Одна маленькая ложь - К.-А. Такер

Увы!

Голова на подушке поворачивается лицом ко мне, глаза открываются – и сердце у меня замирает.

Нет, только не это.

Передо мной не кто иной, как Эштон, Похититель Джелло.

Воспоминания накатывают на меня безжалостными волнами.

Сначала я припоминаю, как он утащил мою выпивку, но этим дело не заканчивается. Нет… Картинки возникают все новыми вспышками, лишая меня последних сил. Музыка гремит, свет мигает разноцветными огоньками, и Эштон возвышается надо мной посреди танцпола. Я ору во всю глотку, заезжаю со всей дури ему по наглой ухмылке. Стучу ладонью по его груди – один раз, другой… Не помню, сколько раз. А потом перестаю стучать. Мои ладони на его голой груди, пальцы скользят по контуру татуировки размером с кулак, изображающей кельтский орнамент, и по его рельефным мышцам. Помню, как танцую… быстрый танец, медленный. мои пальцы заблудились в его волосах, а он сжимает мою талию, притягивая к себе.

Помню, как прохладный воздух покалывает иголочками мою кожу, спина упирается в кирпичную стену, и мы с Эштоном.

Ахнув, невольно прикрываю рот ладонями.

Его глаза сначала щурятся от яркого света, а потом округляются от удивления, окидывая меня взглядом сверху донизу, и замирают на моей груди. Не могу пошевелиться. И дышать не могу. Я снова перепуганный кролик, которого вот-вот сожрет серый волк. Кролик в трусиках в цветочек.

У меня хватает сил поднять руки и прикрыть наготу.

Похоже, Эштон выходит из транса – он стонет и проводит ладонью по копне темных волос. Они у него уже и так торчат во все стороны, но он умудряется привести их в еще больший беспорядок. Поворачивает голову, видит Риган, которая только что проснулась и высунулась из-под одеяла, и в ее глазах мелькает вся гамма чувств – от смятения до узнавания.

– Ни хрена себе, – бурчит он, потирая переносицу. – Мы с тобой не… – тихо спрашивает он у Риган.

Соседка трясет головой, и вид у нее на удивление спокойный.

– Нет. Просто ты был такой пьянющий, что не дотянул бы до дома. Вообще-то ты должен был спать на полу. – Она чуть приподнимается, оглядывая его костюм, вернее, полное отсутствие такового. – Приятель, а с какого перепугу ты голышом?

Ее вопрос приводит меня в чувство: вспоминаю, что Эштон совершенно голый. Мои глаза снова пробегают по его отпадной фигуре, и в результате внизу живота возникает странное ощущение.

Он утыкается лбом в подушку и, не отвечая на ее вопрос, бормочет:

– Слава тебе, господи!

Одним грациозным движением парень поднимается с нижней койки и встает. Шумно выдыхаю и перевожу взгляд на окно, но успеваю запечатлеть полный вид спереди.

– В чем дело, Ирландка? – усмехается он. – Что-то не так?

Ирландка.

– Почему ты меня так называешь? – спрашиваю я, осторожно оборачиваясь.

Он ухмыляется, опершись рукой на ступеньку, и, судя по всему, ничуть не смущен своим видом.

– Похоже, ты мало что помнишь из событий прошлой ночи, так?

Эштон смотрит мне в лицо так пристально, что у меня сводит живот. И я тут же осознаю, что мочевой пузырь у меня вот-вот лопнет.

– Если речь о том, почему мы все тут в одной комнате, а ты без одежды… то да. – Слова выскакивают из меня на два тона выше, чем обычно, и как будто сами по себе.

Он делает шаг вперед, а я тут же отступаю на шаг, пытаясь втиснуться между стеной и туалетным столиком. В голове у меня пусто, похоже, я сейчас вырублюсь. Или меня вырвет. Прямо на грудь этому типу, с которым я вчера почему-то всю ночь обжималась.

На туалетном столике лежит белая простыня. Хватаю ее и, прижавшись к стене, прикрываю себя спереди. Он делает еще один шаг, и я прижимаюсь к туалетному столику, чтобы не упасть, и стараюсь не смотреть вниз, хотя продолжаю паниковать. Если он сделает еще один шаг, то эта его штука меня коснется.

– Успокойся. Мы вчера пришли к соглашению, что в женихи я не гожусь.

Я еще крепче прижимаю простыню к себе и упрямо задираю подбородок:

– Это радует. Значит, я была в состоянии формулировать мысли.

Однако сейчас я не в состоянии оторвать взгляд от его глубоких карих глаз. Они словно буравят меня, но я не могу понять, что скрывается в их глубине. Интересно, помнит ли он, что меня поцеловал. И не жалеет ли об этом.

Чувствую, что он придвинулся чуть ближе. И больше не могу себя контролировать.

– А ты не мог бы направить это в какую-нибудь другую сторону? – выпаливаю я.

Он откидывает голову и хохочет, поднимает руки кверху и отступает.

– Риган, никому не слова. Особенно отцу, – говорит он через плечо.

– Будь спокоен. Я – могила, – бормочет Риган, потирая лицо.

– Какого хрена? – слышу я сонный голос Кейси. Она садится и утыкается взглядом в Эштона. Видит его в полной красе, а потом замечает меня в углу. Сестра окончательно просыпается. – Только не это… Вы что, вчера с ней… – говорит она со стоном.

Стою, прикрываясь простыней, и умоляющими глазами смотрю на сестру. Я не знаю! Я не знаю, что мы делали!

– Да нет, ничего не было! – подает голос Риган.

Я с облегчением выдыхаю и тут же морщусь. Голова взрывается нестерпимой болью.

Не одна я испытываю облегчение. Лицо у Кейси светлеет, и она, уже другим тоном, добавляет, бросив выразительный взгляд на Эштона:

– Приятель, а как насчет того, чтобы зачехлиться?

Тот ухмыляется, разводя руки в стороны.

– А я думал, произведу на тебя впечатление!..

В ответ Кейси со значением улыбается.

– Скромнее надо быть. Дома меня ждут более весомые аргументы, – замечает она, сопровождая свои слова выразительным взглядом. И с невозмутимым видом кивает в сторону двери. В этом вся Кейси. За словом в карман не лезет и сохраняет спокойствие, даже если ей на глаза попадается чей-то пенис.

Эштон качает головой и ухмыляется.

– Не поспоришь. – Он поворачивается и снова пристально смотрит мне в глаза с тем же нечитаемым выражением, а потом опускает взгляд на простыню, в которую я вцепилась изо всех сил. – Похоже, это моя, – говорит парень и тут же выдергивает простыню у меня из рук, снова оставляя меня почти обнаженной. Я прикрываюсь руками, а он в четыре шага доходит до двери, распахивает ее и выходит в холл.

Выходит как раз в тот момент, когда мимо, волоча за собой чемоданы, идет какая-то студентка с мамой. Эштона ничуть не смущают их упавшие на пол челюсти, он неспешно прикрывает бедра простыней и, склонив голову, приветствует их:

– Доброе утро, дамы.

А потом громогласно, на весь этаж, заявляет:

– Извини, Ирландка! Свидание на одну ночь – не мой профиль.

Я стою у двери в одних трусах, прикрывая грудь руками, и молюсь о том, чтобы на меня с потолка сверзился рояль, положив конец худшему мгновению моей жизни.

И в тот же миг чувствую прилив тошноты. И понимаю, что сейчас случится. До туалета я точно не дотяну. В панике стискиваю зубы и оглядываю комнату в поисках хоть чего-нибудь. Ничего. Только золотисто-бежевый горшок с фикусом Риган. Подлетаю к нему как раз в тот момент, когда весь проглоченый мною за ночь джелло рвется наружу.

Я ошибалась. Вот оно, худшее мгновение моей жизни.

– Уж лучше бы ты приперлась в общежитие в той майке, – со стоном говорю я, положив ладонь на лоб. Отравив бедное растение изрядным количеством желудочной кислоты и токсинов, я заползла на свою койку, прихватив антипохмельную аптечку Риган – эдвил и немереный запас изотоников – да там и осталась, пребывая в полузабытьи и жалея себя несчастную. После нескольких часов сна с головой стало получше. После рвоты прошла тошнота. А вот чувство стыда не прошло.

Сестрица хохочет.

– Кейси, это не смешно! Ничего смешного не вижу! Ты же должна была обо мне позаботиться! – Я шевелюсь, и движение отзывается болью в спине. – А спина-то почему у меня болит?

– Может, повредила о кирпичную стену, когда Эштон тебя к ней пригвоздил? – с дьявольской усмешкой спрашивает Кейси.

– Ничего не помню! – кричу я, а щеки у меня горят. На самом деле все, что я помню, связано с Эштоном – как я его касаюсь, прислоняюсь к нему, целуюсь с ним. – Ну почему именно он?! – кричу я, пряча лицо в ладонях, чтобы скрыть краску стыда.

– Бедная крошка Ливи!.. Кто знал, что после нескольких порций джелло чудовище, спавшее в тебе, вырвется наружу?

Крошка Ливи… Я хмурюсь под наплывом воспоминаний из детства. Так называл меня отец, но почему эти слова напоминают мне прошлую ночь?

– Вот… Может, это поможет? – Кейси протягивает мне свой телефон.

Дрожащей рукой беру его и с мрачными предчувствиями начинаю смотреть фотографии.

– Кто эти люди? И почему я с ними обнимаюсь?

– Все они – твои лучшие друзья. И ты их любишь, – будничным тоном поясняет Кейси. – Во всяком случае, прошлой ночью ты сама так говорила.

– Не говорила! – возражаю я и прикусываю язык, поскольку на меня наплывают обрывки воспоминаний. Говорила. И не один раз. Господи, ну почему я не потеряла голос! Почему мне не отрезали язык! При мысли о языке опять вспоминаю Эштона и испускаю очередной стон. А ему я тоже сказала, что его люблю? Поэтому все так сложилось?