Великий посад Москвы. Подлинная история Китай-города - Александр Викторович Можаев

смыслов, однако научным фактом остается то, что Иван Грозный, при всей сложности своего характера, был одним из умнейших, наиболее образованных, талантливых людей своего времени. Прекрасный литератор, автор духовных песнопений – стихир и возможный соавтор, сомыслитель наиболее великого памятника эпохи – храма Василия Блаженного.

Спорный девятый придел Покровского собора встал в совсем неожиданном месте – позади алтаря основного храма. Традиция была нарушена ради того, чтобы создать строго центрическую постройку, что вполне соответствовало прогрессивным идеалам итальянского Возрождения. При этом храм асимметричен при взгляде с площади и столь пестр и разнообразен в декоре, что поначалу напоминает шукшинское «железное болеро, краковяк вприсядку», ухабистую петрушку, у которой непонятно где зад, где перед (Мариенгоф называл его «поставленным на голову итальянским Арлекином»). Небольшое отступление от симметрии (шатер сдвинут к западу для размещения апсиды) и чехарда узорчатых глав сбивают с толку, но на самом деле это великолепно продуманная, выстроенная структура – центральный столп с четырьмя большими и четырьмя малыми приделами по осям и диагоналям соответственно.

План нижнего яруса Покровского собора с обозначением первоначального ядра и пристроек, включая несохранившиеся приделы XVII в. (по плану 1750 г.)

Столь же стройна и сложна символика храма. Грозный вообще любил хитрые умозрительные и богословские конструкции: известно, что еще в 1547 году он распорядился украсить своды Золотой палаты своего дворца росписью, отражавшей не только страницы Священного писания, но и все мироздание, от «ветров и времен года» до «пира премудрости». Собор Покрова на Рву был поставлен как памятник победе над Казанским ханством, и здесь двадцатипятилетний Иоанн Васильевич, триумфатор и философ, попытался отразить идеальное мироустройство средствами архитектуры. Это Небесный Иерусалим и одновременно Китеж русских сказок: центральный шатер и полукруглые закомары со звездами под ним – небесные своды[36]. Западный Входоиерусалимский придел – как ворота города, крепостная башня с бойницами-машикулями. Большие и малые приделы – монастырские и слободские храмы волшебного города. Треугольники-вимперги на стенах – крыши его теремов. Поздняя кровля галереи скрывает необычные, составленные из кирпичных шайб пилястры под ними – это имитация бревенчатых срубов городского посада. И неуемная Пасхальная радость в каждой детали – рай все-таки.

Странно, что собор велик со стороны, а внутри тесен и неудобен. Так и задумано, говорят толкователи, ибо этот храм – алтарь Отечества, а самой церковью стало прилегающее к нему пространство у главных ворот Кремля, которое вскоре и стали, наконец, называть Красной площадью. Основные церемонии (в т. ч. знаменитое шествие Патриарха «на осляти» в Вербное воскресенье) проводились снаружи, окружая храм толпой молящихся, трибуна Лобного места играла роль амвона.

Схема общей панорамы Кремля и Покровского собора конца XVII в. из Замоскворечья, от начала Большой Ордынки. Рисунок автора

Собор поставлен меж Кремлем и Китай-городом, в новом центре растущей столицы. Поставлен идеально: представьте его в любом месте Кремля – он наведет переполох, будет спорить с великолепной строгостью соборов. Заметьте, что при всей своей вертикальности Василий Блаженный и Иван Великий не конкурируют друг с другом, фактически увидеть их вместе можно было лишь с дальних ракурсов. Или представьте себе, что на Красной площади стоит любой соборный храм XVI века, построенный по канону, то есть имеющий главный фасад, внятно зафиксированный в пространстве. Он бы стал убедительным центром площади, а Блаженный, круглый, как карусель, как стоящий на небе дворец из русских сказок, взял на себя всю Москву, если не всю Россию[37].

Знаменитая «Книга об избрании на царство Великого Государя, Царя и Великого Князя Михаила Федоровича» повествует о событиях 1613 г., но показывает Москву начала 1670-х.

Можно рассмотреть много интересных деталей: Спасская башня уже надстроена, а галереи и крыльца собора еще нет, зато сохраняются декоративные полуглавы в основании его шатра. Алевизов ров с двух сторон огражден зубчатыми стенами, подпорная стена собора имеет нарядный парапет, а в нижних углах рисунка видны фрагменты Торговых рядов

«Алмазный дворец словно мельница вертится, и с того дворца вся вселенная видна – все царства и земли как на ладони»[38]. Василия Блаженного надо смотреть, обходя с разных сторон и желательно под звон колоколов. Если архитектура – застывшая музыка, то он – воплощенный праздничный благовест. Колокольный звон действительно оживляет его диковинные линии – совсем как у Лентулова. Чтобы лучше понять, каким потрясающим событием было для Москвы явление Покровского собора, вспомним, что город до сего момента был в основном горизонтален. Кремлевские башни не имели шатров, храмы – колоколен, единственной подчеркнутой вертикалью был столп Ивана Великого, но и он в ту пору был заметно ниже нынешнего.

Изобилие деталей, не встречавшихся ранее в русской архитектуре, ренессансная ясность планировочного решения, отдельные конструктивные моменты (например, совершенно европейский кирпичный потолок западной паперти) позволяют полагать, что к созданию нашего главного национального символа также приложили руку вездесущие иноземцы. Патриотам в утешение в документах точно оговорено: храм ставили русские мастера Барма и Постник. Но почему бы не предположить, что они работали в консорциуме с неким позабытым заезжим мастером, а может, и сами учились на пятерки в каком-нибудь европейском университете (как их знаменитый современник Иван Федоров)[39].

Теперь говорят, что принятая в советские годы парадигма о том, что русская народная архитектура создавалась руками народных, желательно крепостных мастеров, ориентируясь на достижения крестьянского деревянного зодчества, здорово затормозила процесс осмысления истории искусства. Что если перестать щуриться и посмотреть на факты как они есть, то окажется, что участием иноземных зодчих в создании наших главных святынь стоит скорее гордиться – потому что город развивался, как подобает нормальной европейской столице, опираясь на античные традиции и не брезгуя чужой мудростью, даже если она латинянская.

Любой храм – аллегория Царствия небесного.

Но создатели Блаженного пошли дальше, создав не то что образ, а фактически макет русского рая, строго следуя масштабу один к бесконечности

При этом очевидно, что ничего подобного Покровскому собору не было прежде ни у нас, ни у них. Ранее предполагалось, что его предшественницей могла быть пятибашенная Дьяковская церковь, в которой Барма и Постник оттачивали мастерство, прежде чем взяться за создание своего главного творения. Но теперь вроде считается доказанным[40], что она, наоборот, является поздней упрощенной репликой и что Покровский собор, как подобает истинному шедевру, был взрывом сверхновой, не имеющей прямых прообразов. В нем удивительно все, от общего замысла до самых мелких