Читающий по телам - Антонио Гарридо

Кровь застыла в жилах юноши.

Раздавленные обломками, в пепле и грязи лежали его родители.

Перед ним все поплыло. Последнее, что он ощутил, был удар. И больше он ничего не помнил, кроме черноты и дыма.

Очнувшись, он удивился тому, что лежит прямо на улице, среди незнакомых людей. Он попытался встать, но один из соседей удержал его и уложил снова. Только тогда он заметил: кто-то переодел его, поменяв батрацкие лохмотья на белое одеяние: белый — цвет смерти. В горле Цы до сих пор першило от дыма. Хотелось пить. Цы попробовал вспомнить последние события, но в голове у него кружился ураган, и отличить сон от яви не было никакой возможности.

— Что… Что случилось? — шепнул он.

— Ты ударился головой.

— Но как все произошло?

— Мы пока не знаем. Быть может, молния.

— Молния?

К нему начала возвращаться память. И вот полыхнуло воспоминание — сродни той вспышке, что разбудила его ночью. Цы в отчаянии огляделся в поисках родственников. «Неправда! Это просто сон».

Но видения теперь накатывали одно за другим: гром посреди ночи, гора обломков, грязь, трупы… Отчаяние придало ему сил; он поднялся и босиком заковылял по улице. От увиденного его сердце заледенело.

В рассветных сумерках было видно: дым до сих пор курится над тем местом, что еще вчера было его домом. Цы кричал, пока не сорвал голос, и потом тоже кричал. Как он ни старался, пепелище перед его глазами не оборачивалось сновидением, и от этого становилось страшнее и страшнее.

Цы попытался взять себя в руки. У руин толпились, перешептываясь, сельчане. Когда Цы приблизился к пожарищу, они расступились, — так входит в масло нагретый нож. Цы шел медленно, понимая, что перед ним открывается могила. От нее исходил запах смерти. Едкий, густой, зловещий смрад, жутко приправленный гарью. Он еле волочил непослушные ноги и вот остановился в шаге от первых из лежащих на земле тел. Вот маленький Чун, вот другие соседи… А потом он снова не совладал с собой и едва не разорвал горло криком: чуть дальше он увидел все еще заляпанные грязью и кровью обгоревшие тела родителей. И тут он расплакался, как маленький, — до полного опустошения.

Когда он пришел в себя, ему рассказали, что молния ударила позади его дома; пожар затронул четыре жилища. Общим счетом погибших было шестеро. Но только не его сестра.

— Она укрылась под рухнувшими обломками потолочных балок, — объяснили соседи. — Ты не волнуйся. У нее всего-навсего небольшой вывих.

Цы молча кивнул. Известие было утешительное, но родители лежали все там же, недвижимые и безмолвные. Тело сковало болью. Но совесть терзала сильнее боли. Он все спрашивал себя, зачем было спорить с батюшкой и что за причудливая прихоть судьбы погнала его ночью прочь из дома. Если бы вместо непокорства он выказал послушание, если бы остался спать, — быть может, теперь все они были бы живы. Или, может, он бы погиб вместе со всеми.

Что за ужасающая череда событий разразилась под небесами: убийство Шана, осуждение Лу, кошмарная буря, гибель родителей… Да неужто это цена, которую он должен заплатить за свое глупое тщеславие? Если бы хотя бы Фэн был рядом…

Только теперь Цы вспомнил про Третью. Его сестра жива. Быть может, ради этого он и уцелел. Уцелел, чтобы о ней заботиться.

Когда Цы узнал, что Третью забрал в свой дом Беззубый, то опрометью бросился туда. Сестрицу он застал спящей, не ведающей ни боли, ни печали, и решил пока оставить ее в этом доме. Жена Беззубого укрыла девочку льняным одеялом и дала поиграть тряпичную куклу — Третья прижимала ее к себе, как дочурку. Цы поблагодарил хозяев за их заботу и попросил присмотреть за девочкой, пока он занимается телами родителей. Беззубый не возразил ни словом, только жена его что-то неразборчиво буркнула себе под нос. Цы простился со стариками и вернулся к руинам, которыми стал его дом.

Цы проследил, чтобы тела родителей перенесли в крытый дворик, который Бао Пао выделил для мертвецов. Осиротевший юноша сидел возле родителей до полудня. А затем вернулся к месту трагедии, сообразив, что надо отыскать на пепелище все ценное, пока его не опередил какой-нибудь пройдоха. При свете дня Цы разглядел, что лавина жидкой грязи накрыла шесть стоявших рядком домов из тех двадцати, что лепились под самым склоном горы. Два крайних кое-как устояли, а вот еще четыре — включая и их дом — оказались разрушены полностью. Чуть ли не вся деревня вышла теперь разгребать и расчищать развалины, только к дому Цы не подходил никто. Заметив Цы, многие зашептались, явно обвиняя в общей беде именно его.

Цы сжал зубы, закатал рукава и принялся работать в одиночку.

В течение нескольких часов он разгребал грязь, растаскивал доски, очищал от наносов поломанную мебель и превращенную в тряпки одежду — и ежеминутно наталкивался на предметы, которые переворачивали ему душу; немало душевных сил требовалось, чтобы продолжать работу. То и дело он замирал, закрыв лицо ладонями, и выплакивал последние оставшиеся слезы. Вот осколки фарфоровой посуды, которую так любила матушка. Цы подобрал несколько и завернул в тряпочку так бережно и аккуратно, будто это была новая покупка. А еще он отыскал отцовские кисточки как ни странно, не тронутые ни огнем, ни лавиной. Когда-то, сидя на коленях у батюшки, этими кисточками Цы учился писать. Теперь он их тщательно вытер и завернул вместе с фарфором. Взял несколько железных кастрюлек и ножиков: хотя они и покривились, их еще можно было починить, — но отвалил в сторону остатки балок и потолочных украшений отменной работы: теперь они могли сгодиться разве лишь как дрова на зиму. В сундуках Цы нашел конфуцианские трактаты, которые батюшка хранил еще со времен своего студенчества. Он выложил их на горелую доску и продолжил поиски. И вдруг чей-то смех раздался у него за спиной. Обернувшись, Цы поначалу никого не заметил, но потом различил жмущуюся за огрызком стены маленькую тень. Это оказался соседский Пэн, дьяволенок шести лет от роду, самый проказливый мальчишка в деревне. Цы предложил парию несколько орешков, найденных среди хлама, но мальчик предпочел спрятаться, обнажив гнилые зубы в плутоватой улыбке. Когда Цы повторил свое предложение, сорванец подошел поближе.

— Нравятся орешки?

Мальчик снова улыбнулся и энергично кивнул.

— Получишь целую кучу, если расскажешь, что тут случилось. — Цы знал, что Пэн не спал последние ночи из-за зубной боли.

Мальчик опасливо огляделся, точно собрался стащить сласти с чужого стола и боялся, что его застукают.

— Сверкнула молния, и гора обрушилась.

Пэн хохотнул и попытался заграбастать орехи, однако Цы оказался проворнее. Потом он снова раскрыл ладонь с лакомством.

— А ты уверен?

— Ну, я видел людей…

— Каких людей?

Мальчик только открыл рот, чтобы ответить, но тут раздался резкий вопль. Это мать Пэна приказывала негоднику немедля возвращаться. Лицо мальчишки перекосилось от испуга, и он бросился к матери так поспешно, будто его преследовали черти. Он так бы и скрылся, если бы Цы его не окликнул. Когда Пэн оглянулся, юноша швырнул орехи к его ногам. Сорванец остановился, чтобы подобрать заработанное, но мать тут же дала ему пинка и, подхватив под мышки, утащила прочь.

Цы пожалел об упущенной возможности. Он покачал головой и вернулся к своей работе. К вечеру ему оставалось отвалить только самые большие обломки. Юноша давно бы закончил, он и так уже немало сделал, — но надо было непременно отыскать сундучок с деньгами, которые батюшка откладывал на переезд в столицу. Если бы теперь Цы решил поддаться на вымогательство Премудрого мужа, эти деньги могли бы сослужить добрую службу. Переведя дух, Цы принялся отваливать камни — но, провозившись не менее часа и получив несколько новых царапин, ему пришлось признать, что самые тяжелые глыбы без помощи ему не осилить. Цы уже был готов сдаться, но тут заметил сундук — его придавила тяжела опорная балка.

«А вот тебя я отодвину, пусть это и будет последнее, что я нынче сумею сделать!»

Цы просунул конец одного из бревен между державшим балку камнем и сундуком, а потом, используя бревно как рычаг, надавил так, что кости затрещали. Но каменный обломок не сдвинулся ни на пядь. Юноша пробовал и так и этак, потом понял, что нужно вставить рычаг иначе. Вбил пару клиньев, уперся плечом в бревно, ноги отыскали надежную опору. Все тело Цы напряглось, мускулы дрожали. С третьей попытки камень поддался, и балка покатилась вниз по склону, вздымая облако земли и пыли. Добравшись наконец до сундука, Цы заметил, что замок его треснул, и поспешил посмотреть, что там внутри. К его величайшему сожалению, он не обнаружил ни единой монеты — только платки и тряпицы. Изумленный, он просто остолбенел.

— Мне очень жаль. Жена сказала, что мы не можем оставить ее у себя, — услышал он за спиной.