Лети, чайка! - Викторас Милюнас

И так и этак её уговаривают: выходи, мол, за меня, как сыр в масле кататься будешь! Разве житьё здесь у вас, пескогоров? То бури, то ветры. На песке ни хлеб не родится, ни трава — корову и ту не прокормишь…

Только Неринга всем одно отвечает: никуда я отсюда не поеду. Это моя родина. А что может быть милее родного края? «Пески у вас летучие, волны зыбучие, море злое, тяжёлая у пескогоров жизнь», — доказывают женихи да сваты. «Нелёгкая, да милая», — отвечает Неринга.

Как ни хотелось парням в жёны её взять, да остаться с Нерингой в дюнах на всю жизнь никто не соглашался. И отправлялись они восвояси несолоно хлебавши.

И вот в один прекрасный день, хотя это только так говорится «прекрасный» — день-то был скверный: ливень лил, в заливе волны дыбились, — подплыл к нашему берегу на лёгком челноке молодой да ладный парень, не испугался бури.

«Как же ты решился плыть? — изумились пескогоры, сами люди не робкого десятка. — Уж на что мы привыкли, а и то на лов не пошли, больно волны расходились».

А парень только усмехнулся и говорит:

«Слух был, есть у вас тут одна девушка, добрее, смелее да красивее которой на свете не сыщешь. Вот я и поплыл… Даже и не заметил, что буря».

«Есть у нас такая девушка. Да только подойдёшь ли ты ей? Захочешь ли у нас остаться, хлеб себе солёным потом добывать?»

Ничего парень не ответил, попросил только показать дорогу к дому, где жила с родителями Неринга.

С первого же взгляда поняли парень с девушкой, что не жить им друг без друга. А слово, что сердце скажет, — самое крепкое. Сердце не солжёт.

Поклонился парень девушке, поклонился её батюшке с матушкой да и говорит:

«Приплыл я к вам с того берега. Зовут меня Наглис. Отца моего да брата старшего — славные рыбаки были — залив к себе забрал. Рассердился, что осмелились они на утлой лодчонке по нему ходить, рыбу его ловить. А матушка с горя померла, одного меня оставила… Примите меня к себе в зятья, всё, что скажете, сделаю».

«Уж больно ты торопишься, — отвечает ему старый пескогор. — Поживи-ка у нас. Осмотрись. Да и мы к тебе приглядимся. А уж потом про всё и поговорим». А сам улыбается: очень ему приезжий парень понравился — крепкий, статный, плечи широкие, глаза ясные; такой с любой бедой справится, ни под какой ношей не согнётся. Не знаю, долгое ли времечко жил парень в деревне, одно знаю — всё ему здесь по душе пришлось, всё понравилось: и баркасы рыбацкие со смолёными днищами да белыми парусами, и сосны, ветрами перевитые да перегнутые, и пески летучие. А больше всего пришлась ему по сердцу рыбацкая дочь. Куда бы ни шёл, что бы ни делал — всё она словно перед ним стоит, светит ему глазами синими да доброй улыбкой греет.

И Неринга тоже про одного Наглиса думает, никто больше ей не нужен. Приезжают богатые женихи свататься — она к ним и выйти не хочет, велит со двора гнать.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. А всё-таки подошло время. Договорились Неринга с Наглисом свадьбу играть. Уж и день назначили.

А тут… И надо же было случиться такому…

— Ой, дедушка! — дрогнувшим голосом вставляет Ромас. — Неужели какое-нибудь несчастье?..

— Слушай, внучек, слушай, что дальше-то было, — прижимает его к себе дедушка и продолжает: — Поплыл Наглис с другими пескогорами в море, треску ловить. Далеко они от берега отошли, на глубочайшую глубину. Там самая крупная треска держится. И застигла их в море страшная буря. Волны, как высоченные горы, вздымаются, тучи чёрные солнышко закрыли, темно, словно ночь настала, ветер воет, как сотня голодных волков… Три дня и три ночи бушевало море, три дня и три ночи лили слёзы рыбацкие жёны, просили море утихнуть. И вот упал ветер, разошлись тучи, улеглись волны. Одна за другой возвращались к берегу лодки. Выходили из них рыбаки — бледные, исхудавшие, обессиленные, сами понять не могли, каким чудом уцелели. Все вернулись. Не вернулась только лодка Наглиса.

Унёс ли её ураган в далёкие моря, поглотила ли пучина — никто не ведал… Все уже с берега ушли, одна рыбацкая дочь осталась. Не верила, что не отдаст ей море жениха.

Шли дни за днями, а она всё ждала да ждала.

Лето кончилось, осень наступила. Нету её Наглиса. Пролетела зима., расцвела весна: не белеет в морских далях желанный парус… Все уже думают: не вернётся. А Неринга ждёт.

Даже матушка её и та не выдержала, говорит ей со слезами:

«Не жди, доченька, пропал твой суженый! Был бы жив, давно приплыл бы…»

А Неринга её слов не слушает. Каждый вечер на берег моря ходит. Кончит дневные труды, приберёт дома, соседям, если надо, поможет и идёт на дюну. Ждёт, когда в море, там, далеко-далеко, где вода с небом сходятся, покажется белый парус её Наглиса…

Дедушка умолкает. Уж не заснул ли?

Ромас, замирая, ждёт окончания сказки. А дедушка всё молчит.

— Неужели так и не вернулся? — не выдерживает наконец мальчик.

В той сказке про Нерингу, которую он знает, тоже был Наглис. Рыбак Наглис. Он погиб в море. Но ведь у дедушки другая Неринга, не великанша, просто дочь рыбака-пескогора. Может быть, и конец у сказки другой?

— Дедушка, а твоя Неринга дождалась Наглиса? — снова теребит он старика.

— Ну, а ты как думаешь?

Ромасу очень хочется, чтобы дождалась. Очень-преочень хочется! И чтобы дождалась, и чтобы свадьбу они сыграли, как Миколас с Юрате, и чтобы счастливыми были… Но это не его сказка, а дедушкина, поэтому он лишь робко предполагает:

— Дождалась…

Дедушка улыбается и досказывает сказку:

— Много дней и ночей боролся Наглис с морем. Далеко-далеко забросил его свирепый ветер, порвал паруса, сломал мачту. Но лодочка устояла. И не сдался молодой рыбак. Он твёрдо знал — Неринга его ждёт…

Дедушка снова долго молчит, а потом склоняется к Ромасу и, словно большую тайну, шёпотом сообщает ему:

— Вернулся он… Все опасности преодолел и в один прекрасный день вернулся домой, к своей Неринге!

Ромас вскакивает. Прыгает, кувыркается от радости и на весь залив кричит:

— Вырасту — буду Наглисом!