Никогда не предавай мечту - Ева Ночь

Маму можно слушать часами. Её хлопотливый голос утомляет. Но она мама, поэтому Эс покорно делает вид, что внимает. У них так принято: уважать старших. У них в семье – старый уклад, который вряд ли сильно изменился с течением времени.

Следы старой аристократии растворились в веках. Отголоски прошлого сохранились только в гордой фамилии Щепкиных и в одной-двух родовых чертах, что нет-нет да всплывали во внешности отпрысков. Они уже мало походили на портреты предков – смешалось, выветрилось фамильное сходство.

Одно оставалось неизменным: девочек Щепкины отдавали в услужение Терпсихоре[1], а мальчиков – Марсу[2] или Аполлону[3]. Как-то так повелось. Попытки «сходить налево» пресекались жёстко и на корню. Отступников предавали анафеме, а их осквернённые имена заносились в «чёрный список». О паршивых овцах семейства говорили только шёпотом и ужасались небывалой смелости: они посмели противостоять клану.

Родительская воля не обсуждалась: шаг влево, шаг вправо – расстрел. Слабостям не потакали. Из мужчин Щепкиных лепили мужей высочайшей пробы, как у редкого красного золота. Из девиц – высокоморальных леди. Девственно-холодных, эфемерно-прекрасных. Снежных королев, достойных войти в баллады и скрижали вечности своей непорочной чистотой и незамутнённостью.

Естественно, не все девы доживали до марша Мендельсона девственницами. Некоторые вообще не доживали до брачных уз, оставаясь одинокими. Но образ – всё, а физиология – ничто. Лучше остаться старой девой – холодной и неприступной, чем связать судьбу с плебеем.

Эсмеральде не повезло дважды: она родилась вторым ребёнком и девочкой. А старший брат стал той самой паршивой овцой, что не пала на алтарь военной профессии и не захотела рисовать. Валера стал программистом. Валеру отлучили от семейства, а Эс пришлось вынести на себе двойную ударную дозу родительской любви и пристального внимания. Чтобы не спрыснула. Не выкинула коленце. Ибо вольнодумие заразно.

Валера вырвался из душных семейных объятий в семнадцать, как только закончил школу. Вполне себе запланированный побег из тюрьмы – взлелеянный и тщательно продуманный.

– Никакой помощи! – бушевал отец и топал ногами. – Узнаю, что ты его подкармливаешь, паршивца, разведусь! – давил он на мать.

– Саша, ну как же так? – вопрошала растеряно мама, но против собственного диктатора пойти не посмела.

Эс тогда исполнилось одиннадцать, и Валерин побег от святых семейных ценностей казался ей чем-то совершенно фантастическим и нереальным.

– Он ещё на коленях приползёт, умолять будет, когдпоймёт, чего лишился!

Брат не приполз. Не вернулся. Ни разу не попросил ни копейки. Долгие годы она не знала о нём ничего: расспрашивать не смела, а говорить об изгоях не принято, разве что шёпотом да по углам. Эс скучала по Валере неимоверно. Он один понимал её правильно и никогда не обижал ни словом, ни делом.

Это в других семьях братья и сёстры как кошка с собакой. Вечно что-то делят и не могут найти компромисс. У них всё было не так. Он старший. Заботливый. Чуткий. И когда он исчез, мир стал другим.

Эс нашла его сама. Три года назад. Не так-то это и трудно, как оказалось.

– Тянка, – сразу же признал её брат, как только она нарисовалась на пороге съёмной квартиры. Детское прозвище вышибло слёзы. И Снежная королева растаяла, потекла рекой, как только надёжные руки Валеры заключили её в свои объятья. – А я на твои выступления ходил, – признался он, вытирая её слёзы. – Ну, что ты, ты же никогда не плачешь, стойкая девочка. Даже когда сдираешь в кровь колени или сбиваешь пальцы.

Иногда она всё же плакала. Так, чтобы никто не видел. Тогда она поняла очень ценную и нужную вещь: с Валерой она может не притворяться, быть собой. Может плакать или смеяться, шутить или грустить, пить чай в неположенное время и красить ногти в чёрный цвет. На несколько часов. Пока никто не видит и не осудит. Не станет качать головой или поджимать неодобрительно губы.

Они с Валерой делились всем. Есть в этом что-то прекрасное: тайно общаться без забрала и брони, не скрывая чувств и эмоций. Это он подбадривал, когда с ней случилась беда. Это он сказал ей самые нужные слова, когда стало понятно, что балериной ей больше не быть.

– Ерунда, Эс. Невозможного нет. Есть куча разных вариантов, как реализовать себя, даже если все, как попугаи, талдычат, что параметры несовместимы с жизнью. Это как виртуальная реальность: надо перебрать ключи и выбрать другой. Не искать тот, что ты потеряла, а подобрать тот, который идеально подойдёт к твоему замку.

– Отмычка? – ей всегда нравилось смотреть, как Валера жестикулирует при разговоре: увлечённо и живописно. Папа не зря бушевал: Валера всё же художник, хоть и программист. И его образное мышление никуда не делось. Ушло в другую область, не менее увлекательную. Жаль, что старые догмы не дают увидеть и расширить горизонты. Жаль, что папа так и не понял: веб-дизайнер и программист Валерий Щепкин идеально нашёл себя. Соединил два таланта воедино. И это куда увлекательнее, чем возить кисточкой по холсту.

– Нет! – упрямо мотнул головой брат. – Отмычка – воровской инструмент, способный любой замок вскрыть. Это неплохо, но неправильно, потому что нужен уникальный ключ.

И она нашла его. Ну, ей кажется, что нашла. Увидела правильный путь, по которому не только хочется идти, а расправить крылья и лететь. И почему-то зрела уверенность: у неё получится, обязательно получится задуманное!

Глава 9

Альда

– Ключи, – протянула она руку. Мягко, но твёрдо. У Коли на лице – застывший укор и упрямство. Обиженный, похожий на ребёнка. Вряд ли кто видел его таким. На людях он умеет складывать из лицевых мышц нужные комбинации. А тут разобиделся не на шутку.

– Я сделал что-то не так?

Святая наивность. Секс без презерватива – это для него в порядке вещей, оказывается. Главное – не проговориться. В то, что он «забыл» или «не заметил» Эс не верила.

– Всё так, Коля. Но мы договаривались. Мне нужно личное пространство, и я хотела бы какое-то время побыть в одиночестве. Ты душишь меня своим пристальным вниманием, – ну, вот. Она сказала эти слова. И мир не