Мозаика жизни - Донна Клейтон

—Дженни, это Люк, — донесся голос мужа из-за двери.

—Я хочу быть одна.

—Пожалуйста. — Он помолчал. — Я принес кофе и пирог Мэри.

Она не ответила. Была слишком занята — надо раздвинуть стены сомнения и отчаяния, смыкавшиеся вокруг нее.

—Послушай, Дженни, — снова попытался он. — У тебя огорченный голос. Позволь мне войти на минутку. — Он чуть приоткрыл дверь. Дженни застыла. Она боялась, что если шелохнется, то не сможет подавить стремление убе­жать.

Но куда бежать? Ведь предполагается, что это ее дом.

Очевидно, Люк принял ее молчание за раз­решение войти. Он сделал несколько шагов и поставил поднос на стол возле кресла.

—Тебе не стоит сидеть в темноте. — Он включил настольную лампу и сел на кушетку.

Он долго молчал, только смотрел на нее сво­ими темными глазами. Этот взгляд пробуждал в ней чувства, которым, она знала, нельзя дове­рять.

—Ты дрожишь, — заметил он, встал и, по­дойдя, взял ее пальцы.

Тепло его руки согревало, подобно костру в горах в холодную ночь. Боже, как она хотела, чтобы он всегда вот так держал ее руку! Но нельзя клевать на такую приманку. В особенно­сти теперь, когда ее мир превратился в сплош­ной хаос.

Медленно, но решительно она высвободила пальцы. И заметила, что на мгновение его глаза заволокла обида. Он моргнул, и взгляд стал обычным. Похоже, он мастерски прячет свои чувства.

Потом они сидели молча. Дженни изо всех сил пыталась сдержать тревогу, не дать ей вы­плеснуться. Ей не хотелось показывать ему свою слабость. Не хотелось разыгрывать еще одну сцену под названием «безумная женщина». Вроде той, что случилась днем по дороге сюда. Она сумеет прогнать страх. Просто ей нужно немного времени.

—Мне неприятно видеть тебя в таком состо­янии, — наконец заговорил Люк. — Мне не­приятно, что я не способен помочь избавиться от твоих страхов.

Ее непроизвольная реакция — протест. Из гордости или из желания сохранить хоть каплю самоуважения она не хотела показывать, что почти теряет контроль над собой. Опять.

—Дженни, только не возражай, — покачал головой Люк. — У тебя глаза полны ужаса. Это нельзя спрятать. — Он встал, сделал несколько шагов по комнате и снова повернулся к ней. — Я не имею представления, что сказал тебе Чад. Почему ты так огорчилась? Я строго наказывал ему не говорить сегодня вечером ничего такого, что могло бы расстроить тебя. — И со вздохом добавил: — Но у моего брата на этот счет соб­ственное мнение.

Дженни уже не могла дольше терпеть.

—Он сказал, что у тебя есть секреты, — проговорила она шепотом, с трудом ворочая языком.

Люк пробормотал ругательство, в глазах сверкнул гнев. Но Дженни, сделав один шаг, решилась и на следующий.

—Он намекал, что есть такие вещи, о кото­рых мне лучше не знать. Ты не хочешь, чтобы я узнала, и ты не станешь мне рассказывать. Он не уточнил, какие. И еще Чад сказал, что он единственный человек, которому я могу доверять, если хочу узнать правду. «Настоящую правду», как он выразился.

О многозначительных намеках Чада Дженни решила не упоминать. Люк не тот человек, с которым можно обсуждать такие вещи. Это ее проблема, и она должна справиться с ней са­ма.

—У меня нет слов выразить, как я сожалею, что тебе пришлось пройти через это, — глухо произнес Люк. Он рассеянно провел пальцами по волосам. — Единственное, что нам поможет, — это время. Наберись, Дженни, терпения. Тебе нужно выздороветь. Нужно время, чтобы ясно все увидеть… Черт возьми, на твоем месте, ког­да вокруг все незнакомые тебе люди, я бы не доверял ни единой душе! — Он внимательно посмотрел на нее. — Впрочем, есть один чело­век, которому ты можешь доверять. Этот чело­век — ты. Доверяй своим чувствам, интуиции. Уж они тебя не обманут.

—Я хотела бы, — прошептала Дженни.

—Я должен тебе что-то сказать.

Она ждала, чуть вздернув подбородок. Он переминался с ноги на ногу, отвел взгляд в сторону, снова посмотрел на нее.

—Я не сплю здесь. — И добавил: — Я имею в виду — в этой комнате.

Она не сразу поняла его слова и вдруг обна­ружила, что страшно покраснела.

—Я ценю твою заботу, — потупилась Джен­ни. — Меня беспокоило, что ты захочешь… — Не закончив предложения, она сжала губы. Потом набралась отваги и посмотрела ему в гла­за. — Я согласна, что при нынешних обсто­ятельствах лучше, если ты… устроишься в дру­гом месте. Будут трудности?

—Нет, конечно, нет! Но это не то, что я имел в виду. Вернее, у тебя сложилось непра­вильное впечатление. Я не спал с тобой… по­следние пять недель.

—Почему? — произнесла Дженни и вздрог­нула, услышав стон, слетевший с его губ.

—Хотел бы я знать! Меня мучило, как складывается ситуация. Но я не могу тебе объ­яснить то, чего не способен понять сам.

—Но… — проговорила она, — о чем мы спорили? Мы ссорились? Ругались? Пары не расходятся, если между ними не возникают сложности. Какие у нас были сложности?

—У нас были отношения не такого рода. — Люк тяжело вздохнул и покачал головой. — Мы не ссорились и не ругались. — Он сел на­против Дженни на кушетку. — Меня бы пора­довало, если бы ты сосредоточилась на двух ве­щах. И только на двух.

Он нежно обхватил пальцами ее запястье, а затем, словно спохватившись, тут же убрал руку и отодвинулся. Дженни сидела не шевелясь.

—Прежде всего я хочу, чтобы ты заботилась о себе. У тебя еще заметны синяки под глазами и ссадины на подбородке. — Он опять дотро­нулся до нее — на этот раз до подбородка. — Может быть, ты не помнишь, но ты чертовски серьезно упала. — Потом он сверх осторожно взял ее руку и положил ей на живот. — И твоя вторая забота — малыш. — Он встал и сверху посмотрел на нее. — Все остальное найдет свое место. — Открытая улыбка заиграла в уголках губ, когда он уточнил: — В свое время.

Он ушел, а Дженни еще долго сидела в большом и мягком кресле. Одну руку она при­жала к гулко бьющемуся сердцу, а вторую по­ложила на живот. Люк прав. Ее главной заботой должна быть она сама и ребенок. Все остальное найдет свое место. В свое время.

Следуя совету Люка, Дженни несколько дней провела, балуя себя и свое бедное поби­тое тело. Она долго спала по утрам, засижива­лась за утренним чаем с газетой. В ней прос­нулась ненасытная жажда к событиям, происхо­дившим в мире. Наверно, потому, считала Джен­ни, что она так мало знала о собственной жиз­ни. Окунаясь в текущие события, она насыща­ла разум темами, на которых могла сосредото­читься.

Братья Прентис работали в горах, а дом и весь курортный поселок оставались в ее распо­ряжении. Первые два-три дня она держалась ближе к дому, бродила по большому зданию. Вчера она забрела в комнату, которая служила Люку кабинетом. Видимо, здесь он и спит.