Дети, играющие в прятки на траве - Александр Силецкий

— Горазд. Но, думаю, ему теперь не место здесь, — жестко ответил отец. — Раньше — бывал, а теперь — не будет. Я нарочно не позвал.

Эти слова заставили меня насторожиться. Я даже Минку бросил тискать.

— Ого, Прокоп суров, но справедлив. Что, музыкантик наш уже успел-таки какую-нибудь глупость сотворить? — спросил ехидно Чжан Микита.

— Нет покуда. У него же планы грандиозные — куда ему успеть?!. Просто болтает очень. Мы тут бабочек-стрекоз в округе много запустили — тонкий слух у них, хороший. Музыкальный в некотором роде…

— Ну, Прокоп, болтают знаешь сколько! — возразил строптиво Клярус. — Это далеко не повод, аргумент не очень… Да в любого пальцем ткни! Ты первый, между прочим, сказанешь порой такое… Уши вянут!

— И то верно, — вставил О’Макарий.

— Мне-то — не запрещено. Моя позиция давно известна. А ко-го-нибудь подначить, спровоцировать — какая же беда?! Стратегия, брат, — громко хохотнул отец.

— Оно, конечно, — осторожно согласился Клярус. — Нам рассказывать не надо. В курсе, так сказать… Да только ведь не все твою методу понимают. Думают, и вправду нынче можно… И гундятна всех углах. Асам прекрасно знаешь: ежели почти что каждый начинает… Слово за слово…

— Естественно, — со вздохом произнес отец, — всех в изолятор не отправишь. Кстати, изолятор… «изо»… может быть, порадуем трудящихся и переименуем в «изостудию»? Шучу, шучу! Ты, безусловно, прав. Но разговоры разговорам — рознь. Кто-то попросту бездарно паникует день-деньской — таким, чтобы заткнулись, окрика довольно. А другие наловчились так беседу строить, что, болтая будто ни о чем, нет-нет, да и подпустят кой-какие сведения, о которых всякий посторонний знать не должен — не имеет права.

— Что ж, выходит, наш Яршая подстрекает? — встрепенулся О’Макарий.

— Ну, до этого покуда далеко… Уж слишком занятой собой. Не подстрекает, разумеется. Другое… И я, право, озабочен. В разговорах у него проскальзывают мелкие детали — то о биксах, то о засекреченных событиях, имевших место в прошлом, из чего становится довольно ясно, что осведомлен он больше, чем дозволено… Откуда эта информация? И для какого дела? Я никак не разберу…

— Да ты, Прокоп, совсем ретивым стал! — бесцеремонно гоготнул Эллерий. — Что же он, дурак, по-твоему? Совсем слепой? Глухой? Да Питирим твой, если поднатужится, и то смекнет, что в нашем королевстве не все гладко! Неувязки разные мгновенно вычислит — и станет задавать вопросы, строить версии… Аты на музыканта тянешь — человека с эдаким запасом знаний! У него аппаратура дома — нам с тобой не снилось! И к тому же разрешение гонять по всей Земле с концертами. Как штучку новую создаст — так и летит играть налево и направо. Его всюду ждут. Еще бы — знаменитость! Нет, не на того ты замахнулся, дорогой, не на того.

— Да, да, — сквозь зубы процедил отец, — спасибо, что раскрыл глаза. Совсем бы без тебя пропал… Вожак народа, старый солдафон — куда мне до него! А защищать людей кто будет — я или Яршая?!

— Ты не кипятись, — сказал Эллерий. — Лучше объясни, что ты надумал.

— Я еще не знаю. Правда. Столько навалилось дел!.. Но со своим соседом я общаться больше не хочу. Чутье подсказывает: хватит! Правильно, аппаратура у него — на зависть всем. (Ха-ха, на зависть, вдруг подумал я, валяясь с Минкою на крыше, да любой такую может в дом себе поставить, было б разрешение, — она энергии-то вон какую прорву жрет!.. И вслед за тем подумал: а зачем, зачем — любому?! Но ведь как бывает: самому не надо — у другого зато есть, тут и завидки, очень даже глупо.) Ускоритель, музыкальные компьютеры, новейший персональный спутник — для мгновенной ретрансляции концертов на Луну. И много всякого в таком же духе. Как сыр в масле катается — со своей техникой. Да только, сдается мне, не вся она на дело-то идет. Не только для симфоний и концертов. Мне тут Фока говорил, что эта «музыка» и для военных действий тоже хороша. Чуть-чуть переналадить, кое-что пустить в другом режиме…

— Господи, опять!.. Да что он понимает, этот Фока, пропедевт! — с немалым возмущением воскликнул Чжан Микита. — Мы тут как-то на симпозиуме с ним столкнулись… Идиот он, больше ничего!

— Да, пропедевт, — согласно покивал отец. — Но не простой. А по закрытым биксовым системам обучения. Могучий аналитик тактики врага. Таких у нас немного.

— А он видел их живьем, врагов своих? Общался с ними?! Представляет, что они такое, а? — не унимался Чжан Микита.

— Уверяет, будто мертвых видел, и не раз, — немножечко конфузясь, подтвердил отец. — Как говорит, работал с ними… Я бы тоже предпочел встречать их исключительно в покойном виде. Ненавижу!

— Все мы — ненавидим! — радостно заверил Клярус. — И на том стоим.

— На том стоим… — эхом откликнулся отец. — У каждого — своя, высокая причина. Очень веский и идейный аргумент… А у меня они когда-то мать живьем сожгли! И я все видел, только ничего не мог поделать…

На веранде сталотихо. Я сидел на крыше совершенно обалделый. Ничего подобного я от отца не слышал. Значит, вон какие пироги… И даже Минка — ну, а ей бы все одно! — и та от страха присмирела. Да, такую новость и не переваришь сразу… Ни отец, ни мать при мне об этом и не заикались, что ж до посторонних, так тем более со мной не стали б говорить — травмировать ребенка!.. Может, и не знал никто на самом деле, дай выяснять теперь — какой резон? «А представляешь: так, живьем — и твою маму?..» — прошептала Минка еле слышно. Я зажмурился невольно, словно мне по морде съездили здоровой суковатой палкой. И тогда мне стало до того тоскливо — жуть, и передать нельзя. Ведь точно — может, и у нас такое может в любой день случиться. Что там день — в любой момент! И даже знать не будешь, что они уже пришли. Вот так сидишь на крыше, слышишь разговоры, и вдруг — бац! — а это вовсе не друзья отца, не сослуживцы, а живые биксы за столом сидят, резину тянут, потешаются, а сами-то все-все продумали, все подготовили… И знать никто не знает, вроде бы порядок полный… До чего ж мне захотелось крикнуть, что-то сделать — мать предупредить, отца — немедленно спуститься на веранду, прихвативши в доме новенький отцовский дедник (видел: в кабинете у него лежит), и открыть огонь по чертовым врагам, как настоящий боевик, который не боится ничего, и пусть меня убьют, но просто так я им не дамся, нет уж, не дождутся, и погибну, как герой, я покажу им — всем, всей этой нечисти и рвани, — чего стоит человек! Естественно, я даже не пошевельнулся и ни звука не издал. Все эти глупые фантазии… И Минка тут еще!.. Балда! Я лишь прижал ей к носу свой кулак и сделал страшные глаза. Она меня в ответ легонечко куснула. Просто дура!..