Мэгги и Джастина - Джуди Кэролайн

Уже вернувшись домой из Дрохеды — хотя ей по-прежнему было трудно сказать, где ее настоящий дом, — Джастина целиком погрузилась в театральные дела, пытаясь в этой изнуряющей гонке заставить себя забыть о том, что ей рассказала мать и что ожидало ее саму. Она играла, играла и играла, с каждым новым спектаклем осознавая, что Шекспир начинает смертельно надоедать ей. Конечно, Клайд был прекрасным режиссером, а Марк Симпсон — великолепным партнером. Но была в этой незыблемости чувств и событий шестнадцатого века какая-то утомляющая усталость, которая накапливалась с каждым днем и заставляла Джастину искать чего-то нового, какого-то иного смысла.

Однажды после спектакля, когда она в очередной, неизвестно какой по счету раз сыграла Дездемону, Джастину наконец-то изловил этот молодой драматург, встречи с которым она довольно-таки успешно избегала на протяжении последних недель. Как же была его фамилия — Смитстон или Ролстон? В общем, это не имело особого значения. И она наконец сдалась и ответила на просьбу молодого человека, считавшего себя драматургом, о встрече. Он принес свою новую пьесу, которую, по его словам, писал специально в расчете на актерский талант Джастины О'Нил.

— Я даже поверить не могу, — горячо заламывая руки, говорил он Джастине, когда она встретилась с ним в одном из небольших ресторанчиков на Пикадилли, — миссис О'Нил, я всегда считал вас актрисой, которая способна выразить все самые тонкие оттенки человеческого чувства. Когда в «Отелло» вы падаете на кровать…

— Не надо, — перебила его Джастина, — я прекрасно знаю все, что вы можете мне сказать.

Она намеренно демонстрировала свое легкое пренебрежение к начинающему драматургу, чтобы с самого начала у него не оставалось никаких иллюзий на этот счет. Она действительно прекрасная актриса, но не настолько глупа, чтобы выслушивать подобного рода комплименты.

Молодой человек, фамилию которого она снова не запомнила, хотя он представился перед встречей, дрожащими руками вытащил из потертого кожаного портфеля переплетенную рукопись и протянул ее Джастине.

— Вот, миссис О'Нил, я хотел бы, чтобы вы прочитали мою новую пьесу. Она называется «Девственница в объятиях грешника».

Джастина повертела в руках пьесу и, не раскрывая обложки, хмыкнула:

— Любопытное название, и о чем же ваша пьеса?

Молодой человек тут же принялся объяснять:

— Главная героиня, молодая девушка…

Джастина довольно грубо прервала его:

— Простите, а вам не кажется, что я не слишком гожусь на роль молодой девушки? Между прочим, в театре я играю отнюдь не Джульетту.

Это ничуть не смутило начинающего драматурга.

— Нет, нет, что вы, — замахал он руками, едва не задев полную чашку кофе, стоявшую перед ним на столе. — Только вы сможете сыграть эту роль. Молодая актриса просто не способна прочувствовать всю глубину переживаний моей героини. К тому же…

Он зарделся, словно школьник, признающийся в любви своей учительнице.

— Вы так прекрасны, что я не могу представить в этой роли никакую другую актрису.

Джастина милостиво махнула рукой.

— Ну ладно, продолжайте.

— Главное действующее лицо моей пьесы — молодая девушка, которая живет на далекой ферме в Западном Суррее.

Джастина поморщилась.

— Зачем же вы запихнули свою героиню в такую дыру? Неужели нельзя было найти какое-нибудь более оживленное место?

— Нет, нет, — запальчиво воскликнул молодой человек, в очередной раз подвергнув сомнению благополучную судьбу чашки с кофе. — Место действия очень важно, потому что только в таких глухих местах можно сейчас сохранить чистоту нравов и благородство помыслов, которые присущи моей героине. Она рано лишилась отца и живет с матерью. У них небольшое молочное стадо, и все свое время они проводят в простом крестьянском труде.

Джастина скептически усмехнулась:

— Интересно, как вы собираетесь изобразить это на сцене. Что, запишете на пленку шум ветра в деревьях и мычание коров? И таким образом попытаетесь убедить зрителя, что он находится в деревне, в Западном Суррее?

Драматург пожал плечами.

— Я не знаю, — растерянно пробормотал он, — я еще над этим не думал. Мне кажется, что хороший режиссер вполне сможет воплотить эту идею на сцене, но главное не в этом. С вашего позволения я продолжу рассказ о сюжете.

Чтобы не так было скучно, Джастина жестом подозвала официанта и заказала мартини. Вся эта идея с начинающим драматургом и новой пьесой, которая позволит ей обрести второе дыхание и утраченный вкус к жизни, уже начинала казаться ей глупостью — слишком уж неубедительно выглядел этот молодой человек, не говоря уже о пьесе. Он еще ничего не успел рассказать про сюжет, а Джастину уже охватило уныние и тоска. «Опять какая-нибудь спальная история про восторженную юную дуру, которую затащил в постель приезжий соблазнитель, — подумала она. — Что еще может взбрести в голову такому бедняге?»

— Поскольку у моей героини не было возможности посещать школу, — продолжал драматург, — она выросла совершенно наивной и чистой. Все, что она видела в своей жизни до совершеннолетия, — это воскресные службы в ближайшей церкви, до которой было тридцать миль. Они с матерью ездили туда в двуколке, поднимаясь еще затемно, чтобы успеть к утренней службе. Хотя мать воспитывала мою героиню в строгости и по религиозным канонам настоящей строгой католичкой, девушка выросла жизнерадостной и веселой. В их доме никогда не было книг — кроме библии, разумеется. Вы представляете себе, миссис О'Нил, какая великолепная фактура?

Джастина без особого энтузиазма кивнула, подумав про себя, что только этого ей и не хватало — играть забитую деревенскую девку, у которой на уме может быть только местный священник, и то только в том случае, если он недостаточно стар.

Как ни странно, она не ошиблась. Точнее, почти не ошиблась. Потому что вдохновленный одобрительным жестом миссис О'Нил начинающий драматург с удвоенной энергией принялся рассказывать о дальнейшем развитии сюжета.

— Ей уже исполнилось восемнадцать, потом девятнадцать. Она по-прежнему жила с матерью на ферме, лишь по воскресеньям выбиралась в церковь, но тут случилось неожиданное. Вместо прежнего пожилого священника в этот приход направили нового, красивого молодого мужчину с внешностью Джеймса Бонда и огромными амбициями. Он приехал в Западный Суррей для того, чтобы заложить здесь, так сказать, первый камень в основание своей будущей карьеры. Он хотел стать епископом, потом, конечно, кардиналом. Ну, я надеюсь, миссис О'Нил, вы понимаете, что каждый молодой священник мнит себя папой римским. Мой герой был из их числа.