Декоратор - Дэвид Черчилль

МАРША. Не могу я просто залиться слезами, когда вы скажете своё «грязная потаскуха» и выбежать в спальню?

УОЛТЕР (Покашливает. Затем милостиво изрекает). Хорошо, мадам. Жаль, но придётся смириться с некоторыми ограничениями роли. (Пытается разгладить брючины между ног). Вечное проклятие моей жизни! Постоянно приходится сражаться со всякой чепухой. 7 лет назад, на премьере «Частных жизней» в Дарлингтоне… в конце первого акта я получил настоящую овацию. Зрители аплодировали стоя. Все ведущие критики Англии были в зале, я знал, что играю спектакль моей жизни! В антракте я сидел в грим-уборной, задыхаясь от счастья. Когда я готовился выйти на сцену во втором акте, дверь на сцену заклинило, и мне пришлось выползать из камина. Увидев меня, похожего на трубочиста, зрители зашлись в истерике… Хохотали до слёз. И это не рождественская сказка, а история всей моей жизни. Как бы я не был хорош, всегда находится кто-то, кто в кульминационный момент шмякает меня лицом в грязь. (Делает обиженное движение губами).

МАРША. Но я абсолютно удовлетворена, мистер Пэйдж. Вы совершенно бесподобны в роли обманутого мужа!

УОЛТЕР. Вы чересчур любезны, мадам. (Смотрит на часы). Следует ли нам уточнить наши действия в момент прихода этого чудовища?

МАРША. Сейчас вы покинете квартиру, затем, через 10 минут, появитесь как будто только прилетели. Мы позволим ей выговориться. Затем я скажу, что вынуждена уйти, чтобы дать вам время всё выяснить. Оставлю её наедине с вами и позвоню через полчаса. Если вы ответите, скажу, что ошиблась номером и повешу трубку. Если нет — пойму, что она ушла.

УОЛТЕР. Превосходно! Вы лучше понимаете структуру мизансцен, чем эмоциональную их основу. Но попутного нам ветра, и мы победим!

(Цитируя, декламирует под лёгкую барабанную дробь). «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом, иль трупами своих всю брешь завалим!» Ну и речь! Монолит! Не хочу себя хвалить, но я бы был фантастическим Генрихом Пятым! Жаль, что уже не так молод! В прошлом я декламировал целые фрагменты его речей, когда раскладывал в конверты зарплату рабочих! Вдруг оказывалось, что я уже не в жаркой коптёрке, перед аварийными сиренами и манометрами… Я — в гуще событий, на поле сражения. Фанфары! Трубы! Барабанный бой! (Цитирует). «Что ж снова ринемся, друзья, в пролом, иль трупами своих всю брешь завалим! В дни мира украшают человека смирение и скромный нрав; когда ж нагрянет ураган войны, должны вы подражать повадке тигра. Кровь разожгите, напрягите мышцы…» (Неистово раскачивается в кресле, так, что оно трещит).

МАРША. Извините, мистер Пэйдж, но это очень ценное кресло.

УОЛТЕР. «Свой нрав прикройте бешенства личиной! (Марша почёсывается). Глазам придайте разъярённый блеск — сцепите зубы и раздуйте ноздри; дыханье придержите; словно лук, дух напрягите. Рыцари, вперёд!»

МАРША (В очередной раз нервно почёсывается). Ну пожалуйста, мистер Пэйдж.

УОЛТЕР (Барабанный бой усиливается). «Вперёд, вперёд! Не опозорьте матерей своих, но докажите, что и врямь родили вас те, кого зовёте вы отцами. Пример подайте вы простолюдинам; учите их сражаться. Стоите, вижу вы, как своры гончих, на травлю рвущихся. Поднят зверь. С отвагой в сердце риньтесь в бой, крича: Господь за Гарри и святой Георг!»

В тот момент, когда его нога проламывает сиденье стула, раздаётся звонок в дверь.

МАРША. О, мой Бог!

УОЛТЕР. Третий звонок. Всем полная готовность!

Пока УОЛТЕР пытается выбраться из кресла, МАРША подхватывает и бросает журнал поверх сломанного сиденья. Идёт в прихожую, открывает дверь. На пороге ДЖЕЙН, чьё радостное лицо явно контрастирует с откровенно унылым видом МАРШИ.

ДЖЕЙН. Добрый вечер, миссис Хорнбим. Надеюсь, я пришла в уместное время?… (Проходит в прихожую). Какая очаровательная квартирка.

МАРША. Спасибо. Муж ещё не вернулся, но я его ожидаю в любую минуту. Вам не придётся долго ждать…

ДЖЕЙН. О, благодарю. Я знаю, он должен вернуться сегодня вечером. Я разговаривала с его секретарём, она ждёт его завтра в офисе с раннего утра. Я узнала, что он — глава огромной транспортной компании. Каждое утро я вижу их траки на улицах, собирающие мусор. Разве это не было умно с моей стороны узнать о нём?!

МАРША. Наверное…

УОЛТЕР осторожно и бесшумно открывает двери кабинета, подходит к входной двери. В руках — чемодан и бумажный пакет. Приоткрывает входную дверь, ставит свои пожитки перед ней; затем вставляет ключ в замок и бесшумно закрывает дверь за собой.

ДЖЕЙН. Я, понятно, не посвящала секретаршу в детали. Сказала, что мне надо срочно поговорить с ним наедине. Вы сказали, он должен скоро вернуться?

МАРША. С минуты на минуту. Он звонил из аэропорта Хитрово час назад. Миссис Эрскин, могу я попросить вас об одном одолжении? Вы точно решили рассказать обо всём Реджи?

ДЖЕЙН. Стопроцентно.

МАРША. Я спрашиваю только потому, что наша семейная жизнь весьма ортодоксальна, даже старомодна. Он почти наверняка разведётся со мной. Но даже, если он не сделает этого, ужасный эффект от ваших слов будет ещё долго ощутим…

ДЖЕЙН. Ваш роман с Брайаном окажет не менее ужасное воздействие на всю мою оставшуюся семейную жизнь.

МАРША. Следовательно я не смогу переубедить вас?

ДЖЕЙН (С еле заметной усмешкой). Ужасно сожалею.

МАРША. Тогда ни слова больше. Садитесь… Я приготовлю чай?

ДЖЕЙН. С удовольствием.

МАРША уходит в кухню. ДЖЕЙН уже было приготовилась присесть на диван, как вдруг замечает, что вместо сиденья — лишь резиновые поперечины. Помедлив мгновение, направляется к раскладному пуфу. С пуфа тоже сняты подушки. Осторожно нажимает на поперечины пуфа, потом с силой нажимает на поперечины дивана. По-прежнему колеблется, но в конце концов всё-таки садится в кресло. В течение нескольких секунд всё выглядит весьма устойчиво, потом кресло внезапно опрокидывается, и ДЖЕЙН летит вверх тормашками. Лёжит на полу на спине, запутавшись в резиновых поперечинах. Какое-то мгновение не в силах двинуться, затем приподнимается на руках. В конце концов с трудом выпутывается, встаёт, с ненавистью оглядывет пуф. Пинает его ногой. Садится на стоящее чуть поодаль плетённое кресло, берёт журнал.

МАРША (Из кухни). А может, хотите что-нибудь выпить, миссис Эрскин?

ДЖЕЙН (Обращает свой взор в сторону кухни, вертя в руках журнал). Нет, нет, спасибо. Чай — это замечательно. (Привстаёт c кресла, пролистывает страницы журнала, затем опять садится в кресло. Её зад проваливается прямо между поперечинами сидения, она опрокидывается, ноги взлетают в воздух. На этот раз, несмотря на все усилия, не может выпутаться самостоятельно).

МАРША (С подносом входит в комнату, ставит поднос на сервировочный столик. Не глядя в сторону ДЖЕЙН, говорит без умолку,) Согласна. Ничто не может сравниться с чаем. Я заварила по чайничку индийского и китайского. А себя решила побаловать божественно нежным кофейным тортом, они убийственно калорийны, но абсолютно невозможно сопротивляться. Надеюсь, вы тоже полакомитесь? Индийский — с молоком или лимоном, или китайский? (Поворачивается в сторону пуфа, замечает барахтающуюся ДЖЕЙН. Издаёт сдавленный вскрик). О, моя дорогая! Извините! Я должна была предупредить вас об этом кресле! Ужасно сожалею! Позвольте помочь вам выпутаться.

(Направляется к ДЖЕЙН, которая, извиваясь из стороны в сторону, отчаянно пытается выбраться. Небольшая пауза). Как вы думаете, лучше это сделать?

ДЖЕЙН. Не имею ни малейшего понятия.

МАРША. Жаль, что Реджи нет дома. (Помолчала). Он так практичен в такого рода делах. В любом случае мы не можем оставить кресло в таком виде. Это выведет его из себя, вызовет приступ бешенства. Это кресло было подарено его тётушкой на смертном одре.

ДЖЕЙН. Я не сломала его. Просто села и провалилась…

МАРША. Что, если я придержу ваши ноги, а вы попробуете выпутаться?

(С силой нажимает на колени ДЖЕЙН, которые задраны выше спинки кресла). Сейчас попробуйте приподняться. (ДЖЕЙН рывком пытается привстать). Замечательно! Дайте мне руку. Ну же! (В то время как ДЖЕЙН протягивает ей одну руку, МАРША отпускает обе руки, и ДЖЕЙН проваливается ещё глубже).

МАРША. Ох-х! Потерпите чуть-чуть. Давайте ещё раз. Фальстарт есть фальстарт, как любит говорить Реджи. Какое нелепое падение!