Одна маленькая ложь - К.-А. Такер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты? Чем собираешься заниматься?
– Молекулярной биологией. Надеюсь стать врачом.
Коннор хмурит брови.
– А ты знаешь, что можно поступать в медицинский, даже если у тебя специализация в области гуманитарных предметов?
– Знаю. Просто мне легко даются естественные науки.
– Вот как! – Коннор смотрит на меня с нескрываемым любопытством. – Значит, ты и красивая, и умная. Убийственное сочетание.
Опускаю глаза и чувствую, что щеки у меня краснеют.
– Ну вот ты и дома. – Он обводит рукой фасад. – Роскошное здание, верно?
Поднимаю голову и рассматриваю этот образец неоготической архитектуры. В другое время я бы согласилась. Но сейчас чувствую разочарование: моя экскурсия в компании улыбчивого Коннора подошла к концу. А я еще не готова к этому.
Смотрю, как он отступает, засунув руки в карманы.
– Рад знакомству, Ливи из Майами.
– Взаимно, Коннор из Дублина.
Он подбрасывает носком камешек, и мы стоим молча, не зная, что сказать.
– В эту субботу у нас дома намечается небольшая вечеринка, – вдруг говорит Коннор. – Придешь? Если хочешь, захвати с собой свою чумовую соседку по комнате, про которую ты рассказывала.
– Но ведь ты же говорил, что во время учебного года не ходишь по вечеринкам, – подлавливаю его на противоречии.
Коннор задумчиво смотрит мне в глаза.
– Если это не повод пригласить красивую девушку. – Он краснеет и опускает взгляд.
А я внезапно осознаю, что Коннор не только симпатичный внешне, но еще и обаятельный. Не знаю, как надо отвечать в подобных случаях, поэтому просто говорю:
– Увидимся в субботу.
– Отлично. Часов в восемь? – Коннор называет улицу и номер дома, одаривает меня еще одной улыбкой и быстро уходит, словно спешит куда-то. А я все стою, прислонясь к скамейке, смотрю ему вслед и думаю: может, он пригласил меня просто из вежливости? Но тут, когда Коннор поворачивает за угол здания, он оборачивается и бросает на меня взгляд. Увидев, что я все еще на него глазею, посылает мне воздушный поцелуй и скрывается за углом.
А я сжимаю губы плотнее, чтобы не улыбаться как идиотка, от уха до уха.
День определенно задался.
Глава пятая. Диагноз
Пока я старалась посетить как можно больше университетских мероприятий, дабы пропитаться духом истории и культуры Принстона, Риган решила отметиться на всех пирушках, чтобы пропитаться парами водки и пива. Она настаивала, что я непременно должна составить ей компанию. В результате из желания угодить своей соседке каждый вечер этой недели я провела на вечеринках в общежитии, а с утра не могла продрать глаза. Правда, у меня была еще одна причина: я надеялась встретиться с Коннором. А еще боялась снова увидеть Эштона. Но в конце концов надежда поборола страх.
К сожалению, Коннора я так и не встретила. Но и Эштона не увидела. Зато перезнакомилась с однокурсниками, в том числе с кореянкой по имени Сан. Она тоже оказалась новичком по части вечеринок, так что с четверга нас таких было уже двое.
Не представляю, как Риган намеревается успевать с учебными нагрузками. Все ее учебники так и лежат на столе нетронутой стопкой. Она их даже не пролистала. У меня закралось подозрение, что она никакая не студентка, что Кейси с доктором Штейнером специально ее ко мне подселили. Представляю себе, как они веселились, составляя свой коварный план. Впрочем, кем бы Риган ни была, мне здорово повезло с соседкой. Жаль только, что она все время уговаривает меня вместе с ней выпить.
* * *В дверь все стучат и стучат. Открываю глаза.
– Пристрелите меня, – стонет внизу Риган.
– Пристрелю, только сначала открой дверь, – бормочу я, накрываю голову подушкой и выталкиваю из-под себя учебник с очень острыми уголками. Ночью я ухитрилась смыться с очередной вечеринки двумя этажами выше и углубилась в науку. Когда я последний раз взглянула на будильник, было три часа ночи. Сейчас семь. – Риган, это наверняка к тебе, – сообщаю я, сворачиваясь клубком. – Я же никого тут не знаю.
– Тихо! Сейчас уйдут, – шепчет она.
Однако не уходят. Стучат еще сильнее, да они так пол-этажа разбудят. Усилием воли приподнимаюсь на локтях и собираюсь спускаться, но слышу обреченный стон Риган и скрип кровати. Она топает к двери, чертыхаясь и поминая Сатану.
– Вставайте, сони!
Услышав этот голос, я резко вскакиваю, и комната кружится у меня перед глазами.
– Что вы тут делаете? – необычно писклявым голоском спрашиваю я, глядя на импозантного мужчину в безупречном костюме на пороге комнаты. Я не видела доктора Штейнера два с половиной года. В общем-то, он не изменился, разве что волосы поседели и поредели.
Он пожимает плечами.
– Сегодня суббота. Я же говорил, что мы сегодня побеседуем.
– Да, но не говорили, что приедете. Да еще в семь утра!
Он бросает взгляд на наручные часы и хмурится.
– Неужели так рано? – А потом снова пожимает плечами и вскидывает руки, а в глазах загорается неподдельная радость. – Славный сегодня денек! – Руки падают вниз, и Штейнер уже спокойно говорит: – Одевайся. У меня сегодня в городе конференция, и к полудню я должен вернуться. Жду тебя в вестибюле через полчаса.
Перед уходом он замечает растрепанную Риган в мятом топе и розовых пижамных штанах. Она сидит на кровати и смотрит на него во все глаза. Он протягивает ей руку.
– Привет, я доктор Штейнер.
Она жмет руку с усталой гримасой.
– Привет, я Риган.
– Ну да. Соседка по комнате. Наслышан.
От кого? Я же не говорила с ним с тех пор, как…
Ответ очевиден: опять сестрица постаралась. Больше некому.
– Пусть Ливи как можно больше общается, хорошо? У нее тенденция слишком много времени уделять занятиям. Только держите ее подальше от джелло-шотов и прочих соблазнов. – И не дожидаясь ответа, доктор Штейнер выходит так же быстро, как и вошел, оставив меня наедине с соседкой и ее изумлением.
– Что это было?!
Ну и с чего же мне начать? Трясу головой, спускаю ноги с кровати и ворчу под нос:
– Долго рассказывать.
– Ладно, но… Это что, врач? То есть, скажи мне… – Она колеблется. – Это твой лечащий врач?
– Выходит так, уж не знаю, к добру это или как. – Больше всего на свете я хочу сейчас еще несколько часов провести под одеялом, но точно знаю: если через полчаса я не спущусь в вестибюль, Штейнер снова нарисуется в коридоре и будет громогласно меня выкликать.
– А какой он доктор? То есть… – Она наматывает прядку длинных волос на пальцы. Риган нервничает – это редкое зрелище.
Открываю рот, чтобы ответить, но тут же закрываю: внезапно в голову приходит мысль ее разыграть. Надо же отплатить ей за водку, которую Риган вчера чуть не силком в меня влила… Сжимаю губы, чтобы не улыбаться, достаю из ящика комода джинсы и майку и спокойно говорю:
– В основном он специализируется по шизофрении.
Повисает пауза. Я не поднимаю глаз, но уверена: рот у Риган нараспашку.
– Да? Ну и. А на мне это может как-то отразиться?
Схватив сумочку, иду к двери и, взявшись за ручку, останавливаюсь, словно задумалась.
– Нет, вряд ли. Хотя. Если я начну вдруг… – Машу рукой. – Впрочем, не бери в голову. Такое вряд ли повторится. – Выскальзываю в коридор, делаю несколько шагов и начинаю хохотать так громко, что из соседней комнаты раздается «Заткнись!».
– Ливи, ты у меня за это еще схлопочешь! – орет за закрытой дверью Риган, а потом тоже хохочет.
Юмор если не спасает, то делает жизнь легче.
* * *– Я догадался, что сообщение написала Кейси, – говорит Штейнер и допивает остатки кофе, запрокинув голову. (Таких больших чашек я еще не видела.) Мой кофе совсем остыл, я его только пригубила, пока доктор Штейнер вытягивал из меня мельчайшие подробности моей первой недели в Принстоне.
Он кого хочешь разговорит. Помню, сначала Кейси на него за это страшно злилась. Тогда моя сестра была совершенно сломлена. Не хотела ничего обсуждать – ни аварию, ни утрату, ни разбитое сердце. Однако к окончанию интенсивного лечения в стационаре доктор Штейнер умудрился вытянуть из Кейси все, что ему надо было знать, и вылечил ее.
Сестра предупреждала меня еще тогда, когда только начались его звонки. «Ливи, просто расскажи ему то, что ему нужно знать. Он выяснит все так или иначе, лучше сразу расскажи сама. Может, он и так все уже знает. Похоже, он пользуется гипнотическими трюками джедаев».
За три месяца наших нетерапевтических сеансов я ни разу не испытывала трудностей в общении с доктором Штейнером. Мне не пришлось обсуждать что-то болезненное или трагическое. Но при этом он просил меня делать такие вещи, от которых сердце билось как сумашедшее, например, прыгать на тарзанке или смотреть фильм «Пила». Меня потом три недели кошмары мучили. Но сами беседы – о маме и папе, о воспоминаниях детства, даже о дяде Рэймонде и причине, по которой мы уехали из Мичигана, – никогда не были трудны или неприятны. Наоборот, большинство из них были приятными.