Поднебесный гром - Александр Демченко

Андрей громко сказал:

— Смотрите, самолет!

— А, — махнул рукой, не отрываясь от карт, полковник, — это давно. Транспортный…

— А что случилось?

— Что-то со стабилизатором. Потом, говорят, доработали…

Расширившимися от ужаса глазами, не отрываясь, глядела Ольга на обломки самолета. Уголки ее губ плаксиво вздрагивали, но она сдерживала себя, не плакала.

— А ведь там были люди?

— Конечно.

Она отшатнулась от окна и припала головой к плечу отца:

— Папка, обещай мне…

— Обещаю! — поспешил успокоить ее Аргунов и попросил: — Но и ты мне тоже обещай.

— Что? — с готовностью спросила Ольга.

— Никогда не думать про это.

Она вздохнула:

— Если б я могла не думать… — Немного помолчала и добавила: — А ведь раньше я и не думала. И только когда с мамой случилось… А теперь и не хочу, а думаю. Каждый раз, когда ты на работу уходишь. Даже на уроках. Учительница что-нибудь спросит, а я не слышу…

Он прижал к себе ее худенькое тело:

— Родная ты моя!..

Обломки самолета остались позади, игроки продолжали как ни в чем не бывало мусолить карты: им, наверное, не впервой пролетать над этой местностью. А Аргунов еще долго раздумывал над тем, что таит в себе любая недоработка. Потом, конечно, самолеты улучшили, сделали более надежными, но куски белого металла, разбросанные на зеленой луговине, остались как горький упрек конструкторам и самолетостроителям. «Какой неоплатной ценой обходится любой наш просчет!»

Самолетик трудолюбиво пробивался вперед. На широкой расчалке, поддерживающей плоскость, собирались капли влаги, дробились, снова укрупнялись, упорно цепляясь за металлическую поверхность, пока встречные вихри не срывали их.

Облака прижали «пчелку» почти к самой земле, а летчику почему-то не хотелось лезть ввысь. Порой самолетик врывался в черноту густых туч, и в салоне становилось темно, как ночью. Но когда прояснивалось, то почти рядом вставали внушительные скалистые берега, от соседства с которыми Андрея даже слегка морозило. Эдак недолго и поцеловаться с какой-нибудь горушкой…

…Ташкент встретил их нещадным зноем, пестротой одежд, шумом улиц и базаров.

Первые дни Аргунов бродил по улицам, припоминая их названия, любовался мечетями и дувалами старого города.

Он вообще любил затеряться в любом городе, будь то Рига, Горький, Москва или Смоленск. Затеряться и бродить одному, глазея на остроконечные шпили церквей, на неприступные когда-то каменные громады кремлевских стен, на маленькие старинные часовенки. Воображение переносило его в прошлое. Когда-то Андрей Аргунов, проводивший свой отпуск в загадочной стране древних мечетей и минаретов, познакомился со Светланой, коренной жительницей Ташкента, и, прогуливаясь с ней, увлеченно рассказывал о памятниках архитектуры старого города. Светлана удивленно спросила:

— Неужели вы здесь впервые?

— Я много читал о вашем городе, — ответил Аргунов.

— Читать — одно, а видеть — другое…

Он внимательно поглядел на девушку. У нее были светлые, мягко падающие на плечи волосы и задумчивый, чуть-чуть обиженный взгляд.

— Я это понял…

Весь остаток отпуска они не разлучались. Светлана водила его по городу и каждый день открывала ему все новые и новые тайны. А вместе с тем открывалась и сама со своими непосредственностью и строгостью, которые так к себе влекли.

И с молчаливым, замкнутым Аргуновым произошло то, чего он не ожидал от себя: он разоткровенничался. Он рассказал Светлане о своем детстве, о том, как у него погибли во время бомбежки родители, о своих мечтах, обо всем, что можно доверить лишь тому, кто тебя понимает. До этого он еще никогда не встречал человека, перед которым так хотелось исповедаться.

Рассказывал Андрей и о полетах, о том невообразимом счастье, когда можно хлебнуть глоточек неба, когда ты один на один с синим простором, летишь и будто растворяешься в нем.

Светлана зачарованно замирала, словно сама поднималась с ним в небо и видела клубящиеся под собой облака, как снежные горы, и беспредельную глубокую синь, уходящую куда-то в первозданность… Она будто плыла вместе с ним.

А ему, глядя на нее, почему-то хотелось плакать. От нежности. От полноты чувств. От сознания того, что он встретил наконец человека, который думает и чувствует так же, как и он.

…Исходив за неделю весь Ташкент, отведав, как говорится, тещиных блинов, Аргунов со своим тестем Дмитрием Васильевичем отправился в горы.

Машину вел Дмитрий Васильевич, вел твердо и уверенно, ведь как-никак тридцать лет, включая войну, просидел за баранкой. «Волгу» купил Аргунов, но три года назад, приехав на ней погостить в Ташкент, оставил машину тестю: самому ему она была не особо нужна, а на пасеке без машины как без рук: много приходится кочевать, да и на разведку новых угодий мотаться.

Молчали. Дмитрий Васильевич сосредоточенно смотрел перед собой, остерегаясь наскочить на какой-нибудь камень, притаившийся в дорожной пыли, или влететь в колдобину. Аргунов оглядывался по сторонам. Мимо мелькали белые хлопковые поля, зеленые виноградники, потом отстали. Дорога незаметно втягивала их в горы.

Жара немного спала, хотя солнце еще стояло высоко. Когда переезжали стремительный горный поток, машина забуксовала. Аргунов, распахнув дверцу, хотел было выскочить, чтоб подтолкнуть. Но тесть лишь укоризненно глянул на него, и он остался на месте.

— Выручай, голубушка, выручай, — нежно уговаривал Дмитрий Васильевич, и «голубушка», точно послушавшись старого водителя, стала потихоньку выбираться из ручья.

Пасека открылась сразу, как только машина поднялась на перевал. На склоне горы, среди пышного разнотравья, расположился целый городок из маленьких домиков-ульев.

Заливистым незлобным лаем приветствовала появление гостей приземистая рыжая дворняжка. Из будки не спеша вышел маленький человечек, посмотрел из-под руки на приехавших и, припадая на левую ногу, заковылял к ним навстречу.

— Здравствуй, Федотыч. Привечай гостей, — сказал Дмитрий Васильевич.

— День добрый, — приветствовал их Федотыч и с уважением окинул взглядом рослую фигуру Аргунова. — Эге-е, вот так сынком тебя бог наградил! Гренадер! Видать, и силушкой бог не обидел.

— Хочешь помериться? — подмигнув зятю, спросил Дмитрий Васильевич.

— Куда уж нам! — отмахнулся Федотыч и переменил разговор: — Как там моя старуха?

— Бегает, что ей.

— Она у меня двужильная, не то что я. — Федотыч поохал, повздыхал, пока Аргунов с тестем выгружали из багажника разные узлы и мешочки. Потом спохватился: — У меня ведь контрольный вес не проверен! — И засеменил в конец пасеки.