Ребекка с фермы «Солнечный ручей» - Кейт Уиггин

Глава VI. Солнечный луч в потемках

Школа изредка приносила Ребекке маленькие огорчения, однако новые товарищи и новые книги никогда не давали ей надолго впадать в уныние. Но вот наступило лето, и школа на время закрылась. Ребекка пыталась полюбить тетю Миранду (прежде такая мысль не могла даже прийти ей в голову), но из этого ровным счетом ничего не вышло.

Ребекка была существом довольно строптивым и не обнаруживала стремления превратиться в домашнего ангела. Но в то же время она обладала чувством долга и ей совсем не хотелось быть непорядочной, неблагодарной и непочтительной. Она создала для себя некий образец, стандарт поведения и, когда ему не соответствовала, очень огорчалась. Ей тяжело было жить в доме у тети Миранды, есть ее хлеб, носить купленные ею платья, читать книги из ее библиотеки — и в то же время всей душой не любить тетю Миранду. Она инстинктивно чувствовала, что это выходит как-то скверно, по-свински. Когда же угрызения совести терзали ее особенно невыносимо, девочка делала очередную попытку ублажить тяжелую и угрюмую родственницу. Это оказывалось не под силу в первую очередь потому, что в присутствии тети Миранды Ребекка почти никогда не бывала собой.

Шарящий взгляд тетушкиных глаз, этот пронзительный голос, узловатые пальцы, тонкие, никогда не улыбающиеся губы, ее долгое угрюмое молчание, эти ее гребни, совсем не подходящие к цвету волос, этот прямой пробор, похожий на шов белыми нитками по черной сетке для волос, — в ней не было ни одной черты, которая привлекала бы Ребекку.

Есть на свете лишенные воображения, деспотичные пожилые женщины, которые всегда вызывают в детях желание поступать им наперекор, совершать порой очень плохие поступки. Живи мисс Миранда в более многолюдном месте, она непременно сняла бы дверной колокольчик, завела злую собаку и порасставляла бы на садовых тропинках ловушки для птиц. Близнецов Симпсонов тетушка Ребекки приводила в такой трепет, что бедняжки боялись переступить порог, даже если она выходила им навстречу с угощением.

Понятно, что Ребекку тетя Миранда должна была раздражать каждым своим вздохом. Но и отношение Миранды к Ребекке было таким же. То и дело эта девчонка, забыв о бесчисленных предупреждениях, заходила в дом с парадного крыльца, потому что это был кратчайший путь к ее спальне. Она бросала ковш на кухонную полку, вместо того чтобы оставлять его в ведре. Она сажала кота и кошку на тетин любимый стул. Она не помнила, за чем ее послали. Она забывала закрыть сетку и понапускала в дом тучи мух. Она без перерыва тараторила. Она громко пела и даже насвистывала, когда собирала щепки. Она без конца возилась с цветами — расставляла их в вазы, прикрепляла на платье, прикалывала к шляпке. И наконец, она была живым напоминанием о своем бестолковом, никчемном отце, приворожившем Аурелию красивой внешностью и изящными манерами и чуть не пустившем ее по миру. И вообще, Рэндаллы — чужаки. Они не были уроженцами не только Риверборо, но и округа Йорк. Миранда вынуждена была согласиться, что и за пределами этого заповедного округа могут рождаться на свет люди, но ее мнение об этих людях было самое нелестное. «Вот если бы приехала Ханна!» — без конца повторяла тетя Миранда.

Ханна ни в чем не походила на Рэндаллов, она была «вся в Сойеров» (бедная Ханна, увы, тетя была права на этот счет). Ханна раскрывала рот лишь тогда, когда к ней обращались, а не так, как эта девчонка, без конца и невпопад. Ханна в четырнадцать лет стала членом церковной конгрегации. Ханна любила вязать. Ханна если еще не стала, то обещала стать образцовым воплощением всех семейных добродетелей. И вот, вместо нее в кирпичном доме обреталась эта черноволосая цыганка с огромными, как тележные колеса, глазами и ее приходилось рассматривать как полноправного члена семьи!

А тетя Джейн была совсем не такая, как тетя Миранда. Тетя Джейн была лучиком света в потемках. Джейн, с ее негромким голосом, понимающим взглядом, готовностью все простить — даже в те трудные две недели, когда маленькая чужачка старательно приноравливалась к обычаям кирпичного дома.

Одно за другим, постепенно, с трудом усваивала Ребекка новые понятия, и эта трудная душевная работа делала ее не по годам взрослой.

Когда она брала свое рукоделие и присаживалась возле тети Джейн на кухне, тетя Миранда, сидя у окна в гостиной, вела наблюдение. Иногда, если солнце особенно палило, они располагались с работой на боковом крыльце, где клематисы и немецкая жимолость создавали тень. Отрез коричневой в полоску материи казался Ребекке бесконечно длинным. Шитье давалось ей тяжело. То нитка выдергивалась из иглы, то наперсток закатывался в заросли жасмина и пальцы оказывались исколоты. Она никак не могла ровно соединить края, чтобы сохранялся узор, и ткань у нее все время морщила.

Ребекка полировала иголки «наждачными» листьями клубники, чтобы они не так скрипели, но это мало помогало. Потребовалось все терпение тети Джейн, чтобы приучить пальцы Ребекки к иголке. Эти пальцы так ловко справлялись с карандашами, ручками, кисточками, однако в обращении с иголкой — столь миниатюрным, деликатным «орудием труда» — они сразу становились окаменело-неуклюжими.

Когда первое изделие Ребекки — коричневое в полоску платье — было завершено, девочка выбрала удобный, как ей показалось, момент, чтобы спросить у тети Миранды, нельзя ли для следующего платья взять какую-нибудь другую материю.

— Я специально купила коричневый материал, — отрезала тетя Миранда. — Его тебе хватит еще на два новых платья, причем останется еще и на новые рукава, и на то, чтобы со временем надставить. Надо экономить.

— Я понимаю. Но мистер Ватсон говорит, что он может взять часть материи назад, а взамен дать розовую или голубую за туже самую цену.

— Ты что, спрашивала?

— Ну, да.

— А ты знаешь, что тебе этого делать не следует?

— Так получилось, что я помогала Эмме Джейн выбрать передник. И подумала, что вам безразлично, в каком я буду ходить платье. А мистер Ватсон говорит, что розовая материя стирается так же хорошо, как и коричневая. Ее даже можно кипятить — она не линяет.

— Оказывается, мистер Ватсон разбирается в прачечном деле. Я вообще не одобряю, когда девочки одеваются в модные цвета. Хорошо, давай спросим, что думает на этот счет Джейн.

— По-моему, лучше, если у Ребекки будет три платья — коричневое, розовое и голубое, — отвечала тетя Джейн. — Ей же скучно все время шить из одного коричневого. И потом, в коричневом платье с белым фартуком у нее вид как у воспитанницы приюта. Ей совершенно не идет.

— Красота не во внешности, а в делах. Ребекка, разумеется, вечно будет огорчаться из-за того, что она не так выглядит. Это курам на смех! Она тщеславна, как павлин!

— Она совсем юная, и ее должно привлекать все яркое. Вспомни себя в ее возрасте.

— Ты в ее годы была просто глупышкой, Джейн.

— И слава Богу, что я была глупышкой! Хорошо бы мне и в старости сохранить хоть крупицу моей юной глупости!

В конце концов, розовое платье явилось на свет, и, когда его доделали, тетя Джейн устроила Ребекке чудесный сюрприз. Она показала ей, как сделать красивую кокетку из узкой белой тесьмы, подшивая ее снизу незаметными стежками.

— Это будет приятная работа, Ребекка. А то тете Миранде не нравится, что ты сидишь зимними вечерами за книжкой. Ты пришей тесьму к подолу на живую нитку, а я затем прострочу на машинке. Потом мы таким же образом отделаем рукава и пояс, и ты будешь у нас красавица.

Восторгам Ребекки не было границ.

— Я ее приметаю со скоростью молнии! Когда я подрубала этот подол, мне показалось, что в нем тысяча ярдов. Но даже если бы это было расстояние отсюда до Миллтауна, я все равно прошила бы его самым аккуратным образом… Как ты думаешь, отпустит меня тетя Миранда в Миллтаун с мистером Кобом? Он ведь уже спрашивал, но в одну субботу полил дождь, в другую мне надо было полоть клубнику, и теперь я не уверена, захочет ли она, чтобы я ехала. Сейчас уже двадцать девять минут пятого и Алиса Робинсон ждет меня под смородиной. Можно мне пойти поиграть?

— Конечно, пойди. Только вы уйдите подальше, туда, за сарай. А то Миранда может услышать, как вы шумите. Вон они уже все прячутся там, за изгородью! И Сьюзен Симпсон, и двойняшки, и твоя любимая Эмма Джейн.

Ребекка перепрыгнула через порог, выхватила из смородины Алису Робинсон, а потом сделала самое трудное: с помощью условных знаков предупредила Эмму Джейн, чтобы та осталась, когда ей удастся спровадить остальных. Симпсоны были слишком маленькими и несмышлеными для тех предприятий, которые намечались на этот день. И в то же время совсем пренебрегать Симпсонами не следовало, потому что во всем Риверборо ни у кого не было такого двора, как у них. Там были в самом немыслимом беспорядке разбросаны старые санки, какие-то веревки, лошадиные скребницы, стулья без сидений, кровати без спинок — все в разных стадиях разрушения от сравнительной еще пригодности до полного уже разора. При этом картина свалки день ото дня менялась и представлялась все живописнее.