Злой человек - Александр Операй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такси оставляет меня на остановке в Индустриальном районе 135. Комплекс зданий, возведенных корпорацией «ОЗМА» для рабочих, занятых на производстве, похож на кладбище великанов. Брошенные заправки, пустые парковки, сожженные магазины, рухнувшие оранжереи, многоэтажные коробки-дома выступают из темноты, как надгробия, под которыми похоронена прошлая, лучшая жизнь. Все окна разбиты, двери слетели с петель. Ветер разносит скрежет и стон по округе. В развалинах лают псевдо-собаки.
Ночь темна. Фонари здесь не светят. Я хочу вернуться домой. Чувство тревоги, как тошнота, поднимается к горлу. Шепотки-разговоры. Голоса в голове.
– Сделай нам всем одолжение: сдохни.
Странная мысль скребется наружу сквозь череп.
Рядом со мной в темноте посторонний.
Я делаю шаг и падаю в грязь. Пробую встать, но не могу. Мрачная тень садится на грудь. Не дает мне дышать.
Она говорит:
– Повсюду одни неудачи.
Я молчу. Мое сердце сейчас разорвется.
Дождь меняется несколько раз, превращаясь из ливня в туман и обратно. Ветер приносит запах мертвого океана. Неприятный смрад йода. Сполохи молний гуляют по побережью, будто призраки утонувших матросов. Скелеты высоток во тьме наблюдают за мной пустыми глазами выбитых окон.
Эта тварь всё еще здесь.
Я достаю из кармана последнюю таблетку рисперидона.
Тень отступает, оставляя меня полумертвого, валяться в дренажном канале под остановкой робо-такси. Я замерзаю в реке, что смывает мусор с асфальта. Дождевая вода затекает мне под одежду, как в гроб к мертвецу. В карманах листья и грязь. Сигареты промокли. Встать тяжело. Ноги не держат, едва шевелюсь. Голоса в голове умолкают. Шепотки-разговоры сходят на нет, но приступ вернется. Дай только время.
Кое-как отряхнувшись, я иду на вершину холма к дому Михаила. Девятиэтажное здание в темноте выглядит мрачно. Двор окружен железным забором, балконы и окна в решетках, двери с электронным замком.
В подъезде темно, ступени рушатся под ногами, поручни лестницы лежат у стены, вспухшей от влаги. Всюду пакеты и мусор. Запах подгнившей еды. Из квартир глухо звучит телевизор. Я слышу голос, который преследует меня в самых страшных кошмарах. Злая волшебница Лина говорит о новом курсе корпорации «ОЗМА»:
– Нам нужны перемены. Когда-то давно мы понимали какими должны будем стать, но то время прошло. Ему тысячи лет. Этот город, построенный для того, чтобы дать прозрение и свободу, порабощает нас, не дает видеть самих себя. Мы погибшие души, которые всегда суетятся. Торопятся на работу в страхе, что их уволят, если они опоздают. Рабы мониторов и клавиатур, живущие с одной целью – потреблять барахло. Наша культура, вкусы, желания, ценности, интересы происходят из Интернета. Мы свидетели торговых центров и супермаркетов. В нас исчез человек. Вместо него теперь оболочка. Разве для этого мы покинули Землю?
Старый треп.
Лифт ползет на девятый этаж.
Я пытаюсь стоять, но что-то мешает. Может пальто. Слишком уж душно и жарко. Нечем дышать. Меня лихорадит. На лбу и в подмышках выступил пот. Запах дохлятины, приправленной репчатым луком. Ненавижу себя. Грязь и грязь, всюду грязь. Я закрываю глаза чтобы справиться с тошнотой. Боль нарастает.
Однажды я выйду из дома и не вернусь. Полицейские арестуют меня на перевале. И когда работник службы надзора спросит меня: "Парень, а чего ты там позабыл?". Я не отвечу. Просто не вспомню. Нейроны в моей голове разрушаются, и скоро я впаду в состояние деменции и буду находиться в нем до конца, потому что это необратимо. Я не смогу писать и читать, начну забывать слова, буду мочиться и срать под себя, а потом, под занавес, начнется бред.
И вот тогда, полицейский похлопает меня по плечу и скажет в самое ухо:
– Сделай нам всем одолжение: сдохни!
сдохни!
сдохни!
сдохни!
сдохни!
Девятый этаж.
Я выползаю из лифта на четвереньках.
– Таблетки, таблетки, таблетки, – шепчу и кричу, – Таблетки! Таблетки! Таблетки!
Я мычу на весь дом. Будь он проклят. Но никто не слышит меня. Люди будто оглохли. Я падаю на пол и вижу, как смерть приходит ко мне в обличии Алисы Астаховой. Порно-актриса целует меня в самом нежном и страстном объятии из всех, что я видел на запрещенных каналах. Её губы восхитительны, как холодные спелые сливы. Такие сладкие, такие сочные.
Ближайшая дверь открывается настежь, и Михаил хватает меня, поднимает над полом и тащит в квартиру.
Он говорит:
– Хватит орать. Соседей всех перебудишь.
Мы несемся сквозь комнаты и переходы, через залы и галереи, сквозь пространство и время на встречу безумию и океану. Большие и страшные тени встают надо мной. Огромные рты выдыхают дым сигарет. Я кричу, спасаясь от глаз.
Михаил говорит:
– Ты горишь.
Я горю.
Огонь пожирает меня. Кожа плавится и превращается в уголь, мясо слезает с костей.
Михаил говорит:
– Нужно срочно тебя охладить.
Он швыряет меня в океан.
4
Холодно.
Тревожно и грустно.
Кто-то живет в моем теле вместо меня. Я лишь копия того человека. Набор его воспоминаний о себе, записанный тысячи лет назад в память Владивосток номер 5. Я кусок мяса, зараженный чужим сознанием, как червями.
Все фальшиво. Безумие рядом.
Я пробую встать, но тело сползает. Оно не мое.
Кожа рвется на швах.
Черная.
Белая.
Появляется.
Исчезает.
Надпись вползает в меня:
ТЫ ДОЛЖЕН БРОСИТЬ КУРИТЬ
И следом другая:
ТЫ ДОЛЖЕН УСТРОИТЬСЯ НА РАБОТУ
Буквы кричат. Предлагают список вакансий.
Я чувствую сладкий смрад гнилой плоти, формальдегида, йода и спирта. Запах болезни и медленной смерти под присмотром врачей.
Я лежу на спине и смотрю в потолок.
Белый и чистый. Он вызывает во мне приступ религиозного фанатизма. Я уже умер. ОН простил мне грехи и навсегда избавил от человеческой плоти. НО боль говорит об обратном. Жестокость. Насилие. Все еще рядом.
Незнакомая женщина в медицинском халате вынимает иглу из моей левой руки. Она бросает на меня убийственный взгляд, полный отвращения на грани ненависти. Ее голубые глаза, осудили меня на изгнанье. Я был взвешен, измерен и признан негодным.
Она поднимает мне голову и достает из-под затылка небольшой черный прибор: Радость-17.
Я шепчу:
– Мне снился кошмар.
Женщина лишь кивает в ответ. Она не хочет со мной говорить. Здесь присутствует кто-то еще. Я слышу невнятное бормотание откуда-то сверху и как бы со стороны. Комната, в которой я оказался, похожа на морг. Холодильные камеры вдоль стены полуоткрыты, чуть дальше на столах лежат оболочки. Всюду понатыканы склянки, тампоны, вата, шприцы, инструменты. От входа тянется галерея для зрителей, где другие незнакомцы наблюдают за мной. Женщины и мужчины с лицами каменных изваяний.
В горле совсем пересохло. Я говорю, и слова шелестят:
– Очень хочется пить.
Женщина кивает и берет со стола какие-то документы.
– Пациент безразличен к причинению вреда обществу и систематически выбирает отрицательную роль в социальных отношениях.
– Я в тюрьме?
– Помолчите. Сейчас я
