Бомаск - Роже Вайян

Он говорил свободно, уверенно, словно вел беседу в светской гостиной. Я лишний раз восхитился учтивой непринужденностью манер, свойственной итальянскому народу.

— …Последние три километра там даже и дороги нет никакой. Товарищи вышли меня встречать и привели с собой оседланного мула. В деревне они не живут — только раз в неделю посылают кого-нибудь туда за провизией.

— А я и не знал, что в здешних краях жгут уголь, — сказал Миньо.

— Ну разумеется, где ж тебе знать! — уколола его Пьеретта. — Ты про наш край знаешь только то, что услышишь в комитете секции.

— Красавчик, — сказала Маргарита, — пригласи меня танцевать.

И она поднялась с места. Итальянец обнял ее за талию, они двинулись скользящим шагом по валу.

— Красавчик… — задумчиво сказал Миньо. — Почему вы все зовете его Красавчик?

— Да ведь это почти что его имя, — сказала Пьеретта. — К тому же он, по нашему женскому мнению, очень хорош, хотя и далеко не красавец. Ты не понимаешь самых простых вещей, бедный мой Фредерик.

— Верно, не понимаю, — согласился Миньо. — Такое несчастье! Отсюда все мои политические ошибки.

— Довольно, довольно! — воскликнула Пьеретта. — Нашел время каяться.

В эту минуту прибыла еще одна группа регбистов, они явились прямо с пирушки, где праздновали победу, одержанную ими в тот день над командой Лион-Вилербан в матче игроков второй категории. Впереди шествовал капитан команды, сын торговца Бриана, в клетчатой рубашке с расстегнутым воротом, стянутой кожаным поясом с медной пряжкой. У него был особый стиль: полуковбой, полудесантник. Регбисты не любили его и терпели только потому, что его отец, лесоторговец, первый богач в Клюзо, оплачивал майки, бутсы и разъезды команды (женскую баскетбольную команду субсидировало АПТО).

Оркестр заиграл танго. Красавчик и Маргарита были почти одни на кругу. Он ловко вел свою даму, касаясь щекой ее щеки.

Сын Бриана стоял в зале, засунув руки в карманы и широко расставив ноги. Он разглядывал танцующих.

— Ай да макаронщики! Первые кавалеры у наших девчонок! — сказал он очень громко, желая привлечь внимание всего зала.

Красавчик сразу остановился.

— Прошу тебя, — взмолилась шепотом Маргарита. — Ну прошу тебя… Не затевай драки.

Красавчик покружил свою партнершу и оказался как раз напротив Бриана, но на другой стороне зала.

— Прошу тебя… — шептала Маргарита. — Не затевай драки. Ведь этот бал устраивают коммунисты. Полиция только того и ждет… у наших друзей будут неприятности.

Красавчик через каждые два шага тянул свою даму к краю круга и, глядя через ее плечо, старался поймать взгляд молодого Бриана. Маргарита, откидываясь назад, пыталась увести своего кавалера в глубину зала.

— Не смей этого делать, не смей! — шептала она. — Слышишь? Подумай о Пьеретте. Подумай о всех наших товарищах коммунистах.

Они опять принялись скользить, прижавшись друг к другу, но Маргарита чувствовала, что ноги Красавчика дрожат, и поняла, что дрожит он от сдерживаемого гнева.

Бриан медленно пересек зал, расталкивая на пути танцующие пары. Все остановились, кроме Маргариты и Красавчика. Бриан подошел к ним и положил руку на плечо Маргариты. Итальянец немного отодвинулся от девушки. Она побледнела. Зато у Красавчика больше не дрожали ноги. Он весь сжался. «Как будто перед прыжком в воду», — подумала Маргарита.

— Этакая милочка, — сказал Бриан, нажимая ладонью на плечо Маргариты, этакая милочка не для твоего носа, макаронщик!

Маргарита вырвалась от него. В то же мгновенье Красавчик дал ему оплеуху и ударил под ложечку. Бриан свалился.

— Регбисты, ко мне! Ко мне, регбисты! — заорал он, поднявшись на ноги.

Из носу у него текла кровь, он вытирал ее тыльной стороной руки и стряхивал с пальцев красные капли. Красавчик ждал, весь подобравшись, напружинив мускулы. Бриан ринулся на него.

Но уже подоспели распорядители, разняли, растащили противников. Тут прибежали и другие парни, болтавшие у подъезда или сидевшие в соседнем кафе, так как на балу им было скучно.

Регбисты стояли в нерешительности. Всыпать макаронщику? Ладно, это еще куда ни шло. Но вот как пойти против коммунистов? Тут уж другое дело. Коммунисты ни за что не позволят сорвать их собрание или бал, живо дадут отпор. В Клюзо это всем было известно. К тому же в команде регбистов, субсидируемой папашей Брианом, было несколько «сочувствующих», а один даже получил недавно партийный билет. Они держались немного в стороне от остальных. Конечно, неловко, особенно после выигранного матча, смотреть сложа руки, как колошматят капитана твоей команды, но и неохота лезть в драку со своими же ребятами. И регбисты стояли в полном смятении.

Как раз тут в зал вошел железнодорожник Визиль, бывший командир партизанского отряда.

Два парня-распорядителя схватили в охапку Бриана, а тот совсем остервенев, норовил лягнуть их и все пытался расстегнуть пояс, чтобы пустить его в ход.

Красавчик стоял немного поодаль, не сводя глаз с Бриана.

— Ко мне, регбисты! — вопил Бриан, лягаясь изо всех сил.

— Бей макаронщика! Франция для французов! — заорал о другого конца зала колбасник Морель, у которого были неприятности в дни Освобождения, потому что он оказывал «услуги» петэновской милиции. Морель пришел вместе с командой регбистов, он был одним из ее болельщиков.

— Заткнись, колбасник! — прогудел кто-то над его ухом.

Морель вздрогнул и, повернувшись, очутился лицом к лицу с Визилем.

— Ты что? Хочешь, чтоб я еще разок заглянул в твою лавочку? — спросил Визиль.

На лбу у колбасника сразу выступил пот.

— Извините, господин майор! — забормотал он. — Извините!..

У него тряслись отвислые пухлые щеки, тряслись толстые ляжки, тряслось все его жирное тело.

Визиль спокойно прошел через зал. Тот самый Визиль, который освободил Клюзо за неделю до прибытия американцев. Целую неделю для всего кантона в его лице воплощалась власть административная и судебная. Визиль — член коммунистической партии с 1929 года, но с 1946 года он перестал участвовать в демонстрациях, не бывал на собраниях, даже не ходил на собрания ячейки и выписывал лионскую газету «Прогресс». Первого января он платил все членские взносы разом — и партийные, и в профсоюз, — а потом его больше в глаза не видели, появлялся он только на ежегодном балу компартии и всякий раз угощал рабочего Кювро бутылкой шампанского. «Когда я действительно понадоблюсь, — заявлял Визиль, — я опять буду с вами, как во времена Сопротивления». Служил он обходчиком на железнодорожном переезде выше Клюзо, жил у самого леса; говорили, что он занимается браконьерством. В добровольной пожарной дружине он состоял помощником брандмейстера. Он не принимал участия даже в муниципальных выборах, и это обстоятельство особенно возмущало Миньо — в комитете секции он не раз требовал исключить Визиля из партии. Пьеретта Амабль и Кювро возражали против исключения и склонили на свою сторону большинство; решено было крепко поговорить с ним, но так и не поговорили. Визиль не спеша прошел через зал, и, когда его увидели, наступила тишина.

— Это что такое? — спросил он, не повышая голоса. — Что здесь происходит? Что все это значит?

Регбисты расступились, давая ему дорогу, но неугомонный Бриан рвался из рук державших его парней. Визиль подошел поближе, остановился, свернул сигарету, закурил и только тогда окинул взглядом эту живописную группу. Бриан притих, из носу у него все еще шла кровь и капала на клетчатую ковбойку. Визиль сделал знак регбистам.

— Отведите его к фонтану, пусть умоется, а потом доставьте домой к отцу.

Распорядители, державшие Бриана, передали его регбистам, и те повлекли капитана к выходу.

— Трусы поганые! — орал Бриан своим регбистам. — Подлецы! Теперь ни гроша от отца не получите, ни гроша! Слышите? Не будет у вас больше ни бутсов, ни маек, ничего не будет!

— Стоп! — крикнул Визиль.

Регбисты, волочившие Бриана, остановились.

— Если наткнетесь на жандармов, — приказал Визиль, — скажите, что он буянил в пьяном виде и вы сами его стукнули, чтобы он утихомирился.

— Будет сделано, господин Визиль, — ответили регбисты.

Регбисты вытащили Бриана на улицу. Визиль похлопал по плечу и назвал молодцами обоих распорядителей, укротивших команду регбистов.

И тут вдруг Натали Эмполи вскочила, с шумом отодвинула свой стул и, крикнув: «Браво! Браво! Браво!», изо всей мочи захлопала в ладоши.

Зааплодировала и Бернарда Прива-Любас, но более сдержанно, не поднимаясь с места. Филипп Летурно тихонько посмеивался. Он уже выпил несколько рюмок коньяку и раскраснелся, по не казался пьяным.

Все взгляды обратились в их сторону. Визиль спокойно посмотрел на Натали, вытянул руки и, подмигнув ей, похлопал кончиками пальцев раза три.