Небо земных надежд - Нонна Орешина

Командир полка Тимошин выходит из штаба с лицом озабоченным и усталым. Дубленка скрывает худобу, а ростом полковник не обижен. Первый зам – подполковник Сорокин, неразговорчивый, хмурый, словно потерявший к жизни интерес, идет чуть сутулясь. Рядом с ним заместитель командира по летной подготовке подполковник Лапин кажется щуплым парнем, хотя ему уже под сорок. Форменная ушанка молодцевато сдвинута на правую бровь, молния куртки до конца не застегнута. И только подполковник Ивлев выглядит как образец заместителя командира полка по воспитательной работе – так именуются теперь бывшие замполиты. Он моложав, широк в плечах. На такие плечи можно нагрузить по полной мере. Только где сядешь, там и слезешь…

“Откуда и когда во мне появилось столько желчи?” – удивился Демин. Но копаться в себе было не время. Полковник ставил задачу на текущий и последующие нелетные дни осипшим от простуды голосом. Похвалил техническую службу, отметив инженера подполковника Тарасова. То, что полк не имеет пока серьезных летных происшествий, не в малой степени заслуга его. Это всем понятно, кроме него самого. Недовольство собой, подчиненными, всем своим сложным и ветхим хозяйством проступает в выражении озабоченного лица, в том, как он замирает, провожая тревожным взглядом взлетающий или заходящий на посадку самолет, как стоит, потупив глаза, и выслушивает сообщение летчика о случившемся в полете отказе. Очевидно, поэтому и идут дела в инженерно-авиационной службе полка по нынешним временам и возможностям пока более-менее благополучно.

Потом Самарин, уже не таким как в начале построения бодрым голосом, стал зачитывать приказ о предстоящем очередном сокращении Военно-Воздушных Сил. После того, как была упразднена третья, молодежная эскадрилья и удалось укрепить все звенья второй, это станет то ли новым ударом, то ли выходом из сложившегося положения – сразу и не поймешь. А потому кто-то оживился, кто-то поник. Ветер относил слова в сторону, так что начальника штаба не всем было слышно, и по шеренге шел громкий шепоток.

Под конец, и как бы сверх программы, комендант гарнизона зычным голосом объявил о безобразном происшествии. Молодые “технари” устроили групповую пьянку – явление достаточно частое в последнее время, но на сей раз излишне буйное, с дракой и увечьями. Посетовал, что гауптвахта, так славно отремонтированная, по приказу “свыше” необдуманно упразднена и теперь не понятно, как наказывать провинившихся. Последние слова и растерянный вид коменданта вызвали улыбки и смешки. На что тот явно обиделся и твердо пообещал что-нибудь придумать – в духе времени.

Усилившийся холодный ветер выбивал слезу и густо румянил лица. В теплых дубленках было еще ничего, а лейтенанты окоченели. Стогов сдержанно притопывал ногами, Лузгин откровенно выбивал чечетку, Бакланов охлопывал плечи скрещенными руками.

“Надо уводить ребят. Простудятся. Чего там командиры разговорились?” – Демин поймал взгляд полковника и выразительно мотнул головой в сторону лейтенантов. Тимошин нахмурился, но что-то сказал Ивлеву, начавшему рассуждать о дисциплине. Подполковник торопливо свернул свою речь, и Демин невольно подумал:

“Трагедия страны в том, что мы слишком много говорили раньше, и без пользы делу треплемся сейчас. К чему слова, если они забалтывают истину? Вот если бы за каждое официально сказанное слово руководители несли ответственность по нынешней моде рублем, еще лучше долларом…” – додумать майор не успел. Прозвучала команда “Разойдись!”, и полк снова превратился в разношерстную толпу озябших, сумрачно настроенных людей – будний день не сулил ничего интересного.

В штабе было относительно тепло. А в тесном кабинете командира эскадрильи, где парами, впритык стояли столы Демина, его заместителя майора Кедрова, зама по воспитательной работе и начальника штаба, даже жарко. Нижняя часть окна занавешена когда-то кремовой, а теперь просто пыльной занавеской.

“Надо забрать домой, чтобы Алена постирала”, – каждый раз, войдя в кабинет, думает Демин, но, уходя домой, забывает. Раньше чистота и порядок в штабе наводились как бы сами собой. Теперь все зависит от аккуратности каждого. Две пары одинаковых настольных ламп с дюралевыми головками, спиной к спине. Органайзеры из “летучего” металла. Изделие предприимчивых техников уже нашло сбыт, пока в пределах городка, но скоро и до Читы доберется. У Демина торчит авторучка и три карандаша основных цветов для вычерчивания схем полета. У майора Кедрова карандаши один к одному, как снаряды в пушечном блоке, полная обойма всех цветов, с острыми кончиками.

Точить карандаши, когда настроение скверное, любимое занятие Анатолия. В последнее время, заострив свои, Кедров принимался за командирские. Демин не возражал. Плохое настроение он старался подавлять волей и работой. Хотя неотложных дел, в которые можно влезть с головой, уже нет. Все текущие и те, что предстоят, выполнены. А дела необязательные вершатся сами собой.

Того, что “само собой”, в последнее время становилось все больше, и это было дурным признаком: плыть по течению времени всегда казалось Демину уделом ленивых или тупиц. Теперь само время казалось тупым и ленивым.

Демин распахнул куртку, но снять ее не успел. В комнату вошел майор Кедров, розовощекий, кудрявый, шумно бросил на стол завернутый в газету и перевязанный крест накрест объемистый пакет.

– Привет, – протянул руку, энергично сжал пальцы Демина, – как видишь, почти вовремя прибыл. И с новостями: слух идет, что будут нас сливать с ПВО. Хорошо ли плохо это, в Чите судачат по-разному. О новом сокращении уже знаешь? – от майора пахло хорошим мужским одеколоном и слегка коньяком.

Каждый год жена Кедрова с детьми уезжала на зимнее время к родителям. Он провожал ее до Читы. Весной семья возвращалась, и все были счастливы. Демин предложил такой вариант Алене. Она обиделась, даже всплакнула.

“Через неделю ты взвоешь, как одинокий волк. А я там буду метаться в неизвестности… Или хочешь, как Кедров, найти себе зазнобу? Нет уж.

Насчет “зазнобы” Демин не поверил. Хотя удивлялся стремлению Кедрова под любым предлогом съездить в Читу. И сейчас, проводив семью, на два дня задержался в городе с разрешения командира полка, выполняя какое-то лично его поручение. Демин считал, что не вправе вдаваться в суть командирских дел и внеслужебных утех своего зама. Но выводы сделал. Хотя ему почему-то казалось, что дело здесь не в женщине, а в деньгах. Кедров явно где-то и на чем-то подрабатывал. Деньги у него водились, и семья улетала самолетом, что Демины могли себе позволить лишь раз в два года, в отпуск.

– Пора на “читку”, – взглянув на часы, поторопил Демин своего зама, имея в виду чтение шифр-телеграмм, которое проводилось последнее время реже обычного.

– Будем считать, что я еще не прибыл… Командир ждет, я письмо ему привез, неудобно таскать в кармане. А тебе, – Анатолий кивнул на пакет, перевязанный крест накрест, – то, что просил: журнальчики. В дивизии выклянчил, там их все равно никто не читает.

Насколько приятнее было бы идти сейчас на послеполетный разбор, детальный анализ проведенных накануне полетов.

Там вновь, словно воздухом неба дышишь. Душа успокаивается, и до конца дня хорошее настроение. Его приносишь домой, тихим отголоском подлинной радости заражаешь жену, детей, соседей.

А шифр-телеграммы о тяжелых летных происшествиях и опасных инцидентах, имевших место за определенный период времени в воздушных силах Российской Федерации, вызывали у Демина тягостное чувство горечи и досады. Отказы техники в последнее время составили достаточно длинный и поучительный список. В том случае, когда пилот справляется с экстремальной ситуацией, это всего лишь наглядное доказательство того, что, кроме боевого задания, в обязанность и возможность летчика входит спасти себя и самолет. Этому учат, это – побочная, но самая яркая и конкретная сторона летной профессии. Мастерство и то необъяснимое, что называется летным везением. И что-то еще глубоко личностное, вкрапленное в энергетическую систему Вселенной и ощущаемое в полете, как тайный оберег. Не для всех…

Но вот летчик не справился с взбунтовавшейся или захандрившей техникой, не смог понять причину отказа прибора, агрегата или ошибся, пытаясь обуздать стремительно развивающийся опасный процесс… Даже мастерство, подчас, не страхует от ошибок. Когда одно накладывается на другое, беда переходит в трагедию. Все в своей исключительной неповторимости, все – только твое.

“…Сразу заметить отказ, тотчас понять его причину, успеть отреагировать действием, исправить положение. И не прозевать тот миг, когда остается единственное – покинуть самолет… Как все четко, ясно и… непредсказуемо”, – думал Демин, слушая монотонный голос первого заместителя командира полка подполковника Сорокина. В его обязанности входит в первую очередь следить за безопасностью полетов.