Спят курганы темные - Максим Дынин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, ты еще Васыля Вышиваного знал? – усмехнулся тот, второй.
– Знал, очень хорошо знал. – Мне не хотелось рассказывать этим странным военным о том, чем мы занимались с Вышиваным, и потому я решил сразу взять быка за рога. – Я был его адъютантом. – Пошарив в кармане френча, я достал удостоверение, в котором до сих пор числился таковым – никто у меня его так и не забрал.
– Тю-ю! – сказал тот, второй. – Слушай, Серега, и эта бумага выглядит, как настоящая, вот только совсем новая.
– Разберемся, – коротко бросил тот. – А сам-то ты как сюда попал?
– Был расстрелян белыми в Мелитополе. А потом оказался каким-то чудесным образом здесь – видите, даже дырок на форме не осталось.
– Покажи пистолет, – сказал второй.
Я достал «маузер» М1910[13] из небольшой кобуры, сделанной из желтой кожи, и отдал ему.
– Тю-ю! – повторил он то же междометие. – Серега, глянь, а этот пистоль настоящий. – Он выщелкнул обойму и взглянул на пули. – И эти тоже настоящие, австрийские, я такие только в музее видел. Слушай, а может, он не врет?
– Ты что, Валька, в сказки веришь? Начитался всякой ерунды про «попаданцев». Тем более на нем ни одной дырки нет. А он нам тут лапшу на уши вешает, что его в Мелитополе какие-то белые расстреляли. А там наши – это я точно тебе могу сказать.
– Дырок и в самом деле в нем нет. Да все остальное слишком уж смахивает на правду. Давай-ка отведем его к ребяткам из СБУ, пусть они во всем разберутся. Они хорошо умеют это делать…
4 августа 2014 года. Саур-Могила.
Сержант Эбергардт Алексей Антонович, позывной «Шваб», бригада «Восток»
– Ну что ж, товарищ сержант, наш с тобой выход, – улыбнулся товарищ старший лейтенант.
И мы, пригибаясь, покатили «максим» по окопу на правый фланг, где была загодя оборудована заранее подготовленная позиция. Именно там только что замолчал один из наших ручных пулеметов, и правосеки внаглую перли на наши позиции.
Кряхтя, мы закатили пулемет на предназначенное ему место, вставили в него ленту, которую я вчера весь вечер набивал, и пулемет застрочил ровно, как швейная машинка – с ужасающим эффектом для укропов, тем более что их застали врасплох, и ничего подобного они не ожидали.
А пулемет все бил и бил – укропам было бы лучше залечь, но большинство из них продолжали идти на нас, как каппелевцы в кинофильме «Чапаев». Они были довольно легкой целью для Фольмера. Потом он, воспользовавшись паузой, пощупал кожух «максима», вставил новую ленту и передал пулемет мне. Я продолжил стрельбу, а мой напарник одобрительно закивал – похоже, я не ударил лицом в грязь. Еще бы, ведь мне в Афгане довелось пострелять из MG3 – он, конечно, полегче будет, да и выстрелов в минуту делает в два с небольшим раза больше, но принцип такой же. Не зря же его прародителя – пулемет MG42 – союзники на фронте называли «Косторезом Гитлера».
После боя старший лейтенант посмотрел на меня и сказал:
– Ну что ж, сержант, поздравляю. С завтрашнего дня это твоя машинка, – и он любовно погладил «максим». – Не забывай, чему я тебя учил. Впрочем, стрелять ты и правда умеешь. А вот ухаживать за «максимкой» нужно так, чтобы он не обиделся и не подвел тебя в бою. Поверь мне, в каждом механизме существует что-то вроде души, и он хорошо чувствует хорошее к себе отношение.
– Товарищ старший лейтенант… – и я замолчал, мне было немного неловко задавать вопрос, касаемый меня лично.
– Что такое, сержант? Говори прямо, не стесняйся.
– Можно вас спросить? Ну, в общем…
– Да ладно, мы на фронте все вроде как родня.
– У меня… знаете ли… дед по отцовской линии был тоже Фольмер.
– А вот это уже интересно. И откуда он был родом?
– Жил он в Питере, есть там такой дом Бака на Кирочной.
– Знаю такой дом. И как его звали?
– Иван Иванович, – сказал он. – Родился он в двадцать третьем году.
– А его родителей звали случайно не Иван и Анна?
– Именно так, – удивился я. – У него еще были старший брат – звали его, как и вас, Андреем – и старшая сестра, Мария. Их он ни разу не видел – Мария умерла от тифа в двадцатом году. А Андрей, говорят, погиб на Гражданской.
– Андрей не погиб в бою, – покачал головой старший лейтенант. – Он поверил Фрунзе и остался в Крыму, когда части генерала Врангеля уходили из Севастополя. И его расстреляли по распоряжению Розы Землячки.
– Вы уверены, что его именно расстреляли?
– Уверен. – Это было сказано таким тоном, что я понял – старший лейтенант это знает точно. – А что было дальше с твоим отцом?
– Дедом, товарищ старший лейтенант. В сороковом он поступил в Ленинградский университет, а в июле сорок первого ушел на фронт добровольцем в дивизию народного ополчения. А незадолго до этого он женился на моей маме, Марфе Апостоловой – она была из станицы Луганской. Они познакомились в Крыму, а на третий день он решился и сделал ей предложение. В сентябре того же года пришел приказ наркома обороны об увольнении всех немцев из состава действующей армии. Но дед договорился с командиром, и его записали Апостоловым. Вернулся с войны он с тремя орденами и без ноги. Бабушка пережила всю блокаду – а вот его родители погибли в первую же осень. У прабабушки была подруга, жившая в Красном Селе, у которой был свой огород. Они поехали к ней в гости, ну и овощей немного взять – и попали под бомбежку. Бабушка даже не знала, что и думать – они вдруг пропали, – а потом ей сообщили об их смерти. И она осталась одна в их квартире.
К моему удивлению, глаза у старшего лейтенанта заблестели, но он быстро совладал с собой и задал следующий вопрос:
– А почему ты тогда Эбергардт? Твой предок не был случайно командующим Черноморским флотом во время Великой войны? Ее еще называют Первой мировой. Кстати, он тоже жил и умер в Петрограде.
– Нет, адмиралов у нас в роду не было. Отец – звали его Антоном Ивановичем Апостоловым – женился на русской немке, Анне Францевне Эбергардт, из Караганды – это в Казахстане. И в девяносто первом она уговорила его эмигрировать в Германию. В то время это было довольно-таки просто. Мне тогда только-только исполнилось шесть лет… Переехали мы в Эсслинген под Штутгартом. Мои предки
