Наполеон. Изгнание из Москвы - Рональд Фредерик Делдерфилд

гнева он мог приберечь и для себя. Любой командир, а тем более самый лучший командир на свете, должен был знать, что его младший брат не способен командовать и взводом солдат на поле боя, и, если бы он это знал, того, что случилось, никогда бы не произошло.

Но замена Жерома Жюно оказалась еще одним промахом. Жюно — храбрый солдат, один из старых друзей Наполеона. Во время осады Тулона, когда Наполеон был еще никому не известным артиллерийским офицером, а Жюно сержантом-добровольцем, артиллерийские снаряды разрывали землю вокруг, пока последний писал депешу под диктовку Наполеона. При этом он со смехом заметил: «Ну вот, даже песок не нужен, чтобы высушить чернила!» Эти беззаботные слова легли в основу его военной карьеры. Он находился вместе со своим командиром в Египте и во время всех великих побед Наполеона, начиная с Маренго и заканчивая Ваграмом, даже потерпел личное поражение, воюя против Веллингтона в Португалии. Но сейчас это был измученный и усталый человек, переживший ранение в голову, что ставило под сомнение его способности здраво мыслить. Он торопился не больше Жерома, что позволило Багратиону без всякого давления с запада отступить к верховьям Немана.

Багратиону очень повезло, что он сумел уйти. Даву, потерявший надежду на поддержку, преследовал его с 12 тысячами солдат, напав на арьергард Багратиона недалеко от Могилева.

Русский генерал имел под своим командованием 36 тысяч солдат[15], сильно потрепанных после дерзких атак Даву, поэтому когда он переправился через Березину и Днепр, то сполна насытился желанием перейти в наступление. Услышав, что Багратион цел и невредим, Барклай-де-Толли продолжил свое неуклонное отступление, надеясь остановиться в подходящем безопасном месте.

3

Тем временем основные силы французов продолжали наступать, дойдя до Витебска. Гвардия вышла 16 июля, в то время как остальная армия без остановки гналась за неуловимым Барклаем, колонна за колонной обуреваемая лишь одним страстным желанием: заставить его принять бой в бескрайних, пыльных и безлюдных степях. Дисциплина продолжала падать, что только усугублялось удушливым зноем и гибелью 10 тысяч лошадей, вследствие чего повозки с продовольствием безнадежно отстали. Солдаты были вынуждены рыскать во всех направлениях в поисках еды и фуража. Количество больных достигало таких размеров, что командирам полков казалось, будто армия только что участвовала в генеральном сражении.

Капитан Франц Ройдир, офицер личной охраны великого князя Гессенского, оставил нам интересное свидетельство об этом этапе наступления, от Вильно до Витебска. Он писал, что жара и тучи пыли были невыносимыми и каждый раз ему приходилось проходить мимо отставших, умирающих солдат, замыкавших шествие. Один такой пехотинец, рядовой Молодой гвардии, три дня умирал на обочине дороги, и никто ничем не мог ему помочь. Мародерство, как и поиски фуража, развращало солдат, и в какой-то момент офицер из полка Ройдира совершил набег на расположение союзников, угнав обоз, запряженный парой лошадей, в котором находилось 75 бутылок самого лучшего французского вина! Стычки между французами и союзниками происходили постоянно. Офицерам из личной охраны, в которой состоял Ройдир, приказали передать лошадей из своего обоза французскому подразделению, но при этом сделать все возможное, чтобы избежать принудительной реквизиции. Лошади, тянувшие обозы с продовольствием и пушками, и толпы людей, сопровождавших армию в походе, с трудом тащились в восточном направлении. Единственными, кто попадался на их пути, были евреи, которые заключали выгодные сделки с солдатами, вроде уже упоминавшегося сержанта Старой гвардии Бургойня, приобретшего у них джин, водку и муку.

Евреи — основные обитатели русской части Литвы, пережив за свою историю множество военных набегов, приобрели немалый опыт в заключении сделок с завоевателями. Они спокойно относились к любой войне, которая была вокруг, и, когда мимо проходила армия, извлекали из этого свою выгоду.

К этому времени гигантское войско, переправившееся через Неман, по разным причинам уменьшилось почти на одну треть. Отставшие и оставшиеся без лошадей кавалеристы насчитывались в большом количестве и были вынуждены в любой большой деревне выставлять караул, чтобы защитить не только себя, но и налаженные коммуникации от мародерствующих казаков, многие из которых, не будучи прикомандированными к регулярной русской армии, прочесывали равнины в поисках отставших солдат неприятеля и возможной поживы. Никто, даже сам Наполеон, не мог с уверенностью сказать, в каком месте русские войска окончательно прекратят свое отступление, но было известно, что группа иностранных советников настоятельно убеждала царя в необходимости стать укрепленным лагерем на Дриссе, на Двине, и последовать блестящей тактике Веллингтона, которую он применил в Торрес-Ведрасе. Возможно, убедившись в этом, Наполеон северо-восточнее Глубокого совершил ложный маневр, чтобы отвлечь противника, но затем резко двинулся на юго-восток, в сторону Витебска, рассудив, что, даже если армии Багратиона удалось уйти, его основной задачей является преградить обоим русским командующим, Багратиону и Барклаю-де-Толли, главную дорогу, ведущую на Москву.

Не дойдя до Витебска, оккупированного французами 28 июля, ровно через месяц после того, как они достигли Вильно, арьергард русских остановился, и между противниками произошла первая серьезная жестокая и кровавая стычка.

Героями боя при Островно, недалеко от Витебска, стали лихой франт Мюрат, возглавлявший наступление кавалерии, и основные силы, состоявшие из двух сотен парижских стрелков, которые из-за яростных атак Мюрата оказались беспорядочно отрезанными от подкрепления, оставшись среди русских стрелков и кирасиров.

Все это время, к отвращению маршала Нея и находившегося в его подчинении Третьего корпуса, Мюрат на глазах солдат вел себя так, будто был первым шутом в балагане, а не серьезным командиром.

Его выходки особенно действовали на казаков. Он мчался по полям в небесно-голубом мундире и розовых штанах, сидя в седле, покрытом леопардовой шкурой, и размахивая золотым жезлом вместо сабли. Он был героической, хотя и несколько смешной фигурой, но те, кто шел с ним в атаку, как правило, возвращались из нее живыми. Ней и другие командиры выражали свое недовольство тем, что он помешался на своих лошадях и призывал пехоту, только когда положение становилось критическим, как это и случилось при Островно, когда французская кавалерия поначалу легко добилась успеха, а затем была вынуждена галопом отступать, наткнувшись на внезапное сопротивление, оставив 200 стрелков на истребление противнику.

Несколько сообщений об этой небольшой стычке дошло до нас от очевидцев. Вследствие особенностей рельефа поле боя представляло собой ровный участок земли, находившийся между двумя возвышенностями, на которых стояли обе армии. Двести солдат 9-го полка, шедшие развернутым строем, были полностью отрезаны от своих товарищей, и, когда на них всей массой обрушилась русская кавалерия, их уже считали погибшими. Однако когда пыль рассеялась, стало видно, что взвод французских стрелков, построившись в