«Если», 2001 № 04 - Журнал «Если»

— В таком случае, — заметил я, — вам повезло, что какой-то пузырек в пене стер прошлое.

Фицхью был здоровым мужиком, не слишком мускулистым, но и не худосочным, однако безутешно воззрился на меня, положил голову на руки и зарыдал, как малый ребенок. Мы с О'Дохерти переглянулись, а Уилсон Картрайт прошептал:

— Я знаю, где он живет. Отвезу его домой.

Фицхью поднял голову.

— Иногда у меня перед глазами встают и мирные сцены. Мы с Лайзой сидим за столом, обсуждая полное надежд будущее. Хохочущий мальчишка показывает мне лошадку, слепленную из глины. Мы с Лайзой держимся за руки. Мимолетные мгновения простых удовольствий. Радость ушла, просочилась, как песок сквозь пальцы, но когда-то… когда-то она была, эта радость.

Тоскливая, но банальная история. Кто из нас сам не бывал в такой ситуации? Ну, если и не сам, то наблюдал терзания друга или знакомой семьи. Всякое вино может со временем превратиться в уксус, но разве можно забыть, каким оно было сладким?

Сэм кивнул, старательно вытирая кружку.

— Хотите рассказать до конца?

Фицхью охнул, как от удара. Его глаза воровато обежали нашу маленькую компанию и нашли меня.

— Это был не случайный пузырек, — объявил он, покачивая головой.

Я отчего-то испугался.

— Тогда что?

— Не знаю, какие исследования проводило мое второе, сонное «я». Я вспоминаю достаточно соблазнительных отрывков, чтобы понять: все происходящее шло совершенно по иному пути, чем предполагалось. Но я до сих пор воскрешаю в памяти один особенно яркий сон. Я построил источник излучения хрононов.

Док Муни фыркнул, но Сэм только кивнул, будто именно этого и ожидал. Мора Лафферти подняла брови и спросила:

— Что это такое?

— Мне самому не до конца ясно, — с горечью выпалил физик. — Полагаю, это устройство для возбуждения временных квантов. В прошлом, разумеется. Где нет ничего, кроме бесформенности, в которую должна выплеснуться фронтальная волна. Вероятно, у меня возникла мысль о возможности посылать предупреждения по поводу различных катастроф и стихийных бедствий. Словом, не знаю. Источник излучения был всего только опытным образцом, способным посылать один хронон в определенное место… Достаточно, чтобы вызвать рябь на поверхности пруда, но слишком мало, чтобы передать послание.

Он осушил кружку и почти уронил ее на стойку.

— Назовите это «кием», если будет угодно. Что-то такое, что может послать бильярдный шар в уже упорядочившиеся хрононы прошлого и породить произвольные рикошеты причин и следствий.

Вчера у меня не было лекций, поэтому я остался дома, чтобы покрасить столовую. И думал о переменчивом времени, а потом случайно поднял руку — вот так.

Он поднес правую ладонь к лицу.

— Должно быть, имелась некоторая конгруэнтность между моей позой и течением мыслей, потому что в тот же момент я очутился в лаборатории перед какой-то большой установкой. Мои пальцы сжимали переключатель, и помню, мы с Лайзой поссорились из-за Ленни… и я подумал, что если направить хронон в то место, где мы впервые встретились… Я мог бы создать рябь, возмущение вероятностей, и этого никогда бы не случилось. Никогда и ничего. Сердечной боли, злобы. Скандалов, невыносимой атмосферы, выходок Ленни…

Он замолчал.

— И? — подтолкнул его Сэм.

— И я проснулся в незнакомом доме, в полной тишине. Один.

Он отвел глаза и долго смотрел в никуда. Что он при этом видел?

Не знаю. Сэм положил руку ему на плечо.

— Вздор. Вы потеряли все, что имели, задолго до того, как коснулись тумблера.

Фицхью схватил его руку и судорожно сжал.

— Неужели вы не понимаете? Заодно я лишился и всякой надежды. Воспоминаний о том счастье, что было моим, о ясноглазом пятилетием малыше, улыбка которого освещала комнату. О той хотя и слабой, но все же возможности найти общий язык с Лайзой.

Он и О'Дохерти обменялись долгими многозначительными взглядами.

— Я в долгу перед ней, не так ли? Хотя бы за это! И просто был обязан попытаться решить наши проблемы, а не бросать семью. Не отмахиваться от них, как от чего-то несуществующего.

— Видите ли, — пояснил Сэм, — в жизни плохое часто перемешано с хорошим. Избавляясь от одного, вы теряете и другое.

— Единственное, что немного утешает меня… — начал Фицхью.

— Что именно?

— Лайза, кем бы она ни была, где бы ни находилась сейчас, в новом варианте получила жизнь куда лучшую, чем та, которую дал ей я. Я вцепился в эту надежду и выставил ее щитом между собой и своим преступлением.

— Преступлением? — удивился Денни. — В чем тут преступление?

Фицхью вытер глаза рукавом пиджака.

— Ленни. Он так и не родился. Не получил шанса перерасти свое бунтарство и стать порядочным человеком. Лайза существует. Она где-то… Где-то там. И у нее остались возможности. Но для Ленни все кончено. Никогда на свет не появится ясноглазый малыш. Нарушив течение временного потока, я стер его. Лишил жизни — надежд, радости, страхов. Всего, что принадлежало только ему. Чем это, по-вашему, отличается от убийства?

Молчание, казалось, длится бесконечно.

Потом Фицхью оттолкнулся от стойки и встал, нетвердо держась на ногах. Встревоженный профессор Картрайт поспешил подхватить его под локоть. Фицхью с вызовом вскинул голову.

— Но всего этого не было, верно? И стоит ли переживать из-за того, что так и не случилось?

Ответил ему Денни — нерешительно и куда более участливо, чем я от него ожидал.

— А не могли бы вы построить другой источник излучения этих самых хрононов, направить его на то же место, чтобы все исправить?

Он отчего-то осекся, словно подозревал, каким будет ответ.

Фицхью обратил на него измученный взор.

— История — это цепь случайностей. Нет ни малейшего шанса на то, что произвольное возмущение новой модели воссоздаст оригинал. Вы можете разбить пирамиду шаров на бильярдном столе точным ударом, но выстроить их вторым ударом в том же порядке не сумеете.

Картрайт повел его к двери. Остальные молча глядели вслед.

— Бедняга, — вздохнула Мора после его ухода. О'Дохерти постучал по кленовой стойке, словно проверяя ее на прочность.

— Такая хрупкая, — пробормотал он почти про себя. — Кто знает, может, другая временная волна несется на нас прямо сейчас? Безжалостный цунами, готовый стереть нас с лица земли…

Но тут из задней комнаты появился донельзя злой О'Нил.

— Раньше Ирландия получит назад все шесть графств[8], чем я сумею взять в руки кий, — пожаловался он. — Пошли домой, Мики.

— Попозже, — сказал я. — Народ валом валит, так что Сэму не помешает лишний бармен, а мне — наличные.