Читающий по телам - Антонио Гарридо

Премудрый муж велел стражникам приостановить пытку. Лу лежал на полу скорчившись — теперь он был как скомканная тряпка. Но все еще дышал. Из последних сил он едва заметно шевельнул рукой в сторону судьи, и тот приказал своим людям ослабить винт.

— Со… знаюсь… — прохрипел Лу.

И тотчас же сын Шана вскочил и, оттолкнув стражников, со всей силы пнул преступника, точно куча ветоши валявшегося на полу. Лу будто и не заметил удара. Когда на бумагу с признанием поставили его отпечаток пальца, Премудрый муж огласил решение суда:

— Именем всемогущего Сына Неба объявляю Сун Лу преступником, сознавшимся в убийстве достопочтенного Шана. Поскольку нанесенные злодеем ранения определенно свидетельствуют, что убийство было преднамеренным, а также принимая во внимание дополнительный мотив грабежа, я постановляю, что в качестве меры наказания не подходит ни выпускание крови, ни удавление, — согласно многочтимым законам сунского уложения о наказаниях, он будет умерщвлен посредством обезглавливания.

Муж поставил на приговор красную печать и повелел стражникам не спускать глаз с преступника: нужно было завершить процесс. Цы хотел было переговорить с братом, но охрана его не подпустила, и тогда он направился к Фэну, дабы выяснить, что же все-таки можно сделать для Лу. И тут Цы увидел, что батюшка простерся ниц перед семейством Шана, умоляя о прощении, — а сыновья-сироты отталкивают его, как шелудивого пса. Цы кинулся помочь ему встать, но отец с гневом отверг его помощь. С трудом поднявшись, он отряхнулся, а потом, не оглядываясь, пошел прочь, и в пыль повалился уже Цы, охваченный самыми горькими чувствами.

А через какое-то время к юноше тайком подобралась Черешня, — это неожиданное появление напугало Цы, ведь на процессе он ее не видел. Голос ее был как нежное мурлыканье. Лицо девушка прятала под капюшоном — ведь ей пришлось, пусть и ненадолго, скрыться от семьи.

— Не убивайся так, — шепнула Черешня. — Рано или поздно мой брат все обдумает и поймет, что вы — не такие, как Лу.

Цы хотел скинуть с любимой капюшон, но Черешня отстранилась.

— Лу покрыл нас позором, — произнес Цы.

— В семье, как говорят, не без урода. А сейчас мне пора. Молись за нас. — Девушка погладила его по голове и убежала.

Несмотря на то что приговор наконец-то освобождал Цы от старшего брата, угрызения совести терзали его.

«Как ты мог так поступить с нами, Лу? В конце концов, мы ведь одной крови!»

По каким-то необъяснимым причинам Цы чувствовал себя в долгу перед братом. Быть может, оттого, что Лу оберегал его в детстве, или оттого, что, несмотря на вечную его грубость, Лу тоже немало потрудился ради семьи. Перед лицом свершившейся трагедии все издевательства Лу ничего не значили, равно как и его невежество, грубость и неотесанность. Ничего не значили даже обвинения в грабеже и убийстве. Потому что — и это самое главное — Лу его брат, а Конфуций учил, что братское почтение и повиновение — превыше всего иного. Наверное, Лу не умеет быть лучше, чем он есть, однако в глазах Цы убийцей он быть не мог. Жестоким — мог, но убийцей — точно нет.

«Или все-таки… — да?»

Рассвет пришел с тем же дождем и молниями. Все было как и вчера — только вот Лу не было.

Цы всю ночь не сомкнул глаз, и на поиски Фэна он отправился рано. Только судья сможет рассказать, что же ожидает брата. Учителя он застал на конюшне — вместе с помощником-монголом тот готовил свой экипаж к отъезду. Фэн тут же позабыл про дорожные хлопоты и сам подошел к Цы. Сказал, что они уезжают в Наньчан, где сядут на рисовую баржу, одну из тех, что ходят до Янцзы. Ему предстояло путешествие к северной границе, которое должно было занять несколько месяцев и отлагательств не терпело.

— Вы не можете вот так нас покинуть, когда мой брат на краю гибели…

— Об этом тебе теперь думать не нужно.

И Фэн объяснил, что, поскольку речь идет о смертном приговоре, Приказ великой справедливости в Линьане должен утвердить решение судьи, а следовательно, Лу отправят в какую-нибудь государственную тюрьму, где он будет дожидаться окончательного приговора.

— А само наказание не может случиться раньше осени, — закончил Фэн.

— И это все? А как же обжалование? Вы ведь самый лучший судья! — взмолился Цы.

— Сказать по правде, паренек, здесь мало что можно сделать. Премудрый муж обладает всеми властными полномочиями, и если бы я вмешался, его честь оказалась бы серьезно задета. — С этими словами Фэн протянул помощнику дорожный тюк. — Я могу разве что присоветовать вам постараться, чтобы твоего брата отправили на запад, в Сычуань. Там у меня в соляных копях есть знакомый комендант, и от него я слышал, что преступникам, которые не ленятся гнуть хребет, дольше сохраняют жизнь. А в остальном, как я уже сказал, неотложные дела требуют моего присутствия на севере, и…

— Но как с доказательствами? — перебил учителя Цы. — Ведь никто в здравом рассудке не пойдет на убийство ради трех тысяч…

— Ну вот. Ты сам сказал: «в здравом рассудке»… А про Лу ведь такого не скажешь, тебе не кажется? Взять хоть эту историю про выигрыш по уходу из харчевни… — Фэн махнул рукой. — Не пытайся найти смысл в действиях злобного пьяницы, ибо его там нет.

Цы понурился:

— Так, значит, вы поговорите с Премудрым?

— Ну я же обещал, попытаюсь.

— Я… не знаю, как и благодарить. — Юноша упал на колени.

— Ты был для меня почти как сын, Цы. — Фэн заставил его подняться. — Тот самый сын, в котором дух Плодородия отказывал мне не раз и не два. Видишь ли, — горько посетовал судья, — бедняки мечтают о деньгах, владениях, наследствах, но все-таки главное богатство — это потомки, которые обеспечат тебе заботу в старости и почитание после смерти. — Снаружи снова прогремел гром. — Проклятая буря! Эта молния ударила совсем рядом, — пробормотал он. — А теперь я должен вернуться к своим делам. Передавай поклон батюшке. — Фэн приобнял юношу за плечи. — Через несколько месяцев, когда вернусь в Линьань, я похлопочу об обжаловании приговора.

— Пожалуйста, досточтимый Фэн, не забудьте замолвить за Лу словечко Премудрому мужу.

Юноша снова опустился на колени и коснулся лбом пола, пытаясь скрыть горечь. Когда он поднял голову, судьи уже не было.

Цы и впрямь собирался поговорить с батюшкой, да только ничего не вышло. Отец ушел в свою комнату и заперся изнутри. Матушка умоляла не докучать отцу и повторяла его последнюю фразу:

«Лу — человек уже взрослый и совершеннолетний, и любая попытка ему помочь только покроет семью еще большим позором».

Цы пробовал спорить, но напрасно. А потом он кричал так, что сорвал голос, но отец так и не отозвался. И вот тогда — и только тогда — Цы решил, что сам займется судьбой брата.

В полдень Цы попросил аудиенции у Премудрого, намереваясь узнать, как прошел его разговор с Фэном. Муж принял его и даже предложил перекусить, что сильно изумило юношу.

— Фэн очень хорошо о тебе отзывался. Сочувствую, не повезло тебе с братцем. Неприятный тип, как мы все убедились. Но проходи же, не стой на пороге. Садись и рассказывай, чем я могу тебе помочь.

Цы поразился сердечности Премудрого.

— Судья Фэн рассказал мне о копях в Сычуани. — Он склонился до земли. — Он говорил, вы могли бы отправить моего брата туда.

— А, копи… Ну да, ну да. — Муж проглотил кусок пирожка. — Послушай-ка, юноша… — Он облизнул пальцы. — В стародавние времена не было нужды в многочисленных законах, судьи обходились пятью слушаниями: узнавали биографию подозреваемого, отмечали изменения в лице, слушали дыхание, прислушивались к голосу, а пятое — это примечали его движения. И больше ничего не было потребно, дабы прозреть мглу души. — Судья проглотил очередной кусок. — Однако теперь все по-иному. Теперь судья не имеет права, скажем так, истолковывать… факты с той же легкостью. — Премудрый голосом подчеркнул последние слова. — Ты следишь за моей мыслью?

Цы кивнул, хотя не понимал пока, к чему все это. Муж продолжил:

— Значит, тебе хотелось бы, чтобы Лу отправили в сычуаньские копи? — Он вытер руки платочком и потянулся за судебным уложением. — Посмотрим, посмотрим… Да. Вот это место. Действительно, в некоторых случаях смертная казнь может быть заменена ссылкой, тогда и только тогда, если один из родственников внесет необходимую денежную компенсацию.

Цы обратился в слух.

— К сожалению, дело, которое мы обсуждаем, разночтений не допускает. Лу повинен в страшнейшем из преступлений и сам в этом признался. — Судья помолчал в раздумье. — Вообще-то, ты и вся твоя семья должны быть мне благодарны за то, что на суде я не объявил отрезание головы частью какого-нибудь магического семейного ритуала, — в противном случае не только Лу был бы приговорен к Смерти тысячи разрезов, но тебя, твоих родителей и твою сестру ожидала бы бессрочная ссылка.