусловного взаимного доверия. Соратники называли Следкова Папа, посторонние – Железный Винни-Пух, за внешнюю неуклюжесть и уникальные бойцовские качества. Впрочем, второе прозвище вороватые журналисты в последнее время приклеили к Егору Гайдару, и из местного обихода оно почти вышло.

Следковского собеседника Владимир Александрович раньше не встречал. Манерой одеваться и аксессуарами – массивная золотая цепь на шее и перстни, то ли два, то ли три – мужчина напоминал классический образ итальянского мафиози. Усиливалось это впечатление южным разрезом достаточно близко посаженных глаз и профилем, характерным для тех мест, откуда недавно вернулся Виноградов. Несколько нарушая шаблон, выделялись две резко прочерченные носогубные впадины, встречающиеся на лицах вечно голодных фанатиков, одержимых какой-нибудь национально-религиозной идеей.

– Папу ты знаешь прекрасно, а это… – Михаил в затруднении посмотрел на Следкова.

– Полковник! – опережая, протянул руку мужчина и двинул в коротком поклоне затылком.

Вот так, всего-навсего: воинская кличка? блатное звание? Может, и то и другое. Что же, каждый представляется так, как сочтет нужным.

– Виноградов! – пожал протянутую руку Владимир Александрович.

– Как же, слышал. Очень приятно! – То ли это была форма вежливости, то ли действительно…

– Ну поехали…

Ощущая разлившееся по желудку тепло, майор обратил внимание, что, за исключением Мануса, все поднимавшие полные стопки не то чтобы просто пригубили – нет, сделали по добросовестному глотку, умеренно и без жадности. Так что оставалось еще по крайней мере на пару тостов. Сам он не допил по причине вчерашнего алкогольного эксцесса, Папа дружил со спортом и не злоупотреблял, а некто назвавшийся Полковником, очевидно, следовал законам шариата, осуждавшим пьянство.

Один Мишка, любящий жизнь во всех ее проявлениях, дело довел до конца, смачно выдохнул и заработал челюстями.

– Чего мрачные такие?

– Да вот, Батенина поминали.

– Кого? – Владимиру Александровичу показалось, что он ослышался. Это случается, если имеешь где-то в глубине, на уровне подсознания, постоянный очаг тревоги.

– Ну – Батю, Батенина… ты ведь знал его вроде? – Следков нахмурился, припоминая.

Виноградов покосился на переставшего даже жевать приятеля и определил:

– Он чего – помер?

– Погиб! Недавно…

– Убили? – Холодок в груди поднимался, рос, вынуждая нестись напролом, навстречу опасности.

– Нет. Автокатастрофа… Разбился на Кипре.

– Где-е?

– На Кипре. Поехал по путевке, там взял машину в аренду. И – насмерть!

– Саныч, а ты мне другое рассказывал… – Приятель Миша покончил-таки с приемом пищи и захотел получить причитающуюся ему толику общественного внимания. – Помнишь, вчера?

– Не, не помню! – попытался уйти с воображаемой линии атаки Виноградов. – Чего только спьяну не…

– Как же? Насчет перестрелки! Знаете, мужики, Саныч такую историю выдал – якобы лично сам Батенина…

– Миша, налей лучше!

– Это конечно, но я, скажу прямо, чуть не поверил. – Чувствительности и деликатности у Мануса было как у носорога. Расплескивая по стопкам сорокаградусную жидкость, он даже не удосужился глянуть в отчаянно злые глаза Виноградова: – И ведь клялся-божился, что чистая правда!

– Ладно, проехали. – Владимир Александрович пытался найти повод, чтобы перевести разговор на что-нибудь другое, но на ум ничего не приходило.

Неожиданно на помощь пришел Следков:

– Давайте, за помин души! Не чокаясь…

Снова пригубили, но теперь Виноградов физически и неотступно ощущал на себе тяжелый, задумчивый взгляд Полковника. Неожиданно вскинув глаза, он увидел, однако, что тот смотрит вовсе не на собеседников – мимо, в служебное помещение прошествовала одна из «массажисток», и собеседник по-восточному зацокал языком, провожая ее поворотом головы.

Выпив теперь уже до дна, Владимир Александрович закусил ананасной долькой и вежливо рассмеялся какой-то очередной Мишкиной похабени.

Ощущение беззаботности, однако, не вернулось…

– Господа! Мы заканчиваем.

– Вот, мать его…

– Михаил Григорьевич?

– Да нет, все в порядке. – Виноградовский приятель похлопал по белоснежному плечу метрдотеля. Двубортная тужурка делала старика похожим на штурмана загранплавания. – Выметаемся, дед.

– Пойду верну рацию. Всего доброго! – откланялся Владимир Александрович. – Миша, можно тебя на минутку?

– А ты куда, Саныч? Могу подбросить, я с шофером, – естественно предложил Следков.

– Нет, спасибо. Мне еще кое-какие проблемы надо…

– Счастливого пути, – протянул руку Полковник. – До встречи!

Не по голосу даже, не по словам – по выражению глаз Виноградов безошибочно угадал, что встретятся они вновь очень скоро. И хорошего в этом будет не много.

– Нет, но ты хоть можешь объяснить, зачем тебе все это?

– Я же сказал.

– Ничего ты толком не сказал!

– Не злись…

– Ладно. Выключи кофеварку, а то пробки повышибает. – Профессор что-то еще неразборчиво просопел под нос и вернулся к экрану компьютера.

– Тебе наливать? – Владимир Александрович поискал под столом и на ощупь извлек банку «плантейшена», сахар кусочками и засохшую в чем-то коричневом ложку.

– Покрепче, как всегда.

– А чашки? – задумался было Виноградов, но, не дождавшись ответа, обнаружил на подоконнике разнокалиберные остатки нескольких сервизов. – Готово!

С тех пор как Профессор окончательно и бесповоротно бросил пить, у приходящих к нему обязательно возникала проблема: что нести с собой? Раньше все просто было – коньяк, винишко красное… А теперь? Денег за консультации со своих Профессор не брал, что создавало дополнительные трудности.

В этот раз Виноградов принес шикарный, немыслимой свежести торт – говорят, сладкое, а в особенности шоколад и суфле, стимулирует мозговую активность. Правда, жена, увидевшая, с чем собирается из дому Владимир Александрович, выразила некоторые сомнения по поводу того, куда направляется супруг, – но ограничилась только просьбой «передать ей привет» и по возможности предохраняться.

Профессор был умный, высокий и толстый. Точнее, даже не то чтобы толстый – а так, рыхловатый, подобно большинству кабинетных работников. Он носил дорогие очки, много курил и представлял собой интеллектуальное крыло виноградовских друзей и приятелей – в отличие от Мишки Мануса, представлявшего крыло силовое. Прозвище свое и репутацию Профессор оберегал и жестоко обиделся, прочитав у известного московского писателя-детективщика о своем «тезке», мозговом центре преступного мира столицы.

Настоящий Профессор преступников не консультировал. Принципиально! И не потому, что служил в милиции, – сам по себе этот факт никогда и никого от предательства не останавливал. Тем более что звание он имел невысокое, и соответствующий оклад составлял далеко не самую главную статью доходной части его бюджета.

Нет, просто Профессор не любил жуликов. А также воров. И бандитов! Не любил, и мог себе это позволить.