Антология ивритской литературы. Еврейская литература XIX-XX веков в русских переводах - Натан Альтерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первые толчки к просвещению и к возрождению древнееврейского языка и литературы русское еврейство получило от евреев Германии и Австрии. Новое движение «маскилизма» (maskil — просвещенный, интеллигент) народилось в Волыни, поблизости с Галицией, и на Литве, поблизости с Германией. На Волыни первые лучи «Гаскалы» (просвещения) распространял Исаак Бер Левинзон (1788–1860). В царствование Николая I евреи еще всецело были поглощены изучением Талмуда и его многочисленных комментаторов или же торговлей. Занятие земледелием или ремеслами и изучение государственного языка или светских наук считалось недопустимым: это может отдалить от изучения религиозной письменности и совратить с «пути истины». Это опасение имело тогда некоторое основание: Николай I, стоявший за приобщение евреев к земледелию и к русской культуре, действительно, помышлял о том, как бы вербовать среди евреев побольше прозелитов. Но евреи вместо того, чтобы само просвещение приспособить к условиям их национального существования, заперлись в духовном гетто и знать не хотели, что за стенами его происходит великая переоценка всех ценностей. Левинсон произвел опыт такого приспособления. Цитатами из древней и средневековой письменности он доказывал, что евреи были земледельцами не только до разрушения Второго Храма, но и много веков после этого; что выдающиеся талмудисты были ремесленниками; что лучшие люди в Израиле знали греческий, арабский и испанский языки и даже писали на этих языках религиозно-философские трактаты и т. д. Таким образом, Левинсон боролся с предрассудками его современников их же орудием: доказательствами от религиозных авторитетов. <…>
Поэтом в современном смысле слова был сын А. Д. Лебенсона, Михаил Лебенсон (1828–1852). Этот гениальный юноша, унесенный в могилу чахоткой на 24-м году жизни, оставил после себя, кроме перевода третьей и четвертой книг «Энеиды» Вергилия[5], две небольшие книжки стихотворений, одну под названием «Песни Сиона», а другую — под названием «Арфа Сиона». Первая содержит — как и можно было ожидать в то время — шесть исторических поэм. Больше всего — поэм библейского содержания. Самая крупная из них — «Соломон и Екклезиаст». Царю Соломону традиция приписывает и жизнерадостную эротическую «Песнь Песней», и проникнутую глубоким пессимизмом книгу «Екклезиаста» с ее рефреном: «Суета сует — все суета». И вот Лебенсон-сын рисует юношу-царя, полного жизни и сил, яркопламенного в страстной любви своей к пастушке Суламифи, не верующего даже в возможность существования зла на земле; а затем достигшего мудрости царя, старца, который не верит больше ни в любовь, ни в счастье, для которого румянец на щеках прекрасной женщины — лишь «сосуды, испачканные кровью», а розы, лилии, ландыши — лишь «красивый тлен», «цветущая смерть», и даже честность и порок — кто знает, не зависят ли они от изменения одного нерва, от прибавления или убавления одной капли крови?.. Очевидно, древняя канва служит для вышивания по ней совершенно новых узоров…
Новым узором на древней канве является также его поэма «Иаиль и Сисара». Полководец Сисара потерпел поражение на войне с Израилем, предводительствуемым пророчицей Деборой[6]. Он бежит с поля битвы и ищет убежища в палатке Иаили. Долг гостеприимства трижды свят у восточных кочевников. И Иаиль приютила Сисару, накормила и напоила его; он, в порыве благодарности, называет ее «ангелом-спасителем». Но у Иаили есть еще один долг — долг гражданки, дочери народа своего. Она обязана избавить дружественный ее племени народ израильский от опаснейшего врага. И поэт мастерски изобразил внутреннюю мучительную борьбу между доброй и гостеприимной женщиной и верной и глубокой патриоткой. Мягкая женщина взывает к «Духу Смерти»: «Приди из глубины ада и наполни сердце мое змеиным жалом! Одень меня в кровавый плащ и вместо человеческого сердца дай мне сердце каменное!» И когда любовь к народу одержала верх, и Сисара убит, а ликующий народ во главе с пророчицей Деборой приветствует ее геройский подвиг, чувство радости чуждо ей. «Увы, — восклицает Иаиль, — это ликование не мое: не врага убила я, а гостя, искавшего у меня убежища». Порыв героизма прошел, и Иаиль снова — кроткая молодая женщина, ужасающаяся убийства. И лишь «глас народа», ее прославляющего, несколько успокаивает ее: ведь он — «глас Божий», и в нем оправдание и очищение.
В «Арфе Сиона» собраны мелкие стихотворения Лебенсона-сына, оригинальные и переводные. Есть в ней переводы из Горация, Вергилия, Шиллера, Гете, Мицкевича, Альфиери и др. Оригинальные стихотворения ее — перлы древнееврейской лирики. Любовные стихотворения Лебенсона чаруют юной красотой и дышат непосредственностью и искренностью. Они то игривы и полны прелестного юношеского задора, то глубоко скорбны и преисполнены страданий от неразделенной любви и неутолимой страсти. А слог их столь ярок и красочен, что трудно поверить, что они написаны на неразговорном языке. Почти все остальные лирические стихотворения Лебенсона-сына оплакивают его быстротечную и безрадостную молодость. Поэт любит жизнь, хочет жить, но он знает, что он обречен: губительная болезнь медленно и верно приближает его к могиле. И в отчаянии он восклицает:
Проклята смерть, проклята и жизнь!Товарищ Михаила Лебенсона, Иегуда Лейб (Лев Осипович) Гордон (1830–1892), впоследствии был прозван «еврейским Некрасовым». Но
