Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах - Натан Альтерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эстер Рааб была первой уроженкой страны в женской ивритской поэзии, и этот факт ощутимо сказался и в ее стиле, и в лирическом «я». Она родилась в Петах-Тикве в семье Иехуды Рааба, одного из основателей ишува, еврейского поселения в Эрец-Исраэль, а семья матери жила в религиозном районе Иерусалима. Эстер Рааб с детства говорила на иврите и, что было тогда в диковинку, изучила французский язык, Когда ей было шестнадцать лет, вступила работницей в киббуц Дгания. После выхода замуж пять лет провела с мужем в Египте. В 1925 году они вернулись в страну. Свою первую книгу Рааб назвала «Терновник» (1930). Ее поэзия отражает неприемлемый в тогдашнем обществе образ «роковой женщины», страстной и умной, сильной и честолюбивой. Это женщина гордая и чувствительная, находящая в ландшафте Эрец-Исраэль символическую проекцию своей сложной личности. Эстер Рааб дерзнула разрушить общепринятую силлабо-тонику и писать верлибры в модернистском стиле. В стихотворении «Святые бабушки Иерусалима» она приходит к чувству глубокой уверенности в себе, несмотря на нищету и опасности в жизни первых поселенцев, среди которых прошло ее детство. Стихотворение выражает особое слияние традиционного еврейства с новой израильской ментальностью.
Если Бялик — центральная фигура новой ивритской поэзии, то Шмуэль Йосеф Агнон (Чачкес) — классик ее прозы. Он единственный ивритский писатель, удостоенный Нобелевской премии (1966). Агнон, ярко выраженный неоромантик, соединяет символизм с романтической ностальгией по отношению к миру еврейской традиции. В рассказе «Птица моя» он обращается к переживаниям детства, превращая птицу в символ утраченного бытия. Любопытно сопоставить «Птица мою» с «Теленком» Фейерберга, чтобы увидеть развитие символистского стиля на иврите и изменение отношения к действительности еврейского местечка. Агнон, как и Менделе, Фейерберг, Бреннер и другие, изображает еврейскую нищету, но он делает это с модернистским использованием символов, в стиле эзотерическом и понятном во всей его аллюзивной полноте лишь специалистам по хасидским притчам. Подобно Менделе писатель обнажает аномальность жизни местечек Галиции и Украины, но и уродства выступают у Агнона как часть символического очарованного мира. Эта неоромантическая концепция еврейства сочетает гротеск, картину безумия и ностальгию. Она представляет собой центральную линию во многих произведениях Агнона, например, в романах «Дочь на выданье» (1929), «Гость на одну ночь» (1938–1939) и в новелле «Простая история» (1935). И в рассказах, изображающих быт пионеров страны, и в романе «Совсем недавно» (1945) безмятежный тон романтического повествователя контрастирует с атмосферой кошмара и безумия описываемой действительности. Несколько рассказов Агнона, включая приводимый здесь нами «Фернхайм», иронически изображают отчуждение супругов в семьях ассимилированных евреев Германии. С тридцатых годов он начал писать короткие сюрреалистические рассказы, напоминающие прозу Кафки. В символическом автобиографическом рассказе «Жила-была козочка» Агнон обращает критику против себя и евреев своего поколения, переехавших в Эрец-Исраэль и забывших о тех, кто остался в диаспоре.
В тридцатые и сороковые годы в Эрец-Исраэль стали выходить произведения писателей, которые родились в стране и чьим родным языком был иврит. Как правило, эти авторы выросли в сельскохозяйственных поселениях, хорошо знали местную жизнь. Но в не меньшей степени их духовность и менталитет сформировала Библия, и они чувствовали родство с ее героями. Наконец-то появилась ивритская реалистическая «здоровая» проза. Реализовалась мечта, выраженная литературными критиками еще в конце XIX в., когда ивритская литература виделась сотворенной из «лохмотьев» (Ахад Ха-Ам о Бреннере). Вместе с тем, русская литература сохраняла на нее свое влияние еще и в сороковые годы: сказывалось происхождение ведущих писателей и их родителей, сказывались и политические симпатии сионистского движения того времени. Уроженцы России и Украины передали любовь к русской литературе и культуре страны их исхода своим детям. Чувство глубокой заинтересованности проникало через переводы, фильмы, споры. Русская революция была политической моделью борьбы за революцию сионистскую. Юноши, уроженцы страны, пели, танцевали и играли на губной гармошке и аккордеоне русские и украинские мелодии, а девушки вышивали своим возлюбленным сорочки. Таким образом, нетрудно найти следы русского и украинского влияния и у писателей, родившихся в стране.
Проза уроженцев страны, выходившая в сороковые годы, во многих отношениях напоминает соцреалистические советские романы (хотя их характер, сегодня представляющийся нам наивным и дидактичным, не был сформирован диктатом власти, осуществлявшейся тогда английским мандатом). Язык переводов с русского, нуждавшийся в особенных ивритских словах, чтобы передать определенные формы устной речи, проник в литературный иврит писателей — уроженцев страны. Более всего сказалось влияние переводов Шлионского.
В рассказах С. Изхара (Изхар Смилянский), родившегося в Реховоте в 1916 году, изображается героизм рабочих — покорителей пустыни («На краю Негева», 1945). Член киббуца, оказавшийся в ситуации конфликта между общественным долгом и личными потребностями, решает поступиться своими желаниями и вернуться к «полезной», но серой и обыденной жизни («Эфраим возвращается на люцерну», 1947). По окончании Войны за независимость (1949) С. Изхар написал четыре новеллы, изображающие его впечатления от событий. Среди них две («Рассказ о Хирбет Хиз’а» и «Пленный»), в которых он изображает внутренний конфликт молодого израильского солдата, изучавшего в школе столь поучительную историю еврейского народа и теперь несущего на себе бремя зла, причиненного им невинным людям, а также его крестьянскую солидарность с арабами, согнанными с земли. Темы С. Изхара сродни соцреализму, но внутренние монологи, лиризм и склонность к языковым нововведениям сближают его прозу с импрессионизмом и свидетельствуют о влиянии рассказов У. Н. Гнесина.
Моше Шамир — также уроженец страны (родился в Цфате в 1921 году) и один из «поколения Войны за независимость». Его роман «Он шел по полям» (1947) повествует о жизни, любви и смерти в бою молодого «сабры», как называют урожденных израильтян, здорового и цельного, на фоне событий в стране в период британского мандата (брат Шамира был убит в Войне за независимость). Интересно сравнить переживания израильского солдата в рассказах С. Изхара и Шамира с переживаниями солдата-еврея в царской армии из рассказа Шофмана.
«Положительное» реалистическое направление властвовало в сороковые и пятидесятые годы и в прозе других писателей, уроженцев страны: Аарона Мегеда, Ханоха Бартова, Натана Шахама. Писатели, позволившие себе чересчур критическое отношение к новой действительности, подобно Иехошуа Бар-Иосефу и Игалю Мосинзону, были враждебно встречены критикой. На протяжении всего периода развития литературы в Эрец-Исраэль, и в
