Стихи. Книга Пятая - Олег Ильинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Белка
Солнце хлещет светлым потокомОбдавая письменный стол.Не стерпел и глянул из оконНа березовый белый ствол.Между веток темная шкурка,Глядь — и нету, глядь — и прыжок,Перекинулась тельцем юрким,Не ошиблась ни на вершок.Ветки темные обметает,Головой вертит, какова!А внизу на припеках тает,И слегка подмокли дрова.В белом свете ошибка, верно —Что за невидаль на дворе:За окном продаются вербы,Вербы свежие в январе.
«Новый журнал». 1952, № 30«Прорыв. И бои за такой-то город…»
Прорыв. И бои за такой-то город…И каждый рассчитывает когда,Учтя расстоянье, местность и скорость,Советские танки будут сюда.С полудня уже слышна канонада…Заходят с боков! Обойдут кругом!Застрянут! А впрочем смываться надо,Короче же скажем — бежать бегом.Подумать, ведь сколько свиней осталосьНа радость голодных фронтовиков!Эх, времени нету — пожрать бы салаВпервые без карточек и пайков!Тут двое рабочих, поляков, что ли,Хозяев-то нету, ушли вчера,Так эти себе свинью закололи —Вон, видишь, палят ее у костра.Эх, жиру-то, жиру — на роту хватит,Да только с собой, небось, не возьмут.На что им! Встречают славянских братьев!Короче: они остаются тут.Ишь, крови-то сколько! Почтенный боров.Эй, пане, смотри, испачкал штаны!Вот так вот и нас переколят скоро,В лепешку разделают у стены!Вчера раздавали склад при пекарне —Муку-то весь день мешками несли,Под вечер явились вот эти парни —Порядочек, стало быть, навели.Пришли, напились, перебили стекла —Буянили, в общем, целую ночь.Хозяйку еще угрожали кокнуть —Скажи, мол, куда запрятала дочь?
Антология «На Западе» (Нью-Йорк, 1953)На Запад
Фронт прошел по вокзалам,Гулко дунул войной,Лязгнул стальным оскаломНад страной.Пар дыханья в вагонах,Небывалый мороз.Ветер вдоль перегоновВьюги нес.Ночью на жестких нарах,Сдавленный бред во сне,Красный отблеск пожараНа стене.День и ночь перебранка,Переборы колес.Вдоль путей полустанкиДень унес.Вьюга носится с храпом,Спят в снегу города.Быстро идут на западПоезда.
Антология «На Западе» (Нью-Йорк, 1953)Осень
Зябко ржали лошади в загоне,На ветру подергивали кожей,Брали хлеб с протянутых ладонейУ шуршащих листьями прохожих.Терлись об устои загородки,Падал лист на выгнутые спины,И смотрели утомленно-кроткоБезразличным взглядом лошадиным.Целый день во власти листопадаШелестел кленовый сумрак просек:В помутневших лошадиных взглядахОтразилась пасмурная осень.
Антология «На Западе» (Нью-Йорк, 1953)Над Канадой
Крылья резко шуршат,И в массивные стекла потокомБрызжут волны рассвета,Расплавив кристаллики льда.Самолет неспешаПроплывает замерзшие топи,И зеркальным макетомПод ним золотится вода.Под крестом плоскостейБезграничное поле для взгляда,Лабиринт острововВ серебристых прожилках воды…Предрассветная теньЗалегла над притихшей КанадойИ туман обволокОстрова, перелески, пруды.Там внизу, далеко —Лес нетронутый, иссиня-серый,Здесь — вселяется в душуСмиряющая высота:Нам дано с облаков,С самолета почуять размерыОкеана и сушуПод нами как карту читать.Это тысячи миль,Это тысячи футов над морем,Это тысячи лет,Проведенных в плену у земли,Это звездная пыльЗа стеклом, это вспышки в мотореИ соседство планет,Проплывающих в синей дали.
1956. «Мосты», 1958. № 1Готический город
Бродит луна в готических крышах,Кошка по карнизу скользит, как тень.Собор темнеет, склонился в нишеКаменный рыцарь на каменную постель.Готический город. Здесь похороненКакой-то король и какой-то граф,Сияет застывшее море кровель,Сияют стекла, свет луны разобрав.Застывшее в камне средневековьеЖивет и дышит на гребнях крыш.Не верь перинам. Не верь покоюСапожных лавок и соборных ниш.Дышит орган. Он плетет простую,Старую мелодию, он ведет диалог.Слышишь, как робкая душа тоскует.Как бьется и плачет и не находит слов?Помнишь, жила за углом и послеБросилась в реку с крутых перил,А отец-сапожник судачил с гостем,Пиво отхлебывал и трубку курил?Помнишь ее на рынке с корзинойНа узеньком локте в коротком рукаве? —Густым золотистым солнцем сквозилиЛегкие пряди на светлой голове.Что тебе граф и король в соборе,Скульптурных надгробий угловатая тень…В каждом лице — беспомощность горя,Круглая корзина и сборки у локтей.
1957«Черный лес кишит светляками…»
Черный лес кишит светляками,Населен водой и листвой,И летучую мышь привлекаетГоворящий осины ствол.В лунном зареве лес светлеет,И в листве берез молодыхКружатся легконогие феи,Рожденные от бегущей воды.Боттичелли бы рисовать ихИ роднить с фиалкой лесной,Мотыльков рассыпать на платьяхИ пускать на луга весной.На смешки безобидных лешихОтзываются голоса,Серебрится в луне орешник,Золотится в луне роса.
1957. «Мосты», 1958. № 1У огня
К камину села, подогнув колени,И пристально смотрела на огонь,Такая маленькая по сравненьюС огромной тенью, согнутой дугой.Каминный уголь светлой дрожью метитЕе глаза, а золотая прядьС огнем сосновым соревнуясь в цветеЛетает, гребешку не покорясь.Камин горит и синим дымом курит,Летят и тухнут искорки звеня —Ей быть бы по повадкам и фигуреСестренкой шустрой этого огня.Она вся в штрихе, который утрачен,Как только подмечен и тотчас стерт.Едва зарисован. Она задача,Которая с каждым шагом растет.Она сидит и двигаются тени,Сидит перед пылающей сосной,Такая маленькая по сравненьюС моим огромным чувством за спиной.
1957. «Мосты», 1958. № 1Время Юстиниана
Снилась императору Вселенная:Реял крест над холодом закона,Заплывал в покои толстостенныеТопот христианских легионов.Под кадильный плеск, под возглас «Кирие»Совмещались в куполе СофииКатакомбы Рима, грозы Сирии,Фиваидские скиты сухие.Сон сбылся. Неслись пески горячие,Поднимался дым селений брошенных,У вандалов Африка захвачена,Возле Тибра ржали в пене лошади.Цвел Константинополь. Гимнам вторилаТишина дворцовых переходов,Обрастала догмами история,На века записывался Кодекс.Сон сбылся, но явь была расплатою:В первый раз в лицо пахнуло тленом,Складка меж бровями императора,Трещина качнувшейся Вселенной.
1958Эстафета
Мы прочно встали на водоразделе,Водораздел просторен и высок,Он перед нами прошлое расстелетИ вести будущего донесет.Сквозь грохот войн, сквозь взрывы в черной пене,Сквозь слизь траншей и глину волчьих ямМы прадедам кивнем сквозь поколеньяИ руки им протянем, как друзьям.Грановский и Киреевский… За нимиПрохладный Запад ровно золотист,За ними в колокольном переливеСвободной грудью дышит романтизм.Любовь и дружба… В ровных плитах камень,Гремит собор, звучит просторный нефИ летний вечер, как в хрустальной раме,Спокойно гаснет в стрельчатом окне.Безудержные споры до рассвета,Где совершенством бредит каждый вздох,Колонны. Парки. Университеты,Широкий взлет сороковых годов.Наивность? — Нет. Уверенность и цельностьДуши свободной, совести простой.Мы ясность духа заново оценим,Мы цельность сердца вновь поставим в строй.Искания мы закрепим в ответах,Учась друзей в прошедшем узнавать.Мы будущему шлем, как эстафету,Их веру, мысли, чаянья, слова.
1958Письмо из Равенны
