Крепитесь, други! - Астра

По ее просьбе удрученный нехватками директор НИИ сдал ей и вторую комнату, большую и светлую, напротив, в том же коридоре. Там уже грохотали молотки.

Но вначале Валентина пригласила к себе Агнессу. Как хозяйку дома, ее задевала вежливая независимость сотрудницы, ей хотелось как-то приструнить, связать ее, «иметь на посылках» эту потомственную «голубую кровь».

Та вошла спокойная, с мягким излучением в глазах.

— Прикрой дверь, садись. Как твои дела? Как малыш?

— Спасибо, все хорошо.

Валентина помолчала, потом сказала проникновенно.

— Я хочу тебе помочь, Агнесса, ты знаешь, как я к тебе отношусь. Надеюсь на взаимное понимание. Тебе известно, что дела наши (тьфу-тьфу-тьфу) на подъеме. Агентство расширяется. Скоро придут новые люди, с ними нужно будет работать, вводить в курс дела. Короче, нужен менеджер. Я даю тебе семьсот долларов зарплаты. Согласна?

Агнесса ответила не сразу.

— Это предполагает ежедневное присутствие в течение полного рабочего дня? — уточнила она.

— Разумеется. Могу добавить три процента от суммы каждого договора, заключенного новичками, да плюс твои двенадцать процентов с каждой собственной сделки. Это немало, на круг до двух тысяч долларов. Соглашайся.

Это были сказочные условия, Валентина не сомневалась в успехе. Подумав, Агнесса отказалась.

— Спасибо за доверие, Валя. Очень сожалею, но вынуждена отклонить твое прекрасное предложение. Для меня это невозможно. Извини.

Она поднялась.

В глазах Валентины что-то блеснуло.

— Как знаешь, — проговорила она холодновато. — Другая бы на твоем месте остереглась с отказом. Такие предложения с неба не падают. Учти. Второго раза не бывает. Смотри, пробросаешься…

С неловкой улыбкой Агнесса пожала плечами.

— Может быть.

Осененная новой мыслью, Валентина смотрела на нее с насмешливым интересом. В глазах ее словно искрились льдистые иголочки.

— Ты никогда не будешь богатой, Агнесса, — проговорила она с удовольствием и обворожительно улыбнулась.

Агнесса встревоженно взглянула на нее и вышла.

«Ускользнула, дворяночка…», — усмехнулась Валентина.

В этот день Агнесса осталась дома. Данюшка просыпался рано, подобно всем детям не желая терять ни минуты утренней радости, и в ночной пижамке перелезал из своей кроватки к матери. Это были счастливые минуты для обоих. Так было и в этот вторник. Потом, после завтрака, они погуляли, зашли в магазин за продуктами, потом поднялись на этаж выше, к Анастасии Романовне и к матери Агнессы, Лидии Владимировне. Отца не было, он уехал в командировку. Здесь Данюшку накормили и уложили в постель, предоставив Агнессе три часа чистого времени для ее шитья.

Когда-то в доме успели произвести капитальный ремонт-перестройку, после которых вместо просторных залов получились небольшие квартирки из одной-двух комнат с кухней. «Успели» — потому что впоследствие ни о каких ремонтах уже не помышляли.

В самой маленькой комнатке у Агнессы поместилась лишь швейная машина, многострочный солидный «Зингер», и платяной шкаф. Зато был балкон. Он выходил во двор к рослому тополю, с листвой которого можно было поздороваться, протянув руку. Сейчас, в дни осени, тополь светился чистым желтым цветом, отчего в комнате мерцал золотистый свет; за это ему прощался пышный летний снегопад, устилавший балкон толстой пуховой периной. Не теряя времени, Агнесса села к машине. Притачала красные лямки к сарафану, настрочила яркие полоски на подол, потом красным и синим шелком вышила цветы у выреза и проймы и посадила в сердцевинку мелкие неровные жемчужинки. Обрывок подобного одеяния висел на стене, пришпиленный портновскими булавками прямо к обоям: эту ветхую, но подлинную справу она привезла из поездки по срединной Руси. На этом свободное время кончилось.

К вечеру они вновь погуляли, и после этого, несмотря на дневной сон, ребенка сморила усталость. Он стал капризничать, не выпуская из рук маленького автобуса, подаренного сегодня бабушкой, в покрасневших глазах появились слезы. Агнесса отнесла сопротивляющегося малыша сначала в ванную комнату, потом в постель. Уложила, укрыла, села рядышком.

— Баю-бай! Спи, глазок, спи, другой.

Мальчик успокоился.

— Мама, — сказал он. — Хочешь, я расскажу тебе сказку?

— Хочу. Сам сочинил?

— Сам. Однажды Утенок и Гусенок забрались в магазин, когда там никого не было. Побросали на пол все пакеты, разбили банки и убежали.

— Ой, как плохо сделали, — удивилась Агнесса.

— Зато интересно. Теперь твоя очередь.

Агнесса задумалась.

— Хочешь про спящую царевну?

— Нет.

— А про лягушку-путешественницу?

— Расскажи про автобус.

— Я не знаю такой сказки!

— А ты придумай!

Агнесса вздохнула, подумала и улыбнулась.

— Слушай. Жил-был на свете Маленький автобус. Вот поехал он по мосту, а мост крах! и провалился. Упал Маленький автобус в реку. А в реке жили крокодилы. Подобрался крокодил и цап его за бок! Зуб у него крах! и сломался. — Ой-ой, — закричал крокодил. — Я думал, он простой, а он железный. Не трогайте его, крокодилы!.. А Маленький автобус — тах-тах-тах — выбрался на берег и покатил домой.

Агнесса поцеловала засыпающего сына и отошла от кроватки.

На вечер у нее было намечено нечто очень важное. Именно сегодня оно должно было получиться, сейчас, в тишине квартиры. Она протерла пол влажной тряпкой, расстелила коврик и села.

Мягко светилась на тумбочке прикрытая абажуром лампа. Поблескивала в полумраке деревянная резьба книжного шкафа, бережно сохраненного с прошлого века. Многоуважаемый шкаф! Это был он. За его стеклами стояли старинные книги с дарственными надписями и пометами на пожелтевших страницах, книги друзей, дальних родственников, цвет русской мысли. Иногда в них встречались засушенные цветы и травы. Конечно, были и современные, и детские книжки. Напротив шкафа отсвечивало старинное зеркало «на семь свечей». Это означало, что при поднесении зажженой свечи в нем отражалось семь языков пламени. Оно было светлым, нисколько не помутневшим, лишь по уголкам, у скосов, разбежались черные паутинки. Сколько прекрасных лиц отразило оно на своем веку! Зеркало имело столик на четырех ножках в виде звериных лапок, покрытых когда-то позолотой. Два пейзажа и автопортрет юной Агнессы украшали стены. Тут же висел на плечиках новый, с иголочки, сарафан с жемчужинами внутри цветочков, которые она вышивала сегодня днем. Агнесса всегда вешала перед собой готовые вещи, чтобы полюбоваться на них и остыть, разлюбить, чтобы и сама работа остыла и не тянулась к ней.

Темой вечера была Валентина.

С некоторых пор Агнессу беспокоила явственная уязвимость ее перед властной хозяйкой «Каскада». Словно бы происходило вторжение в пространства души Агнессы, и она будто отступала все дальше и дальше. Стали задевать и оставлять болезненный след колкие замечания директрисы; раскрытая дверь кабинета, из которой Валентина наблюдала сотрудников, стали действовать на Агнессу, словно поток уничтожающей власти.

С этой несвободой она и решила разобраться сегодня вечером. Кто страдает, тот неправ, то-есть, тот испытывает тайное, темное, подсознательное удоволие от своих мук, с которым и предстояло поработать. Другая сторона пусть работает сама, если готова.

Когда-то давно, на первых курсах училища, ее познакомили с людьми, которые занимались йогой. Это были удивительные занятия. Кроме общеизвестных асан вроде наклона «поцелуй колено» и стойки на голове, исполнялись и другие, которые Учитель считывал, вызывая видимые только ему одному картинки; он и видел, и слышал в пространствах. В тех асанах участвовали сознание, дыхание, работа с болью в мышцах и связках, неизбежной в сложных позах. К последней фазе боль уходила, а исполнитель словно делался невесомым внутри себя. Конечно, это была подготовка к работе «в духе». Главное же место занимали беседы. Учитель, доктор психологических наук, был мужчиной средних лет, с крупной головой, темными, словно пульсирующими, глазами, в которых часто светилось горнее нездешнее выражение. Он обладал способностью летать во времени, оказываясь то в будущем, то в прошлом, и видеть события сразу на множестве уровней. То, чем делился он по возвращении, поражало вселенской связью простого и сложного, непостижимого. До сих пор Агнесса не только не смогла опровергнуть, но открывала глубже и глубже смысл услышанного ею в то время.

Но с самими людьми стали происходить перемены. Кто-то отчаянно возненавидел Учителя всеми силами души и прекратил посещения, другие грозили ему расправой, и слали возмущенные кляузы московским властям, третьи… О, это было что-то! Эти люди пали ниц перед необъятностью этого человека. Неожиданно для него самого в них словно сработало пещерное обожествление «Неизвестной Силы». Страх объял души. Советам его стали следовать с суеверным трепетом, Его советам! Лица многозначительно вытянулись, погас смех, вместе исчезла здоровая веселость и вкус к независимому размышлению. И лишь один-два человека, пользуясь присутствием высочайше-развитого существа, встали на нелегкий путь самоусовершенствования.