Читающий по телам - Антонио Гарридо

— Всем известно, что у Шана не было врагов. Тем не менее он был злодейски умерщвлен. Каков же мог быть мотив? Мое мнение однозначно: грабеж. Вдова покойного, женщина уважаемая и почтенная, утверждает, что перед исчезновением у Шана на поясе были связки в три тысячи монет. Однако Цы — юноша, который сегодня утром уже продемонстрировал нам свою наблюдательность, определив характер разрезов на шее, — утверждает, что, когда он обнаружил Шана, у того уже не было при себе денег. — В этом месте судья поднялся, скрестил руки на груди и прошелся перед крестьянами, избегавшими его взгляда. — С другой стороны, тот же Цы обнаружил тряпицу в ротовой полости трупа, о чем я свидетельствую; ныне эта тряпица, описанная в качестве вещественного доказательства, находится при мне в сохранности. — Фэн извлек из коробочки лоскут ткани и развернул его перед присутствующими.

— Прошу возмездия за моего мужа! — воскликнула заплаканная вдова.

Фэн согласно кивнул. Выдержав паузу, он продолжил:

— На первый взгляд может показаться, что это всего-навсего льняная тряпица, выпачканная в крови… Но если мы внимательно изучим эти пятна, — он указал на три самых больших кровавых следа, — то мы заметим, что очертания их производят странное впечатление.

Присутствующие зашушукались, недоумевая, к каким выводам может привести подобное открытие. Цы тоже задал себе этот вопрос, однако прежде, чем он успел что-нибудь придумать, Фэн продолжил:

— Чтобы подтвердить свои предположения, я проделал некоторые опыты, которые теперь хотел бы повторить в вашем присутствии. Жэнь! — подозвал он своего помощника.

Молодой монгол принес заранее заготовленные кухонный нож, серп, флакон черной от туши воды и два платка. Склонившись в поклоне, он разложил эти предметы перед Фэном. И тогда судья опустил нож в чернильную воду, а затем обтер платком. То же он проделал с серпом и другим платком, а результаты продемонстрировал присутствующим.

Цы смотрел во все глаза и потому без труда заметил, что после ножа линии остались ровные и прямые, а вот следы от серпа повторяли очертания следов, оставшихся на тряпице, вытащенной изо рта Шана. Итак, орудием убийства был серп. Цы поразился проницательности своего учителя.

— Вот по каким соображениям, — продолжал Фэн, — я повелел моему помощнику реквизировать все деревенские серпы, и это задание он, с помощью людей Бао Пао, утром исполнил с надлежащей аккуратностью. Жэнь!

Монгол снова подошел, на сей раз с ящиком, полным серпов, каждый из которых имел особую пометку. Фэн поднялся из-за стола и встал около мертвого тела.

— Голова была отделена от позвоночника мясницкой пилой — такую пилу люди Бао Пао нашли на участке, где был убит Шан. — Судья достал из ящика пилу и положил на пол. — Однако смертельный удар был нанесен иным орудием. Инструментом, который срезал жизнь Шана, явился, несомненно, серп — такой же, как и эти.

Гробовое молчание тут же сменилось гомоном. Когда голоса поутихли, судья заговорил снова:

— У этой пилы нет каких-либо существенных отличительных признаков. Она изготовлена из обычного железа, по деревянной ручке никто не смог бы определить, кому она принадлежала. Зато, по счастью, на каждом серпе пишется имя владельца, поэтому, как только мы найдем орудие убийства, мы поймаем также и преступника.

И Фэн сделал знак своему помощнику.

Помощник распахнул наружную дверь, и все увидели группу крестьян под охраной стражников Бао Пао. Жэнь приказал всем войти. Цы никого не узнал в этой толпе: землепашцы сгрудились в самом темном углу.

Судья спросил Цы, готов ли он оказать помощь. Юноша, разумеется, согласился. Он с трудом поднялся с лежанки, чтобы выслушать инструкции, которые Фэн прошептал ему на ухо. Затем взял тетрадь и кисточку и пошел вслед за учителем. Фэн склонился над ящиком и принялся исследовать серпы: он сравнивал пятна, оставшиеся на тряпке, с формой лезвий. Работал он методично, аккуратно прикладывал орудия к ткани и смотрел на просвет. Ежеминутно диктовал что-то Цы, и юноша старательно делал вид, что фиксирует каждое слово.

Смысл этих действий до сих пор был для него не ясен: ведь большинство серпов ковалось по одному шаблону, и, если только нужный им инструмент не отличался какой-то своеобразной формой, получить полезную информацию таким образом было невозможно.

Наконец он понял. Фэн уже не в первый раз прибегал в своих расследованиях к подобной хитрости. Поскольку Уложение о наказаниях запрещало приговаривать обвиняемого, не добившись от него признания, Фэн решил схитрить, чтобы убийца испугался и сам себя выдал.

«У него нет доказательств! У него ничего нет!»

Фэн покончил с серпами и принялся читать несуществующие записи Цы. Потом, поглаживая ус, медленно повернулся к крестьянам:

— Говорю вам один только раз! — Фэн возвысил голос, перекрывая грохот бури. — Следы крови, обнаруженные на этой тряпице, неопровержимо указывают, кто виноват. Пятна определенно повторяют форму одного-единственного серпа, а на каждом инструменте, как вам хорошо известно, вырезано имя владельца. — И Фэн обвел грозным взглядом лица перепуганных крестьян. — Я знаю, вам всем понятно, какое наказание положено за столь чудовищное преступление, но вот чего вы, может быть, не слышали: если виновный не сознается сейчас, то — и это я гарантирую — он будет казнен затяжной смертью линчи! — рявкнул судья.

Крестьяне снова зашушукались. Цы пришел в ужас. Линчи, или казнь тысячи разрезов, — это самое кровавое наказание, которое только можно вообразить. Преступника раздевают, привязывают к столбу, а потом медленно, по частям начинают кромсать его тело. Отрезанные куски плоти выкладывают перед казнимым, при этом ему как можно дольше сохраняют жизнь — пока не будет вырезан один из главных органов. Цы оглядел крестьян и увидел на их лицах отражение собственного страха.

— Однако, принимая во внимание, что в этом уезде я не имею судейских полномочий, — Фэн уже стоял в одном шаге от первого ряда крестьян, — я собираюсь предоставить убийце спасительную возможность. — Он остановился перед молодым пареньком, которого неудержимо трясло. Судья наградил его презрительным взглядом и объявил: — По великому моему добросердечию, я дарую милость тому, кто не был милосерден с Шаном. Я дарую ему возможность частично восстановить свою честь и позволяю сознаться в преступлении прежде, чем он будет обвинен. Только так удастся ему избегнуть позора и самой страшной из смертей.

Судья медленно отступил к столу. Дождь барабанил по крыше. И кроме этой дроби — тишина.

Цы смотрел на судью. Тот был словно тигр на охоте: походка мягкая, спина напряжена, взгляд острый. От него даже пахло, как от настигающего добычу хищника. А люди потели, молчали и источали влажное зловоние, и мокрые одежды липли к телам. Снаружи громыхнул новый раскат.

Перед гневом Фэна замерло само время, но в содеянном никто не сознался.

— Выходи, скудоумный! Это твой последний шанс! — прогремел голос судьи.

Никто не сдвинулся с места.

Фэн сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Цедя проклятия сквозь зубы, он шел прямо к Цы. Юноша впервые наблюдал учителя в такой ярости. Судья вырвал у него тетрадку из рук и притворился, будто перечитывает записи. Затем снова посмотрел на крестьян. Руки его дрожали. Цы понимал, что игра Фэна теперь может быть раскрыта в любой момент. Поэтому его восхитила решительность, с которой учитель неожиданно набросился на рой мошкары, облепившей мясницкую пилу.

— Проклятые кровососы! — прикрикнул он на насекомых.

И вдруг глаза его сверкнули, как от вспышки молнии.

— Кровососы… — повторил он.

Он еще помахал руками над пилой, отгоняя гудящий рой к груде серпов. Большинство насекомых вылетело в окно, но некоторые опустились на серп — на один серп из множества! И тогда Фэн перестал хмуриться, из груди его вырвался довольный рык.

Судья теперь смотрел на облюбованный мухами серп. Смотрел долго, даже склонился поближе. Это был самый обыкновенный крестьянский инструмент, на вид чистый, и все-таки мухи кормились именно с него. Фэн потребовал фонарь и посветил на лезвие — стали видны мелкие, почти не различимые красные крапинки. Потом посветил на рукоятку — туда, где было имя владельца. Улыбка на лице судьи окаменела.

Серп, который он держал в руках, принадлежал Лу, старшему брату Цы.

4

Цы осторожно ощупал рану на щеке. Быть может, она была не тяжелей других, полученных им на рисовом поле, вот только теперь она так и останется здесь, на лице. Юноша оторвался от бронзового зеркала и опустил голову.

— Не думай о таких мелочах, парень. Когда заживет, ты будешь носить этот шрам с гордостью, — подбодрил Фэн.