Записки на запястье - Ольга Паволга

У развлекательного журнала слоган: «Отправь голову в отпуск». На рекламном плакате рядом с этими буквами артистка Аронова, а должна бы быть, конечно, гильотина.

Встретилось в журнале: «Мы развивались и вскоре обросли внушительными перспективами».

Утренний дождь и люди, подбегая к метро, складывают зонты, как растопыренные пачки балерин.

Прислали рекламу, обещают фирменные ластики. Призывают «стереть конкурентов». Поскольку очень просится добавка «в порошок», им нужно сотрудничать с производителями кофемолок.

Иду, размышляю, издают ли сейчас Свифта. Замечаю мужчину, у которого в руках модная сумка в виде уменьшенного портфеля, с пряжкой и ручкой. И тут же между нами встраивается ещё один гражданин с уже настоящим портфелем. Какое-то время они идут друг за другом, а я продолжаю думать про Свифта и жду, когда обладатель минисумки схлопнется до её размеров и станет копией гражданина.

Купила Хемингуэя и отправилась в кафе вычитывать рабочий текст. Пока шла, всё любовалась сама собой — вот начались холода и дожди, а я буду работать за чашкой кофе в кафе. Дошла, открыла «Праздник, который всегда с тобой» и прочла первые строки о том, что внезапно начались холода и дожди, а главный герой идет работать за чашкой кофе в кафе. Задумалась, что кто-то сейчас читает обо мне, как начались холода…

Мы сидели и выбирали брату псевдоним.

— Надо, чтобы просто, точно и чтобы всё правда.

— Назовись Павлов-Павлов.

— Тогда все будут переспрашивать «что-что?», а мне придется говорить «здравствуйте-здравствуйте».

Брат:

— Слушай, мои дети — это какие-то ненормальные килограммы с руками и ногами.

Раньше футляр фотокамеры я расстёгивала одной левой, не глядя. А в особо интересных местах, держала его замок открытым, как кобуру в бандитской малине. Сейчас вообще не выпускаю из рук.

Солнца в ноябре мало, и у пса нос постепенно становится коричневым, чернота уходит. Зима на носу.

Только недавно сообразила, что «коричневый» от «корица». Тупица я, тупица.

Ежедневная жизнь с мобильным телефоном заставила бояться домашнего. Каждого звонка боюсь, будто меня запеленговали и теперь точно знают, где я.

На огороженной стоянке у дома рядки автомобилей смотрятся, как снятая у порога обувь. Гости у кого-то.

Ну, теперь-то всё, наконец, понятно. А я всё думаю, что это я последнее время сама не своя. Оказывается, оторвалась и бесследно исчезла единица с нашей входной двери. Была у нас квартира номер 150, а теперь 50. Живу теперь дублем соседей из первого подъезда, каких-нибудь Кукушкиных. Конечно, будешь тут чувствовать лёгкое недомогание.

Я видела, как дежурная у эскалатора давала справку, хотя наверняка сама наклеивала на стекло «дежурный у эскалатора справок не даёт». Женщина.

Приятель рассказывает про новую девушку:

— Понимаешь, я тоже мало читал и видел, но всё-таки кое-что. А у неё, что ни спрошу — все мимо. Сначала всё говорил, ну книгу подарю, кино покажу, но быстро отчаялся — такой объём пробелов мне не потянуть. Однажды она просветлела от названия фильма «Шестое чувство», но потом оказалось, что она видела «Пятый элемент». Дура.

Мужики прислонили к стене подъезда высокую широкую коробку без крышки. Зашла внутрь, поиграла в куклу наследника Тутти.

Я очень люблю сегодняшнюю моду, следуя которой девушки ходят замотанными шарфами до носа. Когда их хрупкие силуэты вдруг обрастают осиным гнездом. Потому что тогда они похожи на простуженых, трогательных детей. Я бы им всем давала малинового варенья.

«И ставит, и ставит им градусники»…

Нравится, когда у аккуратных мужчин из-за воротника торчит петелька пальто. Буратино сорвался с крюка.

После долгой редакторской работы, совесть привыкает все сомнительные поступки и мысли подчеркивать красной волнистой чертой и предлагать, как обычно, самые нелепые варианты правки.

Священник с крестом на груди беспомощно жмёт кнопки телефона, разложив его на ладони перед лицом как пудреницу. Не может справиться, и называет врага по имени: «Чёрт, вот чёрт!».

На стенке вагона метро черным маркером аккуратно выведено: «Жизнь прекрасна и удивительна, если правильно подобрать антидепрессанты».

Позавчера мой пёс сожрал утюг. Вчера — электронные настольные часы. Купили новый утюг, часы. Пёс обязан начать гладить на время.

Если ходить по улицам опустив голову, можно увидеть множество признаний в любви. Белые неровные буквы под окнами часто выдерживают несколько сезонов. Всё уже давно срослось, сшито накрепко, а наметку так никто и не выдернул. А если краска плохая, то можно наблюдать, как с каждым днём любовь понемногу исчезает.

В метро передо мной встал высокий мужчина. Высота его плеч была точно такой, чтобы захотелось встать на цыпочки и заглянуть, что там за ними делается. И тут я поняла, что значит выражение «за ним, как за каменной стеной» — очень хочется перелезть!

Читаю Рэя Брэдбери, очень нравятся иллюстрации к «Вину из одуванчиков». Смотрю подпись к рисункам — две буквы Р. В. Целых десять страниц думала, что писатель ещё и отличный художник, пока не увидела на обороте авантитула «иллюстрации Владимира Румянцева».

Слышала об убийстве, совершенном в морге. Какая аккуратность.

Случаются сезоны холодов, когда с отчаянием носишься по внутренним своим комнатам, в которых так недавно жили любимые люди, и находишь вместо них туго стянутые неровными стежками насиженные места и обрывки ниток, как бывает, когда отрывается и навсегда пропадает пуговица.

Рекламную строчку «Ты — лучше» я, будучи простуженной вторую неделю, воспринимаю как похлопывания по моему плечу доктора, убирающего свой холодный стетоскоп в карман.

По утрам уже совсем стужа. Соседа дёрнула собака, он упал, поскользнувшись, и ударился головой об асфальт. Зато, говорит, сразу проснулся. Вот, смеюсь, иногда падение — это подъём.

Вы когда-нибудь выходили со станции «Чистые пруды»? В длинном переходе такие круглые светящиеся окна по стенам, как в океанариуме. Проплыла акулой туда и скатом обратно.

Новые знакомства, как неизвестный предмет, брошенный с плеском в воду. Сидишь и ждёшь — мячик или кирпич, утонет в тебе или всплывет через пару секунд. Особенно приятно чувствовать, если нечто опускается на дно плавно и тяжело, как сокровища Агры.

На подоконнике в кафе по случаю Хеллоуина водружена тыква с прорезанным ртом. Столько сил ушло на то, чтобы не положить туда кусок шоколадного кекса!

На моём пальто очень тугие кнопки-застежки, я делаю рывок на груди, как партизан перед расстрелом, мысленно цедя «стреляй!» ещё представляю, что это у меня расстались Ромео в правой руке, и Джульетта в левой. А когда одеваюсь, они встречаются и целуются все станции метро, пока я еду на работу.

В правом верхнем углу нужного сайта всегда два подчеркнутых слова «помощь», «выход». Всё смотрела и сдерживалась «ещё рано», как будто там гигантская катапульта. Однажды было совсем плохо, и я нажала сразу на «выход», минуя «помощь». Мне сказали — вы вышли из системы. Кровообращения. Или просто из обращения. Как старые деньги.

И почему это слово «убогий» означает нечто плохое? Хорошее, по-моему, такое соседство. Надо сделать такой кабак «У Бога».

Эта ваша чувствительность обычное западло. В то же самое время, когда факт существования на свете одного человека доставляет вам радость, факт существования остальных людей вызывает лёгкое недомогание, плохое настроение, злость и глубокие эмоциональные провалы.

В парикмахерской на стене уже несколько лет висит плакат, на котором у женщины идеальная прическа. И она ни черта не обрастает.

На кассе мальчик лет пятнадцати держал в руках два банана. Потом взял упаковку с тремя презервативами. Сквозь очередь к нему протиснулся приятель и протянул ещё один банан. «Тренироваться», подумала я.

Я совершенно безвольная и не занимаюсь спортом. Поэтому кубики на своем животе я могу видеть, только если надеваю прошитый пуховик.

Принесли домой пакеты из кондитерской.

— Мама, — говорю, — пойди, съешь пирожное, ты заслужила.

— Куда же я пойду? В ресторан?

Хорошо на фабрике картонных коробок. Бродила по демонстрационному залу, на полке в рядок стоят образцы, в том числе плоская коробка размером с книгу с надписью «Картофель».

Называть место, где лежат нездоровые люди, больницей — как-то безнадежно и депрессивно. «Здравница» — издевка, а «лечебница» — пахнет доктором Айболитом. То есть и старостью, и зверями одновременно. Не знаю, что делать.