Холодная война – глубины океана… - Борис Орлов

* * *

Забор. Сорока на калитке.Ольшаник. Вербные кусты.И наступают пирамидкиНа деревянные кресты.

Я разведу кусты рукою —В безвестный холмик ткнется глаз.И нет ни вечного покоя,Ни вечной памяти у нас.

* * *

Станция. Старый автобус. БилетомОбзаведусь. И отступит мороз.Родина встретит лазоревым светомЧистых снегов и пречистых берез.

Небо прозрачное высветлит душу,Над горизонтом затеплит звезду.Мартовский вечер. Подмерзшие лужи.Кто меня ждет? И куда я пойду?

Станет автобус. Тропинкой знакомойТени деревьев потянутся вслед.И засияет над маминым домомДетская память – Божественный свет.

* * *

Поле комбайном выбрито,День за окном погас.Мама читает БиблиюТысяча первый раз.

В Библии нет закладок.Каждая строчка свежа.Маме девятый десяток,Просится к Богу душа.

Ярко цветет настурция,Теплится свет икон…Библия – не Конституция,Но Основной Закон.

* * *

Мы юными были. Вечерняя мглаЗвала нас кузнечиков слушать.Сначала тянулись друг к другу тела,А после – пугливые души.

Ах, жизнь! Миражи и мечты забрала.Теперь – что озера, что лужи…Сначала в любви износили тела,А после растратили души.

* * *

Тане

Вечер. Вместе солнце и лунаПрилегли на крышу старой дачи.Дремлет юный ветер. Тишина.Воздух неподвижен и прозрачен.

В ледяных осколках дачный пруд,Сонные аллеи на просушке,Синие подснежники бредутРобко по безлиственной опушке.

Я привык приветливо встречатьВсе вокруг, что долюбить осталось.Утвердило сердце, как печать,Чувствами и молодость, и старость.

* * *

Струится дым из черных риг,Ольха в реке листву полощет.Сентябрь подкрался, словно тигр,И незаметно прыгнул в рощу.

Как будто кровь, зарю лакал,Клыки дождя точил о камни.И в роще вымокшей мелькал,Качая пестрыми боками.

Полнеба тучами затмил,Листву к реке погнал по склону.Его я клюквой покормилС ладони – он меня не тронул.

* * *

Поплакал – никто не осудит.Вина пригубил. Покурил.Покойники – тихие люди,Не надо бояться могил.

Пшено на бумажной салфеткеДля птиц. Над оградой – сирень.Нас ждут православные предкиНа кладбище в Троицын день.

* * *

Тане

Дремлет птичий заповедник,В кронах плещется пурга.Между первым и последним —Настоящие снега.

Глохнут слухи. Слепнут сплетни.Нам не надо лишних слов.Между первой и последней —Настоящая любовь.

* * *

Когда болел, мне не пилось, не елось.Зияла белой пропастью кровать.Хотелось умереть… Но не хотелосьМучительно и долго умирать.

А выздоровел – плакалось и пелось.Парила белым облаком кровать.Хотелось жить… Но вовсе не хотелосьМучительно и долго выживать.

* * *

Доят коров, надев косынки,Хозяйки в хоре петухов.И накрывает мама крынкиМоими книжками стихов.

О ветре утро вспоминает,Спросонья дышится легко.Стихи чисты, и мама знает:От них не скиснет молоко.

Цветок

Я был красив, и молод, и любим…Но зыбко все и скоротечно в мире.Как там цветок, что именем моимТы назвала, живет в твоей квартире?

Я счастлив был… Но кратко и давно.И лишь цветок не понимает сроки.Он воду пьет, как я с тобой виноПил и тонул в глазах твоих глубоких.

И свет зари, и колокольный звон —Все в памяти красиво… И нелепо:Вокруг – снега, но зеленеет онВ твоей квартире, превращенной в крепость.

Когда проходишь мимо, не спешиДверь отворить в поземку утром ранним.Цветок – земная тень моей души,Ты согревай его своим дыханьем.

* * *

Памяти моего отца

Александра Евгеньевича Орлова

Неожиданная пристань —Старый дом и старый сад.В этом доме чисто-чисто,Словно сотню лет назад.

Скрип – рассохлись половицы.И часы двенадцать бьют.Мне не спится… Мне не спиться…В этом доме мало пьют.

Все уютно и степенно:Богородица в углу.Фотографии на стенах,Лунный зайчик на полу.

Дремлет галстук. Дремлет блузка.Дремлет кошка на окне.То, что я родился русским,Этот дом напомнил мне.

* * *

Зной… В речке нежится карась.Дождь спрятался в кадушке.И, словно стадо, разлегласьДеревня на опушке.

Какой незыблемый пейзаж!Ни шума, ни движенья.Земля похожа на мираж:Покой и отрешенье.

Вечерний холодок зариНе скоро пыль остудит.…Но приглядись: уже вдалиСтога возводят люди.

* * *

И хриплый голос теплохода,И предвечерний холодок…Как предусмотрено природой,Уходит юность за порог.

Я не окликну, провожая,Легко забывшую меня.И, словно женщина чужая,Она уйдет на склоне дня.

Не буду пристальней и строжеСмотреть на выцветший закат.И станет прошлое дорожеОт предназначенных утрат.

* * *

Печь топлю. А под окошком ветерЯблоню сгибает, словно трость.Я случайный гость на этом свете,Но забыл, что я всего лишь – гость.

Не один такой. Наш мир непрочен.Хрупко и здоровье, и семья.В сердце – холодок бессонной ночи.Трость… Пижама… Желтая скамья.

Взгляд растерян, разговор отчаян.И смешон тот врач, что учит жить.Он распределяет, как хозяин,То, что смертным не принадлежит.

Копим деньги. Тайно строим планы.Ищем славу там, где ждет позор.Все нелепо и немного странно…Лишь на небе – воля и простор.

А когда меня задует вечер,Словно догоревшую свечу, —Обретая призрачную вечность,Сизым дымом в небо улечу.

* * *

И мороз, и ветерок тщедушный.Снежной птицей – на земле зима.Солнце в небо, словно шар воздушный,Подымает на дымах дома.

А в домах – веселый свет улыбок.Здесь привыкли ближнего любить.Как огромен мир! Но как он зыбок!Не забудь его благословить.

* * *

Прогнулась крыша. Моль побила шторы.Крыльцо осело, а штакетник дряхл.Здесь все хромает… Даже помидорыБредут в июль на длинных костылях.

Округа жизнь смиренно принимает.Безлюдье. Нищета. Печальный вид.Прихрамывает бабка. Дед хромает.А совесть крепко на ногах стоит.

* * *

Холодно и сыро. Солнце тусклоСветит. Имярек – безродный век.Я родился русским, жил по-русскиИ умру как русский человек.

Отпоют священники и ветрыПрах. И ляжет крест на аналой.Я хочу, чтоб два квадратных метраОставались русскою землей.

* * *

Как статуи, пугал фигурыВстречаю на сельском пути.И, словно веселые куры,Стучат по калиткам дожди.

Целует реку у часовниНа цыпочки вставший родник.А рядом – к избушке крыжовникКолючей щекою приник.

Герань отражается в раме.Придвинуты стулья к столу.Гроб с музыкой – черный динамикЗатих под иконой в углу.

И прожито много, и многоУтрачено веры и сил.Но, видно, недаром у БогаЯ тихую пристань просил.

* * *

Скорбит у крыльца осина.Над крышей умолк скворец.«Во имя Отца и Сына…»В могильной земле отец.

Цветут лопухи у тына.В бурьяне увяз овин.Во имя отца и сынаУшел на чужбину сын.

В отцовской избе пустынно.В углах полумрак и стынь.«Во имя Отца и Сына…Аминь!»

* * *

Б. Подопригоре

«Седина и морщины,Шрамы, пристальный взгляд —Украшенье мужчины», —Вслед старушки острят.

Проще будь и добрее.Помни: сердце – не лед.Тот красиво стареет,Кто красиво живет.

* * *

Свечка. Зеркало. Слеза.Ночь. Часы стоят.Сам себе смотрю в глаза,Холодеет взгляд.

Закричу, судьбу кляня, —Оборвется крик.Безразлично на меняСмотрит мой двойник.

Мрак. Бессмысленный турнир.Воткнут взгляд во взгляд.Слеп потусторонний мир.И часы стоят.

* * *

Низкой тучи полет.Шум воды, как в морях.Дождь идет и идет.Время стало в дверях.

Ни блескучей грозы,Ни чужих голосов.Дождь идет, как часы,Только вместо часов.

В небесах журавли.Отодвину засов.Дождь дошел до земли,Словно гиря часов.

То в киоте Спаситель.То в рамочке вождь.Время – это медлительныйДлительный дождь.

* * *