Страницы зеркал - Вилен Виленович Тимирязев

я… ну тот, что Вы подвозили (которого ты пыталась отравить, сука!) вчера (позавчера, вечность назад?).

– И что с того?

– Вы – единственный человек, который может мне помочь.

– А Вы – один из тех, кому я помогать не обязана, да и не хочу.

Отбой…

За окном уже почти темно…

– Любезный, а далеко ли здесь станция? Поезда тут вообще проходят?

– Вам повезло, минут через 20 экспресс остановится, чтобы почту забрать, успеете. Вверх по улице, на первом переулке направо.

Выхожу на улицу в состоянии сумбурном. Поезд и спасение (хотя бы временное) совсем рядом, но карманы мои пусты… Точнее, в одном имеется револьвер, но пятнать себя ограблением мне противно. Неужели у этого мнимого полицейского вообще нет ни копейки? Еще раз обшарил карманы – пусто. Это странно, финку он с собой прихватил, а денег на всякий случай нет? Не прятал ли негодяй их в кальсонах? Погоди, есть! Подкладка пришита грубо и наспех! Немного, но на билет хватит! Вперед на экспресс!

Народу на станции, чего и следовало ожидать, было немного. Купив купейный билет второго класса так, чтобы осталось на ужин, я прошелся вдоль перрона. Лошадей с повозкой я оставил в темном переулке, надо полагать, что до утра они поменяют хозяев при помощи местных жителей.

Ярко освещенный, блестящий никелированными поручнями экспресс казался нереальной проекцией иного мира, откуда я несколько дней тому назад был вышвырнут непреодолимой судьбой. В купе со мной оказались профессорского вида старичок с бородкой и в пенсне и довольно блеклая девушка в шляпке. Поезд в соответствии с неизбежно влекущим меня потоком следовал в Прагу. Прибытие в 8:30 утра. Больше остановок в ночи не было, можно было расслабиться.

Расслабляться пошел в одиночестве в вагон-ресторан, никто из попутчиков не выказал желания составить мне компанию, да и мне хотелось побыть одному. После пережитого ужин на скатерти с сервировкой и хорошим вином казался достойным вознаграждением. Мысленно перебирая последние дни, после того как бордо потекло по сосудам, я с удовлетворением обнаружил, что не сделал за это время, в сущности, ничего предосудительного в собственных глазах. Нарушения закона вольные или невольные были вызваны либо необходимой самообороной, либо непреодолимыми обстоятельствами.

Экспресс шел довольно бодро, стук колес и пролетающие изредка за окном плохо освещенные полустанки навевали покой. Что, в сущности, наше путешествие по жизни, как не полуосвещенные тусклым станционным фонарем памяти образы городов, где побывал, и женщин, которых любил? К окончанию ужина настроение мое было самое замечательное, осталось только лечь спать так, чтобы к утру проснуться в тихом спокойном мире, где пережитое за последние дни останется только нечетким воспоминанием.

В свое купе я вернулся в разгар то ли беседы, то ли лекции-монолога. Похоже, профессор решил произвести впечатление на дамочку.

– …декапитация или усекновение головы присутствует в ряду человеческих обрядов с неопределенно давних времен, играя роль то средств казни и устрашения, то ритуалов, то переходя совсем уж в область метафизическую и иносказательную, например, в алхимии. Не буду Вам все перечислять, сами прекрасно знаете. Пожалуй, первым и наиболее интересным случаем можно считать истории, изложенные в описаниях подвигов Геракла, а именно про Лернейскую гидру и Медузу Горгону. Обратите внимание, в данном случае головы теряют существа, не имеющие человеческого обличия. Применительно к драконам история с отрастанием отрубленных голов оказалась довольно живуча и еще долго обреталась в Восточной Европе. То есть тут мы усматриваем две тенденции: тело продолжает жить после того, как лишается головы, более того, количество голов увеличивается либо голова продолжает жить отделенная от тела, сохраняя все свои ужасающие свойства. Интересно также сочетание танца, лабиринта и головы, отрубленной или просто иной, не соответствующей телу, что, как Вы понимаете, метафизически близко. Вспомним танец Ариадны, критский лабиринт и Тесея с Минотавром (отметим здесь мимоходом, потом пригодится, один латиноамериканский писатель считал, что Астерий, в сущности, добровольно принес себя в жертву). И другой танец – Саломеи, приведший к усекновению главы Крестителя. А история Юдифи и ассирийского военачальника? Во всем замешаны женщины, – и он похотливо-дурашливо рассмеялся.

– Чрезвычайно важное место процессу обезглавливания отводится в алхимических практиках. Отрубание головы ворона – один из важнейших элементов делания. Однако, тут можно написать не одну диссертацию, перескакивая на крыльях аллюзий через столетия и континенты, но наша задача проще – понять, что привело нас сюда и что делать дальше. Поэтому, отбрасывая детали, скажу, что примерно лет 500 тому назад в одной из алхимических школ в Праге возникло направление, считающее единственным способом достижения абсолютной свободы и власти в Вечности ритуальное самообезглавливание. Ну что-то типа кастрирующих себя в экстазе перед Иштар жрецов, но более радикальное. То есть адепт становился Горгоной, Крестителем и Минотавром одновременно. Но естественно нельзя было просто упасть под трамвай на скользких путях – требовалось совершенно особое состояние сознания, достигаемое в том числе химическими средствами. Течение, несмотря на свою специфику, довольно быстро нашло множество последователей и расширило географию.

Отрубить себе голову, как Вы понимаете, задача непростая. Помощь соратников, как у самураев в момент сеппуку, считалась сводящей на нет все усилия. Это должен был быть не просто порыв смирения, а именно активное делание, осознанное отделения сосуда своего разума для достижения абсолютного могущества. Эксперименты с отпиливанием головы двуручной пилой, за одну рукоятку которой в начале процесса держался лишающийся головы, выглядели жутковато (осталось несколько гравюр), но, говорят, желаемого результата тоже не давали. Красивым был обряд на побережье Шотландии – декапитант падал на острый меч, установленный над пропастью так, чтобы голова, оторвавшись, падала в туманную бездну. Если из ущелья взлетал ворон или хотя бы был слышен его крик, считалось, что эксперимент удался.

      Прогресс тем не менее не стоял на месте, и появление гильотины было продиктовано отнюдь не гуманизмом к жертве, приговоренной к казни, а возможностью протестировать новые средства по обезглавливанию. Поскольку экспериментирующие были в том числе людьми весьма состоятельными, богатство секты росло, международные связи налаживались, появились иерархи и жрицы, в задачи которых входила помощь в психологической подготовке адептов. Были даже тайным образом получены (платные) объяснения от довольно высокопоставленных чиновников католической церкви, что данное деяние не является самоубийством, а лишь ускоряет приход Царя небесного (логика в данном случае интересовала гораздо менее, чем психологическая устойчивость организации).

– Позвольте, профессор, – подала голос дамочка, голос оказался чрезвычайно высоким, почти писклявым. – Не хотите ли Вы намекнуть, что вся Великая французская революция была своего рода квинтэссенцией духовных и практических поисков этой секты?

– Я не стал бы так упрощать, моя