Без обратного адреса - Сантьяго Пахарес

– Вы думаете, это и есть хозяин рукописи? А может, это служащий в копицентре?

– В принципе так может быть, но, здраво размышляя, понесет ли свою драгоценную рукопись в фотокопировальный центр автор, желающий остаться инкогнито? Доверится ли случайному служащему?

– И все же мы точно не знаем, – задумчиво произнес Давид, который очень серьезно отнесся к заданию Коана.

– Дело в том, что отпечатки пальцев на фотокопии и письмах совпадают, – заявил доктор Альваро тоном, исключавшим дальнейшую дискуссию.

– А отпечатки пальцев – наш единственный след к нему?

– Когда ты его найдешь, отпечатки подтвердят его идентичность.

– Но я ведь не смогу собрать отпечатки пальцев у всего населения Бредагоса!

– Тебе и не потребуется. Нам невероятно повезло. У индивида, оставившего отпечатки, есть необычная аномалия руки, которая сразу на него укажет. – Альваро сделал паузу, словно предлагал Давиду самому догадаться, что это за аномалия. Давид промолчал, и Альваро объяснил: – Анализ показывает, что у человека, который писал письма и делал фотокопии, шесть пальцев на правой руке.

– Как у Ганнибала Лектера?

– Хватит развлекаться, Давид. Ганнибал Лектер – персонаж, а Томас Мауд – автор. Думай, что говоришь, – устало сказал Коан.

– Следует ли из этого, что у Томаса Мауда шесть пальцев на руке?

– С высокой вероятностью, – ответил доктор.

– То есть как с вероятностью? – спросил Коан. – Ты не уверен? А как его искать?

– В данном случае надо применять средства не столько доступные, сколько недоступные воображению, – холодно заметил доктор.

– Ты прав, – кивнул Коан. – Надеюсь, все это останется между нами. Ты знаешь, чем мы рискуем.

– Дорогой Коан, – произнес доктор Альваро, – в тот день, когда я вдруг заговорю о том, что знаю, не твоя голова первой полетит с плеч, есть и повыше. В любом случае знаешь поговорку? Единственный способ сохранить секрет, который знают трое, – это…

– …расстрелять двух из них, – закончил Коан.

– Точно.

На улице Карнеро, в самом сердце старинного мадридского торгового квартала, между прилавками букинистов притаилась вывеска «Эрранс. Комиссионный магазин». Маленькую лавчонку не мыли по крайней мере со времен гражданской войны. По углам и вдоль стен громоздились, почти касаясь почерневшего потолка, груды грязного, неопределимого старья. В сумраке можно было различить то детскую колыбельку середины двадцатого века, то компьютер, работавший, наверное, «с небольшими сбоями». Складывалось впечатление, что сюда стащили со всего света все, что только смогли найти пострашнее и погрязнее. Давид недоверчиво взглянул на шефа, но Коан остался невозмутимым. Слова Альваро словно еще раз прозвучали у него в ушах: «Он тебе покажется немного с приветом, так ты не смущайся. Лучшего знатока в Мадриде нет. То, чего он не знает о пишущих машинках, и знать не следует».

Эрранс, собственной персоной, находился здесь же и рылся в куче какого-то хлама. Давид не смог удержать при себе сомнения:

– Вы оставили роман этому типу?

– Господи, конечно, нет! Думай, что говоришь! Ох, ну и смердит у него тут… Ни за какие сокровища я не смог бы провести здесь восемь часов.

– Тогда что…

– Мы с Альваро оставили ему одну страницу текста. Помнишь, каков лучший способ сохранить секрет, если его знают трое?

– Да, да, – торопливо прервал его Давид, которого неприятно поразила серьезность, с какой доктор Альваро предлагал свой рецепт сохранения секретности.

Старьевщик, на ходу прощаясь с клиентом, уже подходил к ним, и Давид рассмотрел его. Маленький, он казался квадратным из-за широкого клетчатого пиджака, который был ему велик. Сальные волосы прилипали к затылку, колючий взгляд посверкивал голубым из глубоких, окруженных морщинами глазниц.

– Чего желают сеньоры? – Голос старика звучал резко, с характерной хрипотцой курильщика. Не менее двух пачек в день, решил Давид.

– Мы от доктора Альваро, – ответил Коан. – Помните, он просил вас о помощи? Нужно определить пишущую машинку, на которой напечатана рукопись?

– Документики ваши можно видеть?

Давид и Коан переглянулись. Посмотрев на предъявленный Коаном документ, старик воскликнул: «Ну вот и ладно!» – и, на ходу указывая им, куда идти, начал говорить:

– Так это вам надо определить тип машинки? Я исследовал страницу, да… были проблемы, но вполне решаемые.

– Наверное, трудно определить пишущую машинку по тексту? – предположил Давид.

– Вовсе нет. Следует тщательно учесть все особенности шрифта. Нынче люди не умеют пристально глядеть и много замечать. Положились на компьютеры, программы, сканирование. А в мире осталось множество вещей, которые даются лишь человеческому глазу и человеческой руке. Ничего особо сложного – только приложить внимание. А дальше… определить тип машинки, когда мне понятны все детали… Да это и ребенок сумеет. Не говоря уж обо мне. От первых моделей Генри Милля, который делал машинку для письма по заказу королевы Анны в 1714 году, до новейших «Оливетти» – все эти пишущие аппараты для меня открытая книга. Они индивидуальны, как людские руки.

Хозяин провел их в глубину лавки, где у него было нечто вроде крошечного кабинета, состоящего из письменного стола, двух стульев и ужасающего количества грязноватой бумаги, повсюду лежавшей грудами. Давид подумал, что перед ним уменьшенная, лишенная лоска, однако довольно точная копия кабинета Коана – но, разумеется, промолчал. На стулья уселись хозяин лавки и Коан, Давид остался стоять.

– Первой официально признанной машинкой, то есть такой, какая опережала ручное человеческое письмо, была отнюдь не эта дерьмовая штука, которую изобрел Уильям Берт. Нет, это была машинка Кристофера Шоулза, 1868 года. Через пять лет он вместе со своим компаньоном Глидденом работал на Ремингтона. Тот и прославился вместо них. Наверняка американец, хотя я не проверял.

– Простите, сеньор Эрранс… мы немного спешим. Если можно… – Коан попытался ускорить процесс.

Эрранс резко выпрямился, но ответил очень спокойно:

– Спешите? Мы теперь желаем жить быстро. Автомобили должны ездить еще быстрее, компьютеры еще быстрее работать, еда и та должна ускориться… Вот я и говорю: на детали больше глядеть некому. Не умеем. А мир состоит из деталей, сеньор Коан. И особенно это касается мира пишущих машин. А потому не торопились бы вы, сеньор Коан.

– Простите, я совсем не хотел вас обидеть, сеньор Эрранс.

– Да помолчите немного! Угомонитесь. Всему свое время. Вот, например, текст, который вы мне дали, содержит прописные наряду со строчными. О чем это свидетельствует? О том, что искомая машинка создана после 1878 года, раньше прописных не было. Собственно, этого и следовало ожидать. Если у кого и есть раритет, сделанный до 1878-го, на нем вряд ли будут много печатать. Вы знаете, что на машинках той эпохи литеры были неподвижны, а для отпечатка бумагу к ним прижимал специальный молоточек?

– Неужели возможно напечатать текст на такой старинной машинке, даже если она сохранилась? – удивился Давид.

– Вполне. Это всего лишь материальный предмет, и если за ним обеспечивался полный уход… Некоторые, в хорошем состоянии, могли бы использоваться и в наши дни, ну, конечно, пока не треснет пишущая головка. Заменить ее через сто тридцать лет после производства было бы затруднительно.

– Итак, наша машинка скорее всего моложе 1878 года? – снова попытал счастья Коан.

– Да. Скорее к делу. Оплата у меня не почасовая. Хотите и дальше лелеять свое невежество – воля ваша. На той пробе, что мне представили для анализа, буквы пропечатались с разной силой, что свидетельствует о механической машинке, поскольку в электрической, где удар идет за счет электропривода, он идентичен по силе на каждой букве. Измерение ширины каретки показало тридцать три сантиметра. Я вижу, что искомая машинка имела регулятор силы удара, позволяла устанавливать шесть различных междустрочных интервалов, могла печатать как прямым шрифтом, «цицеро», так и полусжатым «элит», была снабжена механизмом набора текста с разрядкой, несколькими сменными лентами, десятичным табулятором и индивидуальной настройкой его ограничителей.

Давид и Коан обменялись беспомощными взглядами. Они и половины не поняли из быстрой, пересыпанной техническими терминами речи старика, который невозмутимо продолжал говорить с таким видом, словно не замечал их растерянности.

– И что? – нервно спросил Коан. – К каким выводам вы пришли?

Эрранс откинулся на спинку стула и взглянул на них с сожалением, как на людей, не понимающих очевидного.

– Разумеется, я пришел к выводам. Вполне определенным. Эта машинка не может быть ничем, кроме «Олимпии SG 3S/33».

– Вы уверены?

– Абсолютно. Шрифт так же ярко характеризует машинку, как человека отпечатки пальцев. Никаких сомнений. Особенно в наши дни, когда все заполонили компьютеры. Настоящая беда, если хотите знать.