Стрекоза для покойника (СИ) - Лесса Каури

— Ну так годков мне много, умом слаба стала, — по-доброму улыбнулась Анфиса Павловна, выставляя на стол чашки из голубого фарфора, молочник и хрустальную вазочку с конфетами. — Люблю с людьми поболтать — в старости это уже радость, а не необходимость. Как тебя зовут?

— Лука! — с вызовом ответила Лука.

— А имя-то мужское? — старушка, посмотрев на нее поверх очков, покачала головой. — Чем аргументируешь выбор, иллюминация?

— Нравится мне! — признала Лука. — Лучше, чем Луша или Луня звучит. Загадочно и… сильно!

— Сильно — это сильно! — фыркнула Анфиса Павловна. Разлила янтарный чай, взялась за молочник. — Будешь с молоком?

Лука наморщила нос, спохватившись, покачала головой:

— Нет, спасибо!

— Ты мне руки-то свои покажи, — вдруг сказала старуха.

Лука молча вытащила руки из-под стола. Ну все. Углядит бабка чёрный маникюр — пиши-пропало!

— Чёрный — вовсе не цвет смерти, — улыбнулась та и налила себе молока в чашку, — это цвет земли. Прах в землю хоронят — вот и стали люди чёрный считать цветом печали. А ведь оттуда жизнь на земле идёт — от земли, воды, огня и ветра.

На миг почудилось Луке, будто поднялись вокруг старушки сиреневые стены, внутри которых выглядела пожилая женщина совсем по-другому — высокой, черноволосой красавицей. И вдруг она вспомнила, как держала её за руку Муня на крыше бара, показывая то, что видят её глаза. Вспомнила и этот дом, и увиденных воочию жильцов, и сияние, источаемое этой самой Анфисой Павловной!

Когда она пришла в себя, хозяйка, сидя напротив, пила чай мелкими глотками и внимательно смотрела на Луку.

— В следующий раз постарайся воспоминание перевести в действительность, — строго сказала она, — иначе так и будешь обрывки видеть, а не картину целиком. Вижу, ты неучёная совсем? Родители с тобой не занимались?

— Нет у меня родителей! — Лука расплескала чай из только что поднятой чашки и поставила ее на место. — И учить меня некому!

— Редкий случай, — спокойно заметила Анфиса Павловна. — Обычно наши все потомственные, да ты, наверное, и сама заметила.

Лука кивнула. Решить загадку наличия у себя волшебной силы, или Дара, как называла её Муня, она и вовсе была не в состоянии!

— Пойдем, комнату покажу, — поднялась хозяйка. — Бука ты, но мне нравишься. Да и потенциал хороший, Макс-то мой в астрологию подался, гороскопы, вишь, составляет, озорник, вместо того, чтобы серьезными вещами заниматься. А мне уходить, знание не передав, нехорошо… Ну да, чего это я вперед паровоза… Погляжу сначала, как ты полы моешь! И моешь ли вообще!

Комната была просторной, с большим окном, выходящим во двор. Под окном стоял диван, у стены ореховый трехстворчатый шкаф, явно старинный, рядом письменный стол из современных и, совсем уж ни к чему, черное офисное кресло. На полках вдоль торцевой стены теснились книги с разноцветными корешками.

— Ну как? — поинтересовалась Анфиса Павловна. — Подходит девушке с мужским именем?

Лука ступила в комнату осторожно, как кот на чужую территорию. Ощущение, шедшее от стен, ей понравилось — здесь было спокойно и светло, и дело вовсе не в тихих соседях и достатке освещения!

— Подходит! — она выглянула в окно. — Только, Анфиса Павловна, вы мне говорите, пожалуйста, что нужно для вас сделать, потому что я не знаю — что!

— Конечно, буду говорить, — заулыбалась старушка. — Когда переедешь-то?

— Да прямо сейчас и перееду! — Лука вышла в коридор и вернулась со своим рюкзаком. Бросила его кожаный ‘стул босса’. — Вот, переехала!

Брови Анфисы Павловны впервые поползли вверх. Однако она ничего не сказала, лишь махнула рукой, зовя за собой.

— Ванная… Вот эту полочку можешь занимать, а сюда полотенца вешать. Туалет… ну здесь как при коммунизме всё общее. Моя комната.

Комната хозяйки не уступала размерами предыдущей. Под окном стояла кровать на металлических столбиках с шишечками в навершиях. На ней — белое кружевное покрывало и три уложенные друг на друга подушки, накрытые дивной красоты накидушкой, вышитой по всей поверхности гладью. Такими же салфетками, на которых цвел волшебный сад, были укрыты поверхности двух массивных комодов, стоящих рядом. В простенке между узкими шкафами висело зеркало в старинной деревянной раме, под ним, на тумбочке, стояли иконы и лежали церковные свечки. Пахло чистотой и немного — нагретой солнцем пылью.

— Ключи, — Анфиса Павловна положила в ладонь Луке связку, — деньги на продукты, список, что нужно купить. Я — консервативна, продукты одни и те же пользую. Так что список не выбрасывай, покуда наизусть не выучишь.

Лука молча смотрела на нее и думала, как хорошо, что бабулька оказалась такой простой и сложной одновременно. Но сложность её лежала где-то за гранью, там, куда Лука заглянула пока одним только глазком, а вот простота была здесь — в этих ключах и списке, в чистенькой комнатке, пахнущей благородной старостью, в неожиданных ремарках.

— Чего глазеешь, иллюминация? — засмеялась Анфиса Павловна.

— Пакет дайте… для магазина! — смутилась Лука и пошла доставать из рюкзака тапочки, подаренные ей Муней.

Непорядок в доме в обуви ходить!

Несмотря на ершистый характер Луки и спокойно-язвительный Анфисы Павловны, соседки зажили душа в душу. Пожилая дама, действительно, оказалась неприхотливой — она любила свежие продукты, в основном, кисломолочные, чистые полы и… дорогой алкоголь.

Когда Лука с первой получки купила банку красной икры, сервелат в нарезку и бутылку вина, Анфиса Павловна с доброй улыбкой отобрала у неё бутылку и поставила под мойку, к мусорному ведру. После чего достала из буфета нехилую круглую бутыль, украшенную виноградной лозой.

— Человек есть то, что он ест и чем, периодически, напивается! — сообщила она, открывая золочёную пробку, которой можно было легко убить в висок, и разливая по хрустальным пузатым бокалам жидкость ярко-янтарного цвета. — Не лей в себя всякий контрафакт, иллюминация, пользуй только старые добрые напитки!

— Ух! — выдохнула Лука, отпив из своего бокала. — Ничего не поняла, кроме того, что это было круто!

Анфиса Павловна любовно намазывала бутерброд с маслом икрой. Для этого был извлечён на свет странный ножичек с тупым закруглённым концом и рукоятью, похожей на раковину.

— Лимончик вот, заешь! — посоветовала она. — Считается, что клубника оттеняет вкус шампанского, солёный огурец — водки, а лимон — коньяка.

— Да? — искренне удивилась Лука.

В её семье пили без изысков — пиво по выходным, водку по праздникам, заедая чем придётся, в основном, докторской колбасой.