Таинственное наследство (сборник) - Понсон дю Террайль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда Коклэ посмотрел еще раз на капитана и тихо шепнул:
– Однако молод еще!
– Ничего, брат, – ответил ему также конфиденциально Коляр, – мы на это не обращаем внимания. Вот увидишь, что это за человек.
– Через несколько минут прибудут и наши кролики, – продолжал уже громко Коляр, – я распорядился, чтобы они были здесь около часа. Ты примешь их, Коклэ.
– Ну, а вы? – спросил мнимый лавочник.
– Я пойду потолковать с его сиятельством и, кстати, покажу ему наших молодцов и познакомлю, его с их биографией. Так наше дело пойдет гораздо скорее.
– Хорошо! – согласился Коклэ. – Понимаю.
В эту минуту у наружной двери дома раздался слабый, осторожный стук.
– Один уже идет, – заметил вполголоса Коклэ, и, взяв свечку, спустился с лестницы; между тем, Коляр с капитаном погасили фонарик и поместились в комнате, смежной с гостиной Коклэ.
Через две или три минуты после этого лавочник воротился назад, но уже не один, а в сопровождении сухопарого молодого человека, одетого довольно щеголевато, но от которого так и пахло Итальянским бульваром.
– Это артист, капитан, – отрекомендовал Коляр в то время, когда капитан Вильямс приготовлялся заглянуть в отверстие. – Я вполне уверен, что из него вышел бы превосходный юрист или дипломат, если бы только он не поссорился с рыжей, которая отправила его на морские купанья в Рошфор. Хотя его настоящее имя шевалье д'Орни, он для предосторожности называет себя Бистоке.
Очень неглупый парень, недурно плутует в ландскнехт, а в случае нужды он умеет довольно чисто владеть и ножом. Он настолько сухопар, что, пожалуй, пролезет и в игольное ушко.
– Увидим еще, – заметил довольно презрительно капитан.
Вскоре вслед за Бистоке пришли один за другим рослый рыжий детина – Муракс и маленький человек с зеленоватыми глазками – Николо.
– Это друзья, – продолжал пояснять Коляр, – Муракс и Николо дружны между собою лет, пожалуй уж, двадцать; в Тулоне они десять лет носили одинаковые побрякушки и до того подружились, что по выходе из острога вступили в товарищество. По воскресеньям Муракс скачет через барьеры, одетый Геркулесом, а Николо – шутом или иногда для разнообразия паяцем. Они могут быть полезны для вашего сиятельства.
– Да, эти мне больше нравятся, – ответил лаконически капитан.
Вслед за этими уличными артистами Коклэ был осчастливлен посещением высокой личности с красно-рыжими волосами. На этом госте была надета синяя блуза, а его руки были черны, как у кузнеца.
– Это наш слесарь, – заметил Коляр.
Вильямс кивнул головой.
За слесарем следовал толстенький господин, отчасти плешивый, но очень пристойно одетый, в белом галстуке и синих очках. Он нес под мышкой черный кожаный, портфель.
– Это писец одного нотариуса, – пояснил Коляр, – разные обстоятельства вынудили г. Ниворде оставить своего хозяина и открыть свою конторишку. У него капитальный почерк, с помощью которого он может подделываться под все руки – что делать! Особенная страсть к перу!
– Ну, это увидим, – заметил опять Вильямс.
Остальные четыре посетителя были настолько незамечательны, что о них не стоит даже и говорить.
Скоро смотр окончился.
– Угодно вам выйти к ним, ваше сиятельство? – спросил тогда Коляр.
– Нет, – ответил Вильямс.
– Как! Разве вы недовольны ими?
– И да, и нет, но я желаю вообще оставаться неизвестным для них и иметь дело с этим обществом исключительно через тебя.
– Это как вам угодно.
– Завтра мы увидимся и тогда посмотрим, что можно сделать хорошего из этих молодцов.
Сказав это, Вильямс отошел от своего наблюдательного поста и тихо вышел на лестницу, предварительно шепнув Коляру:
– Завтра в тот же час и на том же месте.
И затем он скрылся на лестнице, а Коляр вошел к своим людям.
Вильямс из Змеиной улицы отправился на набережную, а оттуда вышел на площадь Шатле. В эту минуту из улицы Сент-Дени выехала карета. Кучер ее крикнул «берегись»! и проехал так близко от капитана, что Вильямс, бросив взгляд в карету, не мог не заметить сидящего в ней.
– Арман! – вскрикнул тогда он, но экипаж ехал так быстро, что человек, которого Вильямс назвал Арманом, наверное, не успел даже заметить его и услышать его глухой крик.
Капитан был глубоко поражен этой встречей и с минуту неподвижно смотрел на удалявшийся экипаж, но потом вздрогнул и медленно, с глубокой ненавистью крикнул:
– А! Вот мы когда встретились-то, любезный братец, ты – бессмысленное воплощение добродетели, и я – олицетворенный дух зла и порока! Ты, конечно, мчишься утешить какое-нибудь горе украденным тобою золотом?! Хорошо же, я воротился и хочу золота и отмщения.
На следующий день Вильямс не заставил себя ждать и исправно пришел на свидание с Коляром, под мостовую арку.
Коляр уже был там и при первом свистке немедленно появился перед своим капитаном.
– Капитан, – проговорил он внушительно, – я, кажется, нашел превосходный след!
Вильямс молча взглянул на него.
– Дело идет о двенадцати миллионах, – добавил уже тихо Коляр и увлек своего начальника под мостовую арку.
II
Дня через два после свидания капитана Вильямса с Коляром, служившим еще в Лондоне под его начальством, в улицу св. Екатерины въехала барская карета и остановилась у одного старинного великолепного дома.
Из этой кареты вышел мужчина и вошел в этот дом, где его встретил старик с седыми волосами и бакенбар дами.
Он торопливо подошел к приехавшему и сказал ему с живостью:
– Я сильно беспокоился за вас, вы никогда так не запаздывали.
– Бедный мой Бастиан, – ответил ему Арман де Кергац (так как это был именно он), – для того, кто хочет делать добро, время – ходячая монета, которую надобно тратить решительно и без всякого сожаления.
И, сказав эти слова, молодой человек вошел в отель. Войдя в свой кабинет, Арман сел в кресло к письменному столу.
– Вы, конечно, ляжете теперь почивать? – спросил его Бастиан.
– Нет, друг мой, мне необходимо написать еще несколько писем, – ответил ему тихо Арман.
– Вы убьете себя этой работой, – заметил ему отеческим голосом старик.
– Бог милостив! Я служу ему, и он подкрепит меня и сохранит мою бодрость и силу.
В это время в дверь комнаты слегка стукнули.
– Войдите, – сказал Арман, удивляясь подобному несвоевременному визиту.
Дверь отворилась, и на пороге появился уличный комиссионер в сопровождении слуги.
– Граф де Кергац? – проговорил вошедший.
– Я, – ответил ему Арман.
Комиссионер поклонился и подал письмо.
Почерк был незнакомый…
Граф взглянул на подпись и прочел: «Кермор». С этим именем у Армана де Кергаца не было сопряжено никаких воспоминаний.
– Посмотрим, что это, – прошептал он и тихо прочел:
«Граф! Ваше сердце великодушно и полно благородства. Всем известно, что вы посвятили все свое состояние на добрые дела. Теперь к вам обращается человек, терзаемый угрызениями совести и чувствующий приближение смертного часа. Врачи определили мне шестичасовой срок жизни: поспешите ко мне, я хочу возложить на вас святое, благородное дело. Вы один только можете выполнить его».
Арман пристально посмотрел на комиссионера.
– Как зовут вас? – спросил он, несколько подумав.
– Коляр. Я живу в отеле г. Кермора, и швейцар поручил мне отнести к вам это письмо.
И при этих словах Коляр состроил преглупую физиономию.
– Где же живет эта особа?
– Улица Сент-Луи.
– Лошадей, – лаконически приказал Арман.
И спустя двадцать минут после этого, карета графа де Кергаца въезжала уже в ворота мрачного, старинного дома. Окна первого и второго этажей этого дома были герметически закрыты так, что сквозь них не пробивалось почти ни малейшего света.
Старый слуга, отворивший ворота, высадил Армана из кареты и почтительно сказал:
– Не угодно ли будет графу следовать за мной?
– Иду, – ответил ему Арман.
Поднявшись по лестнице и пройдя целый ряд мрачных зал и комнат, слуга, наконец, приподнял портьеру, из-за которой блеснул свет.
Арман находился в спальне.
Посредине ее стояла кровать старинной работы, с позолоченными столбиками и шелковым полинялым балдахином. На ней лежал сухой, худенький старичок с пожелтелым лицом и совершенно лысою головой.
Он приветствовал Армана рукою и указал ему на стул, стоявший у изголовья его кровати.
Слуга осторожно вышел и запер за собою дверь.
Арман с удивлением смотрел на этого старика, ему не верилось, чтобы он был так близок к смерти.
– Милостивый государь, – начал старик, как бы угадывая его мысли, – я действительно не похож на умирающего, а между тем мой доктор – человек, вполне знающий свое дело и искусный, сказал мне, что в моей груди уже скоро должна лопнуть одна большая жила и что к девяти часам я не буду больше жить.
– Медицина иногда ведь тоже ошибается, – попробовал было утешить его Арман.