Перстень альвов. Книга 1: Кубок в источнике - Елизавета Дворецкая

– Пойдем вперед! – не оборачиваясь, распорядился Хельги. – Ключи!

Отцепив от пояса ключ от оружейного сундука, он протянул его назад, не оборачиваясь; ключ перехватили, кто-то загремел замком.

– Это будет песня! – приговаривал Аудольв Медвежонок, резво бегая по кораблю и раздавая оружие. – Это да! Вот это подарок! Возьми его тролль!

«Железный ворон» замедлил ход. «Черный бык» уже целиком вышел из-за мыса, за ним показался еще один корабль. Воображение рисовало, что вражеские корабли так и будут идти сплошной цепью, один за одним – «так что по их бортам можно было перейти от одного берега до другого, как по суше». «Железный ворон» медленно двигался вперед. Три других корабля догоняли его, выстраиваясь в ряд для битвы.

Хельги напряженно вглядывался в «Черного быка»: ему страстно хотелось увидеть Бергвида Черную Шкуру, взглянуть ему в лицо. К нему приближалось живое сказание, кровавое и страшное, ставшее неотделимой частью семи морей за последние десять лет. Каков же он, то ли человек, то ли злой дух, наводящий страх на Морской Путь, возбудивший к себе ненависть даже самих квиттов, конунгом которых он себя звал? Под передним штевнем «Черного быка» стоял довольно рослый темноволосый человек в блестящем шлеме, в кольчуге под черным плащом. Это мог быть только он.

– Хельги ярл, возьми! – Кто-то сзади подал ему шлем и кольчугу, Аудольв Медвежонок помог надеть ее. Хирдман встал рядом с ним со щитом наготове, другой подал Хельги копье.

– Кто смеет плавать тут, возле моих берегов! – закричал тем временем человек в черном плаще, приставив ладони ко рту. – Я, Бергвид сын Стюрмира, конунг квиттов, требую ответа!

– Я – Даг сын Хельги, хёвдинг восточного побережья! – крикнул в ответ ему Даг Кремневый. – Ты мог бы меня узнать, хотя мы давно не виделись. Десять лет назад ты был гостем в моем доме и мог бы знать, что здесь вокруг – моя земля. И мне никогда еще не приходилось просить разрешения, чтобы плавать возле моей собственной земли! И я посоветовал бы тебе, Бергвид сын Стюрмира, в память о нашем родстве не затевать ссоры, которая плохо кончится!

– Он с ума сошел – мириться вздумал! – охнул Аудольв Медвежонок. – Чего еще не хватало!

– Иначе нельзя, – бросил Хельги, понимавший, что миролюбивый нрав Дага, его родство с Бергвидом и привычка поддерживать спокойствие на своей земле не позволяли ему поступить иначе. – Он не согласится, не волнуйся.

– Я не признаю никакого родства с тобой, слэттинский прихвостень! – закричал в ответ Бергвид. – Ты предал законного конунга, как твой отец предал моего отца! Раз уж мы встретились в море, защищайся!

– Если тебе чем-то не нравятся слэтты, можешь спросить ответа у меня! – крикнул Хельги. – Я, Хельги сын Хеймира, конунга слэттов! И я давно хотел встретить грабителя наших торговых кораблей!

– Ты – сын Хеймира, конунга слэттов?! – вскрикнул Бергвид и повернулся к Хельги.

Если с Дагом хёвдингом он был знаком уже десять лет, то с Хельги они встретились впервые. В голосе Бергвида прозвучало изумление и злобное торжество, как будто он не сразу мог поверить в такую удачу. Быстрым движением он подался вперед, положил руку на борт, словно ему не терпелось скорее добраться до противника. Корабли уже настолько сблизились, что можно было разглядеть лица, и лицо Бергвида неприятно подействовало на Хельги: в этих резких чертах отражалось какое-то нездоровое оживление. Возможно, он берсерк, отметил про себя Хельги, хотя об этом, помнится, ничего не рассказывали. С берсерками драться можно, но приятного в этом мало.

– Давно я мечтал об этой встрече! – горячо продолжал Бергвид. – Ты, трус, сидишь среди женщин и никогда не показываешься на морях! И отец твой такой же! Давно я хотел повстречать кого-нибудь из вас! Вы предали мою мать и оставили ее… чтобы Торбранд Тролль мог захватить ее в плен и продать как рабыню! Твой отец клялся ей в верности и нарушил клятву! Ты мне ответишь за него! Вы мне ответите за позор моей матери! Подлецы! Предатели! Трусы! Мерзавцы!

Все это была ложь и клевета: за последние десять лет едва ли выдался хоть один год, когда Хельги летом не выходил бы в море, и в пленении кюны Даллы, матери Бергвида, Хеймир конунг никак не был виноват, и никаких клятв верности он ей не давал. Но несправедливое оскорбление не перестает быть оскорблением, и сейчас уравновешенный Хельги сын Хеймира ощутил твердое и непреклонное желание сбросить наглого разбойника в море вниз головой.

– Ты, раб и сын рабыни! – с негодованием заорал со своего корабля Торвард ярл. – Нечего клеветать на людей! Твоя мать сама продала себя в рабство! Она сама тебя пристроила в свиной хлев! И там тебе самое место, судя по твоим подлым повадкам! И туда я тебя верну! Я – Торвард сын Торбранда! И если ты чем-то недоволен, то сейчас мы за все и посчитаемся! Не тебе угрожать нам! От тебя еще несет навозом!

Бергвид взвыл от ярости: судьба как нарочно привела ему навстречу трех злейших его врагов. Ухо Хельги дрогнуло, но от сердца тут же отлегло: это не был вой приходящего в исступление берсерка, который ему уже приходилось слышать. Бергвид сбросил свой плащ, выкроенный из черной бычьей шкуры, и взмахнул мечом.

– Это твой последний бой, Хельги сын Хеймира, клянусь Медным лесом, последний! – кричал он. – И твой тоже, Торвард сын Торбранда! Сын ведьмы и тролля!

Дикая ярость и ненависть до неузнаваемости изломали его лицо, и сейчас он воистину походил на злобного и кровожадного духа.

Против четырех кораблей стояло всего три Бергвидовых, притом один из них, снека весел на двенадцать, не мог быть достойным противником даже для «Лебедя», самого меньшего из четырех, имевшего восемнадцать скамей и сорок человек дружины. При таком явном превосходстве сил мысль о поражении не могла прийти в голову, и не пришла бы, будь тут какой-нибудь другой противник. Но Хельги держал в уме то, что уже десять лет лучшие воины Морского Пути ничего не могут поделать с Бергвидом, а этого не может быть просто так, и решил быть осторожнее. А горячее безумие в лице морского конунга говорило о том, что при любом соотношении сил тот не сомневается в своей победе; для Бергвида встретить врага уже означает победить, и этому должны быть причины!

«Черный бык» и «Железный ворон» совсем сблизились; с другой стороны к «Быку» подходил «Лебедь». На «Быке» поднялось лихорадочное движение: разделившись на две части, его дружина готовилась отражать нападение сразу с двух сторон. Сквозь гул ветра и плеск волн, грохот оружия и шум долетали лихорадочные выкрики Бергвида, имена богов и морских великанш: то ли бранится, то ли заклинает.

Последним взглядом Хельги окинул свои корабли: «Длинногривый волк» выгребал навстречу квиттингскому кораблю, примерно равному ему по размеру, и хирдманы Дага хёвдинга уже держали наготове железные крючья, чтобы метнуть их на вражеский борт. Рингольд Поплавок на своем «Кольценосном змее» гнался за маленькой снекой, которая боя принимать не хотела, предвидя верную гибель. Не все люди Бергвида, как видно, обладали его одержимостью.

А дальше Хельги уже ни о чем не думал: опыт и голос Одина в глубине души подсказали, что пора пришла, рука сама метнула в сторону «Быка» приготовленное копье, и знак к началу битвы был подан.

Рядом свистнули крючья, борта двух кораблей с громким треском столкнулись, волны боевых кличей взмыли и рядом с ним, и напротив, и Хельги прыгнул на борт с мечом в руке, увлекая за собой дружину. Волна слэттов, волна кольчуг и блестящих шлемов хлынула на «Быка» и тут же столкнулась с волной квиттов; клинки с лязгом скрестились, вскрикнули первые раненые. Волна нападавших сразу уперлась в ряд разноцветных и разнородных щитов. С кормы «Быка» тоже долетали крики: там уже был Торвард ярл. Слэтты вдруг после нескольких мгновений боя заметили, что противников гораздо меньше, и с удвоенной силой стали теснить их. Тела живых и мертвых летели за борт, над кораблем стоял крик и лязг железа.

Перепрыгнув на «Быка», Хельги сразу наткнулся на Бергвида. Тот еще в прыжке встретил его острием копья, но Хельги на лету отбил его щитом и тут же обрушил удар меча на голову врага, тот успел уклониться. Они бились под передним штевнем, когда основная часть дружины уже переместилась ближе к мачте. Бергвид дрался с горячей яростью, как берсерк, с хрипом и даже взвизгами на каждом ударе, но силы его не превышали обычные человеческие, и Хельги еще раз убедился, что настоящего «боевого безумия» его противнику Один не дал. Перед ним мелькали горячие, дикие, как у бешеного коня, темные глаза Бергвида с лихорадочным огоньком, его оскаленные белые зубы; он отдавал битве всего себя, как будто настала Последняя Битва при Затмении Богов, бился с бешеной самозабвенной страстью, словно ему было больше не для чего беречь себя. Хельги кожей ощущал страшную ненависть своего противника, ненависть, копившуюся годами. Но ведь они никогда не встречались, а значит, эта ненависть не могла быть предназначена именно Хельги; казалось, что эта ненависть текла в жилах Бергвида вместе с кровью и легко просыпалась по первому зову, обращалась, как на главного виновника всех бед, на любого, кто подворачивался. Хельги ощущал, что Бергвид видит в нем не его самого, а «врага своего вообще», и с этим-то вечным, неизменным, нередко убиваемым и вечно возрождающимся многоликим врагом Бергвид сейчас и имеет дело. Чуть ли не весь мир слился для Бергвида сына Стюрмира в одно расплывчатое ненавистное лицо, и с целым миром он сражался, вкладывая в каждый удар самозабвенную ярость Последней Битвы.